Адам поставил ящики один на другой и прошел с ними за хозяйкой по тускло освещенному коридору в огромную кухню, где над плитой и столами висели на крючках медные кастрюли и сковородки. Адам поставил свою ношу на стол.

— Куда их поставить? — У него сосало под ложечкой, и вообще Адам чувствовал себя отвратительно.

— Вы — настоящий джентльмен, — объявила Миранда. — Оставьте их здесь, я разберусь с ними позже.

Адам снова повернулся к Миранде.

— Вы случайно не знаете, куда уехала Кори?

— В аэропорт.

У Адама перехватило дыхание.

— Буэнос-Айрес?

Миранда пожала плечами.

— Я предупреждала, что нельзя выходить за него замуж, говорила, что таких мужчин невозможно забыть, что это на всю жизнь, как последствие гепатита. Хотите чашку чаю, дорогой мой? Вы выглядите немного бледным.

С ним не происходило ничего особенного, просто приходилось прикладывать все усилия, чтобы не потерять присутствие духа и рассудок наконец.

— Буэнос-Айрес, — повторил он. — Неужели это все?

— Она — забавная девочка. Умненькая, но только не когда речь идет об этом человеке. — Миранда погладила одну из своих кошек. — В этом случае у моего Люцифера здравого смысла гораздо больше, чем у бедняжки Кори.

Адам давно предчувствовал, что у него открывается язва, однако он сильно сомневался, сумеет ли ее пережить. Он запомнит это дело надолго, чем бы оно ни закончилось. Он запомнит эту женщину навсегда, чем бы ни кончила она…

— Она сказала вам, что встретится с ним?

— Не то чтобы так и сказала, мой дорогой, но она полетела туда не для того, чтобы навестить отца, — это точно. И в глазах ее было такое странное выражение, когда она прощалась со мной. У нее, бедной глупышки, все было написано на лице. Честно говоря, я никогда не верила, что он мертв. А вы?

А он никогда не верил ничему, особенно тому, что так глупо в нее влюбится.

— А она не сказала, где должна встретиться с ним в Буэнос-Айресе?

Миранда покачала головой.

— Нет, дорогой мой. Она просто сказала, что летит в Буэнос-Айрес.

В подвале, где находилась квартира Миранды, вовсю работали кондиционеры, но Адам все равно обливался потом.

— Можно мне воспользоваться вашим телефоном? — спросил он.

Миранда не только разрешила ему позвонить, но еще и усадила в удобное кресло в своей швейной мастерской, налила пива и дала телефонный справочник. Адам позвонил в «Аэролайнз аргентинас», но все места на самолет, вылетающий через сорок минут, были уже заняты. Впрочем, он все равно бы не успел. Клерк отказался сообщить Адаму, была ли Кори среди пассажиров этого рейса. Адам обзвонил еще несколько авиакомпаний, самолеты которых летали в Буэнос-Айрес, и наконец заказал себе билет на пятницу, на послезавтра. После этого он молча просидел несколько минут. В комнату вошла Миранда.

— Вы собираетесь лететь за ней, не так ли? — спросила она.

Адам кивнул.

— Вы влюблены в нее, правда?

Снова кивнул.

Если вопрос Миранды о его чувствах к Кори показался ему несколько беспардонным, то вопрос, который задал ей Адам, наверняка показался пожилой даме полным бредом.

— Она случайно ничего не сказала про карликов?

Кем бы ни была Миранда Малон, она безусловно была особой чувствительной и не считала себя вправе судить ближнего. Качнув головой, она взглянула на Адама с грустным, почти материнским сочувствием и сказала:

— Не надо ничего придумывать, мой дорогой. Я уверена, когда ей удастся избавиться от этого человека, она сразу же оценит вас по достоинству. Так что не надо думать, что есть еще кто-то другой — карлик или же великан…

Что он мог сказать в ответ? Только поблагодарить ее за доброту. Адам ушел из дома Миранды, словно в трансе — ни живой, ни мертвый. И как он найдет Кори в Буэнос-Айресе? Адам вдруг представил себе, как бродит по городу в поисках карлика.

22

Итак, она снова в Буэнос-Айресе и идет по улице Кориентес, словно с того дня, когда бродила здесь в последний раз, прошли не годы, а всего несколько месяцев. Кори помнила счастливые времена, проведенные в аргентинской столице задолго до того, как она впервые сказала «прощай» Дэнни; до того, как с радостью приняла его возвращение в свою жизнь в Нью-Йорке; до того, как их совместная жизнь превратилась в фикцию, созданную Дэнни.

Улица Кориентес с ее яркими огнями, музыкой и звучащим повсюду смехом по-прежнему оставалась сердцем города. Кори решила, что Эрнандо объявится ближе к вечеру или же не объявится вообще. Кори была готова пережить в течение этого дня те же чувства, что испытала уже когда-то давно, — после того, как потеряла друга и отказалась пожертвовать собственным счастьем, чтобы вернуть друга обратно.

В Нью-Йорке Кори села на самолет и в четверг утром прибыла в Буэнос-Айрес, где остановилась в небольшом отеле «Реколета». Отель находился около того самого кладбища, куда заглянула Кори в четверг, чтобы навестить могилу матери. Бродя по узким аллеям кладбища мимо могил добропорядочных аргентинских граждан, Кори думала о том, что кладбище Реколета — весьма типичное для Аргентины место. Эклектичная архитектура памятников, поставленных представителям множества самых разнообразных культур и национальностей, была главной отличительной чертой этого места. У некоторых богатых склепов были витые железные воротца с латунными колокольчиками, у других — стеклянные двери и крылатые ангелочки на крышах. На фасадах каждого склепа были начертаны имена и профессии их обитателей. Кори всегда боролась с соблазном позвонить одним из висящих над дверьми колокольчиков, словно тот, кто лежал внутри, действительно мог встать и открыть ей.

Бродя по кладбищу, Кори ненадолго забыла о тоске по Дэнни.


Все остальное время Кори провела в номере отеля. Она боялась выходить на улицу, где могла встретить кого-нибудь, кто помнил ее в лицо.

В пятницу, когда она должна была встретиться с Эрнандо, зимнее августовское утро выдалось особенно холодным. Кори брела по улице Кориентес, заходя подряд во все маленькие книжные магазинчики. Кори абсолютно не сомневалась в том, где именно они с Эрнандо должны встретиться.

Кори не была особенно пунктуальной, но на этот раз она оказалось в нужном месте в точно назначенное время, плюс минус двенадцать часов, потому что из сообщения Эрнандо не было ясно одно — должна она прийти туда утром или вечером. Она шла и рассматривала газеты, журналы, книги, только что поступившие в продажу, и книги, стоявшие на полках, изучала списки книг, которые только ожидались. Она прошла до конца квартала, туда, где сливались улицы Кориентес и Каллао. На улицах было полно калек, бульвары кишели бездомными, в тени мраморных статуй, отделявших одну улицу от другой, стояли нищие. Машины вдоль тротуаров были украшены надписями, предупреждающими грабителей, что здесь нечем поживиться, многие прохожие закусывали на ходу. Казалось, здесь навсегда прошло время спокойных ленчей и сиест. Где же военные в отглаженной форме, разъезжающие на машинах и подбирающие после демонстраций трупы и мусор? Кори почувствовала, что стала бесконечно далека этому месту, которое было когда-то ее домом. Она больше не принадлежала ему, как и остальные «портенос» — так называли здесь иностранцев. Это слово подразумевало, что они прибыли сюда через порт, а не выросли здесь — значит, и всю жизнь они будут чужими в этой стране. Когда-то Кори принадлежала этому месту чуть больше, чем другие иностранцы. В ее жилах текла аргентинская кровь, предки обосновались здесь еще в девятнадцатом столетии, а мать Кори осталась здесь навсегда, внутри склепа из розового мрамора на кладбище Реколета. Отец тоже был здесь, к тому же фотография его красовалась в американском посольстве рядом с другими портретами бывших послов.

Кори пошла назад, мимо старых кафе с высокими окнами, деревянные рамы которых обычно открывали прямо на улицу, когда было тепло. Мимо кинотеатров, где шли американские фильмы, мимо нескольких забегаловок, в которых можно было быстро перекусить. Кори поплотнее запахнула пальто. Ей было холодно, она устала, она была испугана, и ей хотелось, чтобы Адам был сейчас рядом. Но это была уже совсем другая история… Все, что должно волновать ее сейчас, это встреча с Эрнандо и с Дэнни, хотя Кори все-таки не была уверена, что действительно увидит кого-либо из них. Но она решила использовать и этот шанс.

Всю жизнь Кори обвиняли в отсутствии чувства юмора. Говорили, что она очень серьезная девочка, трудолюбивая и настойчивая, совсем не такая, как ее сверстники, которые ходили на танцы, флиртовали, влюблялись и бросали друг друга. Кори же, как всем казалось, двигалась по жизни к четко поставленной цели решительно и твердо. Она была, по мнению окружающих, зрелой не по годам, и Дэнни Видал стал единственным человеком, которого могла впустить в свое сердце такая серьезная женщина. Кори же впустила в сердце их обоих — Дэнни и Эрнандо. Одного за ум, а другого за душу. А теперь появился Адам. Может быть, еще не пришло время рассмеяться в последний раз…

Нет на свете зрелища более унылого, чем ночной клуб в середине дня. Это напоминает пляж Пунта дель Эсте, когда кончается сезон. Яркие огни «Ла Вердулериа» освещали деформированные от времени ковры, потрепанные края красных бархатных штор, выцветшие скатерти и пыль на искусственных цветах и деревьях. Музыканты выглядели бледными и опухшими, а руки певицы висели как плети, им явно был необходим розовый или бледно-желтый свет прожектора, который заставил бы переливаться разноцветными огнями ее расшитое блестками платье.

Служащие были настолько добры, что позволили Кори посидеть и подождать внутри. Карлик сидел в дальнем конце бара, за эти годы он успел постареть и сморщиться, рукава его рубашки были закатаны, безволосые руки лежали на стойке. Было слишком рано, и ей не предложили ни кофе, ни чаю. Развернув стул так, чтобы можно было наблюдать за улицей, Кори потягивала из бокала минеральную воду.