При взгляде на летописца лицо девушки залилось густым румянцем: ведь они с Тристаном стояли перед господином, крепко обнимаясь!

— Успокойся, принцесса, — с лаской в голосе молвил летописец. — Можешь пробыть с моим рабом, сколько душа пожелает. В этой комнате ты вольна проводить время с теми, с кем тебе будет угодно. Когда же ты ее покинешь, то вновь вернешься к своим обязанностям.

— О, господин! — воскликнула Красавица и упала на колени, чтобы поцеловать его туфли.

Любезно приняв ее благодарность, Николас поспешил оставить Тристана с принцессой наедине. Красавица тут же вскочила и кинулась в объятия принца, и он, открыв рот, стал с жадной ненасытностью ловить ее поцелуи.

— Моя милая… моя чудесная… ненаглядная… — бормотал юноша, покрывая поцелуями ее лицо и шею. Его напрягшийся член тут же упруго ткнулся ей в живот.

В приглушенном сиянии свечей его красивое тело казалось поистине совершенным, золотые волосы словно сами испускали свет. Красавица заглянула в эти прекрасные васильковые глаза и поднялась на цыпочки, чтобы воздеться на него, как недавно проделала это в невольничьей повозке.

Принцесса обхватила Тристана за шею, впустив в свое раздавшееся лоно его крепкую плоть и чувствуя, как юноша буквально припечатал ее к себе. Потом он осторожно двинулся с ней назад и опустился на небольшую, обшитую дубом кровать с зеленым атласным покрывалом. Он откинул голову, распростершись на подушках, и Красавица оказалась сверху.

Сильные ладони Тристана приподняли ей груди, пальцы ласково потискали соски. И потом он держал ее трепещущие округлости, пока Красавица двигалась на нем взад и вперед, то приподнимаясь насколько возможно, чтобы не потерять его горячий стержень, то резко опускаясь обратно и в поцелуе утопая губами в его губах.

Наконец Тристан застонал, его взгляд потемнел. Почувствовав, как принц извергся в ней, девушка яростно забилась в блаженном экстазе, пока последние мощные толчки не пригвоздили ее к нему, дрожащую, с вытянутыми в сладостном напряжении ногами.

Некоторое время они лежали рядом, держа друг друга за руку, потом он ласково отвел ей волосы назад, произнеся:

— Ненаглядная моя Красавица…

И снова поцеловал принцессу.

— Тристан, а почему твой господин позволяет нам этим заниматься? — спросила Красавица, хотя в своей сладостной истоме ее уже не особо это беспокоило.

На столике рядом с кроватью горели свечи, и их сияние словно обволакивало и делало объемными все находившиеся в комнате предметы — за исключением, пожалуй, огромного зеркала с золотистой поверхностью.

— О, этот человек полон тайн и загадок, и к тому же наделен невиданной внутренней мощью. Он делает лишь то, что доставляет ему удовольствие. Сегодня, например, ему приятно видеть меня с тобой, а завтра он с не меньшим удовольствием прогонит меня плетью по городу. И очень может быть, он полагает, что присутствие одного из нас лишь усилит мучения другого.

Тут непрошеным гостем явилось к Красавице воспоминание о запряженном Тристане с конским хвостом.

— Я тебя видела, — шепнула она, вдруг покраснев. — В утренней процессии.

— Тебе все это показалось таким ужасным? — утешающим тоном произнес Тристан, снова целуя девушку.

На щеках принца проступил легкий румянец, совершенно не вязавшийся с его мужественным лицом.

Красавица была обескуражена такой его реакцией.

— А по-твоему, тут не было ничего ужасного?

В ответ Тристан издал тихий, какой-то утробный смешок.

Принцесса легонько потянула, распрямляя, золотистые волоски, курчавящиеся у него от лобка к животу.

— Да, моя радость, это было восхитительно ужасно!

Девушка рассмеялась, заглянув ему в глаза, и снова жарко его поцеловала. Потом, спустившись чуть ниже, стала целовать, слегка покусывая, его соски.

— Мне так мучительно было это видеть, — призналась она неожиданно хриплым, совершенно не своим голосом. — Я лишь молилась, чтобы ты хоть как-то примирился с… таким…

— Я даже больше чем примирился, любовь моя, — усмехнулся Тристан, целуя ее в макушку, и от страстных ее ласк откинулся назад, на подушки.

Принцесса между тем забралась на его бедро, прижавшись к нему влажным лоном. Прихватив зубами один сосок, она слегка прищипнула другой, и в нахлынувшей волне желания Тристан тяжело задышал. Он порывисто опрокинул девушку на простыню и припал к ее губам, раскрывая рот языком.

— Нет, все же скажи… — настойчиво спросила Красавица, чуть отстранившись от его поцелуя. Его член ищуще скользил по ее лобку, мягко прижимаясь к густому курчавому пуху. — Обязательно… — Ее голос сорвался на шепот: — Как ты мог… Эта сбруя, удила… И этот чудовищный хвост! Как ты дошел до того, чтобы все это принять?

То, что он с этим полностью примирился, принцесса чувствовала сама. Это ощущалось при виде нынешней процессии. Однако она хорошо помнила, каким он был с ней в повозке, когда их везли из замка в городок, — тогда она боялась за Тристана, что он чересчур горд, чтобы так откровенно себя раскрыть.

— Просто я нашел своего господина, — объяснил принц. — Того, кто своими наказаниями приводит меня в состояние гармонии. Но ты должна знать… — Он снова стал целовать девушку, и его пенис, отыскав влажные лонные губы, упруго уперся в клитор. — Это было — и всегда будет — полнейшим подавлением духа.

Красавица приподняла бедра, чтобы впустить его в себя, и вскоре они, слившись, закачались в унисон. Тристан глядел на нее сверху, и его могучие плечи удерживались над ней мускулистыми руками, точно крепкими колоннами. Приподняв голову, девушка стала целовать его соски, а ее пальцы тем временем слегка потискали ягодицы, ласково пробежались по оставшимся на них тонким припухшим рубцам, поглаживая воспаленную кожу, и наконец пробрались к шелковистой, чуть сморщенной коже вокруг ануса. От ее прикосновения Тристан возбудился еще сильнее, задвигавшись быстрее и яростнее.

Неожиданно для себя самой принцесса потянулась к прикроватному столику, сняла с серебряной подставки одну из толстых восковых свечей, быстро смахнула пламя и примяла пальцами оплавленный конец. После чего поднесла подостывшую свечу к анусу принца и решительно вдвинула внутрь. Тристан резко зажмурился, напрягся. Ее собственное лоно словно сделалось тугой преградой для его настойчиво бьющегося члена, набухший клитор готов был взорваться от напряжения. И энергично ворочая в анусе юноши свечу, девушка резко, пронзительно вскрикивала, чувствуя, как горячий поток спермы рывками изливается в нее.

Потом они лежали рядом, отбросив ненужную свечу. Она мысленно дивилась тому, что только что сделала, Тристан же лишь поцеловал ее, ничего не сказав.

Потом он поднялся, налил в кубок вина и поднес к губам Красавицы. Растерявшись, она приняла бокал и стала пить, как настоящая леди, удивляясь давно забытым ощущениям.

— Ну а как ты поживаешь, моя Красавица? — поинтересовался принц. — Так и была все время строптивой? Признайся.

Девушка помотала головой.

— Я попала в руки к ужасным и свирепым хозяевам! — Она тихо рассмеялась.

Потом описала Тристану, какими наказаниями потчевала ее госпожа Локли, как та издевалась над ней в кухне, как обращается с ней капитан, как проходят ее вечера в трактире с солдатами. Не могла она не упомянуть и о физической красоте обоих ее владетелей.

Тристан внимал ей с мрачным видом.

Затем девушка завела речь о сбежавшем принце Лоране.

— Я прекрасно знаю, что, если я убегу, меня непременно найдут, точно так же накажут, и оставшиеся годы службы я проведу здесь, в городке, — убежденно сказала она. — Скажи, Тристан, по-твоему, разве это очень плохо, что я хочу так поступить? Я лучше убегу, нежели вернусь в этот замок.

— Но, если ты попытаешься сбежать, тебя уж точно отберут у госпожи Локли и капитана, — рассудил принц, — и продадут новым хозяевам, которые будут обходиться с тобой еще суровее.

— Это не важно, — возразила Красавица. — Ведь на самом деле вовсе никакой не господин и не госпожа своими наказаниями вселяют в меня гармонию, как ты сказал. Это делают их суровость, хладнокровие и полная безжалостность. Я хотела оказаться полностью поверженной, раствориться в обрушившихся на меня карах. Я обожаю капитана и души не чаю в госпоже Локли — но, думаю, в этом городе найдутся и другие хозяева с железной рукой.

— Ну, ты меня удивляешь! — пожал плечами принц и снова предложил ей вина. — По мне, так я настолько полюбил Николаса, что совершенно беззащитен перед ним.

Тогда Тристан поведал Красавице обо всем, что произошло с ним за это время, и о том, как они с летописцем предавались любовным утехам, и как долго беседовали наедине, и как ночевали на склоне холма у костерка.

— Сегодня я второй раз побывал на позорищной «вертушке», в самый полдень. Я был в совершенно растрепанных чувствах, не в силах избавиться от страха. Самый ужас — когда меня потащили вверх по ступенькам. Ведь теперь-то я хорошо знал, что меня ждет! Но с помоста я увидел всех собравшихся на ярмарочной площади — причем куда ярче и отчетливее, нежели при свете факелов. В смысле разглядел не каждое лицо или предмет в отдельности — я постиг великий замысел, частью которого являюсь! И под страшным, суровым наказанием моя душа вскрылась, точно лед на реке. Все мое нынешнее существование — будь то на «вертушке», или в упряжи, или в руках хозяина — суть стремление, чтобы меня использовали… Ну, как используют тепло огня! Чтобы всецело раствориться в воле других людей. При этом всем управляет воля моего господина, и именно через него я попадаю к тем, кто вожделеет меня или желает лицезреть мои муки.

Красавица изумленно смотрела на него во все глаза.

— Если так, то ты предал свою душу, — медленно произнесла она. — Ты препоручил ее своему господину. Я этого не сделала, Тристан. Моя душа — всегда моя. И это единственное, чем на самом деле может обладать раб. И я совсем не готова ее лишиться. Я могу всем телом отдаться капитану, или его солдатам, или трактирщице — но моя душа принадлежит только мне, и никому больше. Я покинула замок не для того, чтобы обрести любовь, которой не смогла найти там. Я хотела, чтобы меня низвергла и растоптала грубая сила куда более суровых и безразличных господ.