— А вы никогда не думали о том, что Дэнни снова бросит вас?

— Нет, я не думала об этом. Когда пробуешь начать все сначала, то гонишь от себя все мысли о том, что снова может случиться что-то плохое.

— Он был единственным мужчиной, которого вы любили? — продолжал расспрашивать Адам.

Интересно, что же такого было в этом человеке, что заставляло Кори ему довериться?

— Единственным, — эхом отозвалась Кори.

— И не было больше никого за все эти десять лет?

— Это звучит странно, да?

— Не то чтобы странно, но немного необычно.

Кори молча протянула ему ключи.

— Вы поведете машину?

Адам отпер дверцу, подождал, пока Кори усядется, и сел за руль. Они молчали, пока выезжали со стоянки, пока двигались по узким улочкам с названиями Нью-Йорк, Флэтбуш и Нострэнд-авеню. Они обгоняли «хонды» и «шевроле», которые везли рабочих с заводов и фабрик, а белые «ниссаны» с затемненными окнами и пассажирами, возможно одурманенными кокаином, шурша шинами, обгоняли их.

— Это торговцы наркотиками среднего уровня, — прокомментировала Кори. — Что ж, продолжительность их жизни на десять лет больше, чем у дельцов более высокого класса. Восемьдесят процентов торговцев наркотиками хотя бы раз в жизни попадают на операционный стол в мое отделение со стреляными ранами. А пятьдесят процентов из них так и не выходят из больницы.

— А вы не боитесь ездить здесь одна по ночам?

— Здесь существует определенная система, тут ты быстро смиряешься с тем, что тебя постоянно обгоняют. — Кори принялась объяснять еще какие-то особые правила выживания в этом потоке движения. Адам прервал ее:

— В общем, нужно всегда оставлять достаточно места, чтобы быстро оторваться от погони, да?

Кори улыбнулась.

— Нет ничего хуже, чем оказаться зажатой в потоке машин в два часа ночи, даже не обеспечив себе путь к отступлению.

— А муж не волновался по поводу того, что вы ездите домой по ночам?

— Все задают мне этот вопрос.

— И каков же ответ?

— Мы никогда с ним это не обсуждали.

— Странно.

— Всегда очень трудно представить себе, о чем разговаривают и как живут другие люди, потому что у всех людей свои отношения и своя динамика.

— Дэнни любил вас так же сильно, как вы его?

Кори почувствовала себя так, словно ей вылили на голову ушат холодной воды.

— Почему бы нам не поговорить о чем-нибудь другом, — сказала она. — А об ответе на последний вопрос вы, может быть, догадаетесь сами…

— Извините, — сказал Адам, почувствовав себя полным идиотом. — Кто назвал вас Кориандр? Кори ответила, глядя прямо перед собой:

— Этот вопрос мне тоже задают довольно часто.

— И каков же ответ на него?

— Моя мать была аргентинкой, ей хотелось колоритного, не в духе Новой Англии. Что-нибудь прямо противоположное тому, как назвал бы меня отец, если бы это позволили решить ему. Мама часто говорила, что каждого человека представляет себе в цвете. Я напоминала ей красный. — Кори улыбнулась и отвела взгляд от окна. — Вы когда-нибудь пробовали кориандр?

— Наверное, да, — сам того не подозревая, быстро ответил Адам, пытаясь вспомнить, действительно ли это так.

Проехав по улицам Линден и Кейтон (там жили немецкие евреи, которые, возможно, пытаясь воссоздать атмосферу страны, откуда были изгнаны, и давали названия улицам), они оказались перед въездом на сквер Форт Гамильтон.

— Теперь вы мне расскажите о своем браке, — неожиданно попросила Кори.

— Может быть, лучше о моем разводе? Даю вам честное слово: это намного интереснее.

— Почему бы не начать сначала?

— Ну что ж, я уже говорил вам о Еве и том парне из ФБР…

— О Еве? — перебила Кори. — Вы шутите?

Адам покачал головой.

— Нет, я не шучу, но это уже совсем другая история.

— Может, мне будет интереснее послушать именно ее?

— Может быть, — улыбнулся Адам.

Кори наклонилась вперед.

— Итак, что же произошло с Евой… Нет, я все же не могу в это поверить!

— Все началось однажды утром, месяцев за шесть до того, когда Ева впервые увидела того парня. — Адам выглядел смущенным. — В то утро, проснувшись, Ева заявила, что ей хотелось бы общаться с другими людьми, непохожими на тех, кто ее окружает.

— Вы должны были сказать ей, что на свете не бывает других людей.

Адам рассмеялся.

— Если бы я подумал тогда об этом, то, наверное, так бы и сказал.

Он рассказал Кори о своем ранении и о том, как встретился в больнице с Евой. О том гневе, который испытал, когда жена бросила его. Сейчас Адам считал, что злость его объяснялась скорее уязвленным самолюбием. Больше всего он жалел о том, что не может просыпаться каждое утро под одной крышей со своим ребенком.

— У вас девочка или мальчик? — поинтересовалась Кори.

— Дочь, — ответил Адам.

— Она живет с вашей бывшей женой?

— Да. И с ее новым мужем. Но я стараюсь видеться с Пенни как можно чаще. А вы? — сменил тему Адам. — Почему вы так долго ждали, прежде чем забеременеть?

Возможно, Кори и расстроил этот вопрос, но она не подала виду.

— Скорее всего, это живая иллюстрация к выражению «Бог дал — Бог взял», — сказала она.

Адаму захотелось протянуть руку и прикоснуться к руке Кори — такой милой и изящной, той самой, что как раз лежала между ними на сиденье.

— Это хорошо, что вы так близки с отцом, — бросил пробный камень Адам.

— Я не видела его целых три года до того, как это произошло…

— Почему?

— Он не одобрял мой брак.

— Но сейчас он встал на вашу сторону…

— Что ж, кровь сильнее пепла, — тихо произнесла Кори.

Теперь они ехали мимо длинных пирсов, вдающихся далеко в загрязненный залив, отделяющий Нью-Йорк от Нью-Джерси.

— Мне почему-то хочется быть с вами абсолютно честным во всем, — сказал Адам, — а это, возможно, не лучший выход…

— Для вас или для меня? Адаму захотелось рассказать Кори о визите ее отца. Но он все же сдержал обещание, данное Палмеру.

— В этом деле слишком много противоречий, — сказал он.

— У всех у нас много противоречий…

— Но мои противоречия касаются работы.

— А мои — жизни.

— Может быть, вы хотите сначала рассказать мне о своих?

— Не знаю. У меня такое ощущение, что, если мы сумеем разрешить ваши, мои испарятся сами собой.

Адам поглядел на Кори, сдерживая улыбку, и сказал, кивнув:

— Мне хочется задать множество вопросов о вас и вашем муже, но я все время себя останавливаю. Будь на вашем месте кто-нибудь другой, я немедленно сказал бы все, что пришло мне в голову.

— А что вы хотите знать? Были ли мы близки, счастливы и многое другое, о чем вы пытаетесь разузнать у меня и всех, кто меня окружает, с тех пор, как все это случилось?

— Например…

— Возможно, Дэнни и я были настолько заняты работой, что просто забывали иногда поговорить. Может, это были просто отговорки, а на самом деле Дэнни просто не собирался посвящать меня ни в какие свои проблемы, рассказывать мне, что происходит в его жизни.

— Кори, по целому ряду причин мне очень хотелось бы понять всю эту историю целиком и полностью.

— Почему бы нам не обсудить все это за едой? — Она улыбнулась. — Это будет уже в третий раз из трех.

— Что вы имеете в виду?

— Всякий раз, когда мы с вами оказывались в ресторане, я неизменно теряла аппетит.

— Все дело в тональности наших прежних разговоров. Что ж, попробуем еще раз, — тихо сказал Адам.

— Разумеется, — сказала Кори. — Но только давайте поедем куда-нибудь поближе к моему дому, чтобы можно было поставить машину в гараж… Пока у меня еще есть гараж. Там рядом есть вполне приличный бар.

— А почему не Чайна-таун? — удивился Адам. — Разве вы не хотите отведать что-нибудь из цзешуанской или кантонской кухни?

— Нет. Я предпочла бы поесть в более эстетичной обстановке.

— А не в более оригинальной?

Кори ответила, что ничего не имеет против китайской кухни, но только если ею можно насладиться в каком-нибудь тихом, уютном месте без флюоресцентных ламп и покрытых линолеумом полов — там, где готовят из свежих продуктов и можно не сомневаться, из чего сделана начинка яичного рулета.

— Пожалуй, это действительно называется эстетично, — сказал Адам.

— Недалеко от моего дома есть одно такое место.

— Что ж, когда мы подъедем достаточно близко, объясните мне, как проехать к гаражу.

Они поехали дальше на запад по Одиннадцатой авеню. Подъезжая к Двадцать третьей улице, они увидели довольно своеобразное сборище женщин. Одни, молодые и миловидные, были одеты в нижнее белье, выношенное и потертое, как рабочая одежда, другие успели состариться и растолстеть, стоя на этой улице по многу лет.

— Средняя продолжительность их жизни — сорок лет, — снова прокомментировала Кори. — Так что тем, что выглядят старухами, на самом деле лет тридцать.

— Откуда вы все это знаете?

— Прежде чем я попала в штат Бруклинской больницы, многие из них были моими пациентками: я работала по две ночи в неделю в больнице Рузвельта. Это было чудовищно!

— Вы не можете спасти весь мир, Кори.

— Нет, — грустно согласилась она. — И даже свой собственный мир.


Они добрались наконец до китайского ресторанчика неподалеку от дома Кори. Заведение это было без претензий, но довольно уютное. Кондиционеры работали не на полную мощность, так что посетителям не приходилось поеживаться в струях холодного воздуха, войдя в зал, и томиться от жары к тому моменту, когда пора расплачиваться и уходить, как это обычно бывает в ресторанах Нью-Йорка в июле и августе. В этом ресторане было все, что любили они оба: кантонская и цзешуанская кухня и вполне эстетичная обстановка — приглушенный свет, льняные скатерти и начинка яичного рулета, не вызывавшая никаких подозрений.