Обхватив ладонями груди, она закрыла глаза. — С тобой все непредсказуемо. Я никогда не знаю, что ты сделаешь в следующий миг, где дотронешься до меня и как. И это всегда неприлично! Так чудесно неприлично! То, что ты делаешь со мной руками, губами… — Она уронила руки на его грудь. — Ты вообще представляешь, что это значит — обнаружить в тридцать лет, что у тебя есть половое влечение?

— Нет, — он не мог не улыбнуться ей. Такая очаровательная пьянчужка! — Я обнаружил свое в шестнадцать и с тех пор никогда не выпускал из виду.

Лора рассмеялась, откинув голову, и у него зубы заболели от желания впиться в это нежное белое горло.

— О, но так, как у меня, гораздо лучше. Наверняка, лучше! Это как найти приданое Серафины. Ты каким-то образом знаешь, что оно где-то тут, рядом; во всяком случае — надеешься на это. А потом вдруг находишь все эти чудеса.

— Ну, раз уж ты обнаружила свое половое влечение, — его руки скользнули по ее телу, — почему бы нам не воспользоваться им?

— Я хочу помучить тебя! — Она снова наклонилась и провела зубами по его подбородку. — Может, ты даже взмолишься…

— По-моему, ты слишком самоуверенна.

— Вовсе нет. Я бросаю тебе вызов! — Лора деловито поддернула рукава рубашки, но они тут же упали обратно. — Если ты настоящий мужчина, то согласишься не касаться меня, пока я не разрешу тебе!

Майкл приподнял брови, не совсем понимая, что она задумала.

— Боюсь, ты много потеряешь, солнышко.

— Я так не считаю. — Лора прижала руки Майкла к его бокам. — Никаких рук! Кроме моих.

Она опустила голову, легко провела губами по его губам, поддразнивая, пощипывая.

— Марго сказала, что у тебя сладкие губы, — прошептала она, и Майкл вздрогнул, вызвав ее улыбку. — Она была права. Думаю, я задержусь здесь на некоторое время…

И она задержалась на его губах, меняя глубину и окраску поцелуя — то легкого, то пылкого и настойчивого.

У него ныли пальцы, так хотелось коснуться ее, но Майкл честно прижал руки к ковру.

— Не так плохо для новичка, — умудрился сказать он охрипшим от нестерпимого желания голосом.

— Я быстро учусь! Майкл, у тебя сердце грохочет…

Лора куснула пульсирующую жилку на его шее, а затем вцепилась в рубашку на плече и потянула. Шов не поддался, и Майкл хихикнул — над ее чудачеством, над своим отчаянием…

— Хочешь, я сделаю это за тебя?

— Я вполне могу справиться! — Лора чуть отодвинулась, не сводя глаз с его лица, и дернула сильнее. Шов распоролся, обнажив мускулистое плечо, и она набросилась на него, как голодная кошка. — О, как мне нравится твое тело! — прошептала она, разрывая его рубашку. — У тебя такое прекрасное тело — крепкое, мускулистое, в шрамах… Я хочу его!

Ее губы скользнули по его плечу, груди — быстрые жадные укусы, поцелуи, скольжение языка… Но, когда Майкл поднял руки к ее бедрам, она оттолкнула их прочь: — Не смей!

Лора сбросила с себя рубашку и снова принялась за работу. Майклу казалось, что она разрушает, опустошает его; такого он и представить себе не мог. Она брала его так, как никто никогда не брал! Жадно, настойчиво. Ему стало тяжело дышать, потом совсем перехватило дыхание, а, когда ее язык скользнул по животу, он застонал. Каждый его мускул задрожал, словно готовая лопнуть тетива.

Мысли проносились и исчезали с такой скоростью, что он ни одну из них не успевал разобрать. Одно безумное ощущение прогоняло другое. Ее аромат, изысканный и царственный; сияние ее кожи, блестящей, словно влажная роза; прикосновения ее ладоней, неугомонных, как само вожделение…

Потеряв голову от сознания собственной власти, Лора быстро расстегнула пуговицу на его джинсах и почувствовала, как напряглось его тело — точно бегун на старте. Она коснулась его губами там, где кончалась ткань и начиналась плоть, и услышала, как он с трудом выдохнул ее имя.

«Я могу сделать это с ним! — подумала Лора, дразняще проникая языком под ткань. — Я могу сделать его беззащитным и слабым, могу вызвать яростное желание в сильном, полном жизни мужчине! Я могу взять от него все, что хочу!»

Она приспустила его джинсы, впилась зубами в бедро и услышала хриплый выдох. И поняла, что он беспомощен перед ней. А она всесильна! И она обняла губами его мужское естество, взяла его во влажные бархатные тиски и свела Майкла с ума.

Его руки вцепились в ее волосы, его тело забилось под ней. Когда ее губы снова поднялись к его животу, Майкл уже был готов на убийство, если немедленно не получит ее.

Он рванул голову Лоры назад и приподнялся; его глаза обожгли ее, его губы сомкнулись на ее губах.

— Я не разрешила тебе дотрагиваться до меня! — выдохнула Лора, когда его губы поставили свое клеймо на ее горле, плечах, груди. — Ведь ты до сих пор не взмолился…

— Я хочу тебя. Сейчас. Черт побери, впусти меня!

Лора победно откинула голову и расхохоталась как безумная. Сомкнув ноги на его талии, она изогнулась назад и закричала, содрогаясь от наслаждения. Ее бедра запульсировали, оргазм наступил мгновенно.

— Еще! — потребовала она, впиваясь ногтями в его спину, ослепнув от алчности. — Майкл, еще! И приняла его полностью. Майклу казалось, что буря сокрушила его, но он не сводил с Лоры глаз. Она поднималась и падала над ним, ее глаза превратились в обжигающие щелочки. Но зверь, проснувшийся в нем, не уступал ей, пока она не довела их обоих до изнеможения.

Сквозь пелену, застилающую глаза, Майкл видел, как она словно растаяла, чувствовал ее дрожь. Его собственное тело казалось бесплотным, невесомым: он держался за Лору, словно она была единственным, что связывало его с жизнью.

— Я говорила тебе, что смогу это сделать! — прошептала она, прижимаясь губами к его горлу.

— Да, и ты это доказала. — Он провел губами по ее волосам, утопая в них, упиваясь ими. — Лора…

Он произнес ее имя тихо, почти про себя. Потом закрыл глаза и постарался — ради них обоих — не слышать остальных слов, звеневших в нем: «Я люблю тебя. Люблю тебя».

— Ты ведь, хотел меня, правда?

— Да. Я хотел тебя.

Ее волосы пахли солнечным светом, снова вызывая в нем слабость.

— Майкл, ты сделаешь для меня кое-что?

— Да.

«Я сделаю для тебя что угодно», — подумал он и ужаснулся этой мысли.

— Отнеси меня, пожалуйста, в кровать. Я совсем пьяная.

— Конечно, малышка. Держись!

Майкл встал вместе с ней, и даже будучи почти в бессознательном состоянии, Лора чувствовала, как победно трепещет ее сердце.

— И еще одно… — Она со стоном уронила голову на его плечо, и Майкл запаниковал.

— Потерпи немножко, не волнуйся. Я позабочусь о тебе. Все будет отлично.

— Ладно. — Лора свернулась на его груди — теплая, мягкая, доверчивая — и вдруг замигала от резкого света. — Что… Что случилось? — Она подняла голову и с недоумением огляделась. — Почему мы в ванной?

— Когда тошнит, здесь удобнее всего. Давай, выверни вино, солнышко, и тебе станет легче.

— Но я вовсе не собираюсь выворачивать отличное шампанское! Почему ты решил, что меня тошнит? — Лора внезапно расхохоталась. — Боже, Майкл, ты просто прелесть! — Она подняла голову и крепко поцеловала его. — Какая проницательность! Какая предупредительность! Ты такой сладкий, что я готова съесть тебя прямо сейчас.

Мой герой!

Майкл смущенно прищурился.

— Может, мне все-таки стоит сунуть твою голову в унитаз? А если тебе жалко шампанского и шоколада, что же ты тогда хочешь?

— Я же сказала: отнеси меня в постель. Я думала, ты понял. — Улыбаясь, она провела пальцем по его груди. — Я хочу, чтобы ты снова захотел меня! Если, конечно, ты не сочтешь это наказанием…

Он посмотрел на нее сверху вниз — на эту теплую, розовую обнаженную женщину. Его женщину!

— Пожалуй, я справлюсь.

— Прекрасно, а ты не смог бы… — Лора наклонилась к нему и зашептала что-то на ухо, от чего вся его кровь хлынула прямо в пах.

— Это довольно экзотично, но… — Он направился прямиком к кровати. — Учитывая обстоятельства…

18

Испытывая первое в своей жизни похмелье, Лора обнаружила, что это совсем не так забавно, как первое опьянение. Вместо ликования и восхитительных хаотичных мыслей, ее голова была полна шума — словно надрывался школьный оркестр под управлением неумелого дирижера, а ударная группа радостно колотила прямо в левый висок.

Она не чувствовала больше свободы и легкости. А во рту был такой отвратительный привкус, словно она накануне наелась грязи.

Лора испытывала благодарность к Майклу за то, что он деликатно оставил ее одну и не был свидетелем ее унижения.

Она даже не беспокоилась о том, что провела всю ночь в его постели и теперь ей придется пробираться в дом под вопросительными взглядами домочадцев.

Она просто стояла под душем, пытаясь усмирить безжалостных барабанщиков, и вдруг закусила губу, осознав, что новый услышанный ею звук — ее собственное жалобное хныканье.

В иных обстоятельствах Лора никогда бы не стала копаться в вещах Майкла, но сейчас, не испытывая ни малейших угрызений совести, что она обыскала его аптечку и все ящики в ванной, чуть не зарыдала от облегчения, обнаружив наконец пачку аспирина.

Она взяла сразу четыре таблетки — еще одно нарушение традиций — а затем, подумав немного, решила, что все равно дальше уж некуда — и воспользовалась его зубной щеткой.

Только после всего этого, одевшись и причесавшись, Лора посмотрела на себя в зеркало, но даже тогда это было ошибкой. Смертельно бледное лицо, синяки под распухшими глазами… И поскольку у нее не было с собой даже тюбика губной помады, она ничего не могла с этим поделать!

Понимая, что все равно придется выходить, она спустилась по ступенькам и тихо застонала, когда горячие острые иголки солнечного света впились в глаза. Теперь ее голова уже не казалась вместилищем обезумевшего оркестра, теперь она просто была стеклянной. Из очень тонкого и очень хрупкого стекла… И эта стеклянная голова готова была в любой момент свалиться с ее шеи!