И куда я попала? Что происходит?

— Отдать анкету, — мне все же удается вспомнить причину, по которой я покинула пределы центра. Поднимая руку, в которой до этого держала документы, понимаю, что их уже нет там. Где анкета? Выронила?

Отступаю на пару шагов от Златогорского, тем самым полностью освободившись от дурацкого и раздражающего состояния, когда я не соображала, что творю и что происходит, когда почти полностью потеряла контроль над собой. Не поднимая взгляда на продюсера, ищу глазами листочки. Оглядев весь плиточный пол вокруг себя, поднимаю взгляд на охранников, в надежде, что они подняли анкету, но нет, их руки пусты.

Боже ну где же эти проклятые бумаги с ужасными вопросами на них.

— Я, кажется, потеряла ее, — говорю сама себе, констатируя факт.

— Потеряла или ее не было? Ты решила просто пройтись, погулять? — с насмешкой интересуется один из охранников, кажется тот, что не выпустил меня.

— Потеряла! — рявкаю на него, послав недовольный взгляд, намекающий на убийство в случае продолжения издевок.

— Где? — прокашлявшись, спрашивает продюсер, и я вынужденно поворачиваюсь к нему, столкнувшись с его ледяным взглядом.

А вообще, чего греха таить? Я искала повод вновь посмотреть на него. Хоть на пару секунду поймать его взгляд и… удержать? Нет, глупости! Всякие глупости лезут в голову! Не слушайте меня. Я просто хочу спать, а организм решил получить небольшую дозу адреналина и приключении перед сном.

— Где-то тут. Я не помню… — отвечаю я, поведя рукой в воздухе. Пожав плечами, обхватываю их ладонями, зябко ежась. Холодно! Вновь хочется того тепла, что исходило от Златогорского, но я не собираюсь в этом признаваться даже себе, не то, что ему. Тело чувствует холод и пустоту, которую можно заполнить лишь одним словом-просьбой: «Обними!». Этому слову не суждено сорваться с моих губ никогда. По крайней мере, я не стану просить об этом продюсера, который только и делает, что хамит мне постоянно. Кто угодно, но не этот Нарцисс.

— Замерзла? — спрашивает продюсер, заметив жест, которым я пыталась привести себя в норму — вновь стать привычной Ксюшей, у которой никогда не случалось временного помутнения.

— Немного, — вру я, хотя ложь во благо — не ложь, а метод спасения себя или кого-либо.

Глупое оправдание, не так ли?

— Хорошо. Иди в свою комнату. Я тебе занесу еще одну анкету, раз эту ты потеряла, — произносит он, выделив слово «потеряла» такой интонацией, словно я совершила преступление. Осмотрев меня еще раз, заходит в центр, а следом за ним всего один охранник — тот самый, что хромал.

— Девушка, заходите в центр. Прошу, не стойте на холоде. Простудитесь и вылетите из конкурса. Вам это надо? — улыбнувшись, говорит охранник, которого продюсер оставил внизу.

— А Златогорский…

— Владислав попросил вас ждать его в вашем номере. Думаю, вам следует послушать его, — улыбнувшись еще шире, советует секьюрити. — Он не любит неповиновения.

Что? Не любит? То есть, я теперь, как собачонка, должна бежать в свою комнату и преданно ждать «хозяина»? Дуля с маком ему! Когда захочу — тогда и вернусь. А если и вернусь, то не факт, что пущу внутрь. Я хотела избавиться он анкеты? Да! Избавилась? Да! Дальше не мои проблемы. Анкета в здании центра, кто-нибудь найдет, а я пойду спать. Делать мне нечего, как Нарцисса ждать. Я ему не жена, не любовница… Мы чужие друг другу люди.

Глава 15

Ксюша

Я шла в свой номер с чёткой мыслью о том, что не впущу Златогорского. Даже дверь закрыла на замок и трижды это проверила. Но кто же знал, что Златогорский не придет?

Так и представляла себе, что он придет, будет стучать в двери, а я ему скажу, что гостей не принимаю и попрошу его зайти завтра, если будет что-то очень важное. Нарцисс бы разозлился на меня в очередной раз, а мне было бы плевать, потому что не надо меня обижать.

И вообще, что я сделала ему такого, что он ненавидит меня с самого начала? Случайно ударила при первом знакомстве? Так, случайно же! Просто он высокомерный индюк, мнящий себя королем этого мира или даже всей вселенной.

Прождала его три часа, сидя на кровати, с каждой секундой злясь все больше и больше. Черт возьми! Я его ждала, а он меня обломал! Ну, кто так делает? Обещал же прийти… Где его носит?

Впускать-то я его не собиралась, но ждала ведь обманщика!

— Нет! Больше я ждать не намерена, — сказала сама себе, решительно встав с кровати и пройдя к шкафу.

Сменив свою майку и спортивные штаны на ночную нежно-розовую пижаму от Виктория Сикретс.

Вот сейчас я точно не открою дверь! Не хочется перед продюсером своими прелестями светить. Не заслужил!

И что бы вы думали?! Не успела я прикрыть глаза, лежа в постели, готовая отправиться в нежные объятия Морфея, как в дверь громко постучали. Сердце подпрыгнуло и едва не пробило грудную клетку. Я понимала, кто именно за дверью и от этого улыбка сама по себе расползлась по моему лицу.

Пусть стучит, Ксюши нет дома! Она в сонном царстве.

Спустя полминуты стук повторился, что порадовало меня еще больше.

— Роксен? — позвали меня за дверью и дернули за ручку.

Фига с маком! Пусть идет обратно. Свою миссию он выполнил — пришел и осчастливил меня. Молодец, конечно, но не впущу.

— Рокси? — вновь позвал меня Златогорский. — Я знаю, что ты в комнате. Я принес анкету.

— Я уже сплю, — крикнула ему.

— Время половина десятого вечера, — отметил он.

— Да, у меня режим!

Режим «антиНарцисс»!

— Мы быстро, — хохотнув, обещает он.

— Я уже сплю, — повторяю, но встаю с кровати, чтобы тихо на цыпочках подойти к двери.

— Эта анкета обязательна к заполнению, — настаивает он.

— Я завтра ее заполню.

— Мы так и будем говорить через дверь?

— Вас что-то смущает?

— Предпочитаю смотреть человеку в глаза, а не на дверь.

— Правда? А мне нравится смотреть на нее. Это же ведь оттенок Капучино?

— Венге. Капучино — это бежевый.

— Правда? Не знала…

Конечно не знала! Я вообще не понимаю ничего в интерьерной расцветке. Один раз услышала от мамы о столах цвета Капучино — вот и ляпнула первое, что вспомнила.

— Венге отлично сочетался с бардовыми стенами коридора и внешним обликом центра. Я хотел «темный дуб», но в момент в магазине не было в наличии столько дверей этой расцветки. Пришлось бы ждать еще два месяца, а еще… — начинает он точь-в-точь, как мой папа, когда рассказывает о чем-то, что ему интересно.

Продюсер вдруг резко замолчал, чтобы в тот же момент чуть ли не крикнуть:

— Рокси, открой дверь!

— Не хочу! Я раздета!

— Чего я там не видел? — гаденько хихикает Златогорский.

— Моей секси-пижамки!

Ну, да, не очень-то она и секси, но зачем это знать продюсеру? Пусть немного пофантазирует! Не повредит…

— Поверь, я видел достаточно девушек в пижамах и без них. Одна твоя пижама ни на что не повлияет. А также, ты можешь одеться, я подожду. Да и пижаму сексуальной делает девушка, а не пижама девушку, а ты, извини, не привлекаешь меня. Так что, переодевайся! Я жду.

Я не сексуальна? Он считает меня замухрышкой?

Делать мне нечего, как переодеваться! А что если… Нет, Ксюша! Не надо об этом думать. Ксюша не смей этого делать! Ксюша!

Распустив волосы, что были собраны в пучок, руками взбиваю их, придавая объём, натягиваю пижамные шорты чуть выше, чтобы они казались больше похожими на трусики, чем на шорты. Хитро прищурившись, расстёгиваю рубашку снизу наполовину и завязываю полы под грудью. Расстегнув парочку пуговиц сверху, мысленно осеняю себя крестом и поворачиваю ключ в замке.

Надеюсь, это мне потом не аукнется.

Выпятив попку назад, грудь — вперед, соблазнительно отставляю в сторону ножку, после чего медленно открываю дверь.

— Ну, где анкета? — томно мурлыкаю и ослепительно улыбаюсь паразиту.

— Она… — удивленно моргает Владислав.

Его взгляд невольно отвлекается от моего лица, сползая ниже. Конечно, сейчас очень трудно смотреть мне в глаза! Какое-то время продюсер разглядывает меня, задерживаясь в особо интересных ему местах. Груди он уделяет больше всего времени, чуть не облизываясь на соски, которые набухли от такого внимания им. Все мое тело горело и мелко дрожало от стыда и непонятного мне чувства, но я уже не могла прекратить этот глупый спектакль.

Меня завораживало то, как он разглядывает меня. Кроме того, невероятно нравилось отвечать ему тем же. Разбитая губа уже немного поджила, и небольшая болячка напоминала ранку от герпеса. Синяк, который уже успел проступить на его щеке, был замазан чем-то, делая его чуточку меньше заметным.

Тоналка? Зачем он замазал его?

— Где анкета? — спрашиваю его, видя ее в его руках. — Тут? — указываю на свои ноги, что он рассматривал, не прерываясь, последние пару секунд. Провожу по своей ноге пальцем, гладя ее аккуратно, чуть ли не до самой коленки. — Или тут? — поднявшись вверх, вырисовываю ногтем круг на бедре по шортам. — Господин продюсер, вы меня слышите?

— Да! — отвечает он, сглотнув, и пристально смотрит мне в лицо, что ему удается с явным трудом.

— Ну, тогда где она? — спрашиваю его со смешком.

— Кто — она? — хмурится Златогорский.

— Ну, она… — продолжаю издеваться.

— Кто — она? — наш продюсер начинает злиться.

— Владислав, вы что, совсем меня не слушали, пока так откровенно разглядывали? — картинно возмущаюсь, будто не этого добивалась минутой ранее.

— Я? Я тебя не разглядывал! — протестует Златогорский.