– Когда любишь, все по-другому, – сказала Тельма. – Я ведь влипла из-за того, что Кевин настаивал, говорил, мол, если любишь, докажи. Я-то хотела дождаться, когда поженимся. А он одно твердил: теперь не старое время, что естественно – не позорно и что я могу на него положиться, ничего не случится. А сам обманул.

Тельма взяла чайник и разлила по чашкам янтарный ароматный напиток.

– Он из меня мог веревки вить, – продолжила она все тем же ровным голосом. – Я во всем его слушалась, никогда не перечила, ничем не докучала. А теперь и подавно не буду. Я пока тут живу, со многими девушками перезнакомилась, многое узнала. Оказывается, такие, как моя матушка, – не исключение, это в наши дни в порядке вещей. А меня так воспитали, что я и мухи не обижу. А уж робкая какая была! А теперь, пожалуйста, не успели мы познакомиться, как я тебе про себя все и выложила. Потому что мы с тобой одного поля ягоды. Я стала разбираться в людях. Да… Повзрослела, видно. Теперь меня за здорово живешь не провести. – Тельма протянула руку за хлебом. – Корочку любишь?

Когда в кухню вошла сестра Блэшфорд, девушки по-приятельски болтали.

– Вижу, вы уже подружились. Ну и отлично. Вам вместе жить, так что хорошо, что вы сразу нашли общий язык. Я по опыту знаю, что лучше всего дружить по трое. Четверо начинают делиться на враждующие пары, пятеро – это уже слишком много. А трое – в самый раз. Тельма, налей-ка мне чашечку. Как твои суставчики? У Тельмы суставы опухают, – пояснила она, обращаясь к Мэри, – я слежу, чтобы не возникло осложнений.

Сестра Блэшфорд взяла из рук Тельмы чашку, положила сахар, размешала и сделала небольшой глоток, оценив вкус.

– А теперь я тебе расскажу, как мы тут живем. Прежде всего, тебе надо пройти медицинский осмотр. Утром придет врач и тебя посмотрит. Ты расскажешь, чем болела, он даст заключение. Если состояние здоровья позволит, начнешь работать, пока не останется два месяца до родов. Работа нетрудная, швеей-мотористкой на гардинной фабрике. Тебя там научат. Три фунта десять шиллингов будешь отдавать на хозяйственные расходы, остальные деньги из заработка можешь тратить по своему усмотрению. Вечером можно в кино ходить, но к половине одиннадцатого надо быть дома. В это время мы запираем двери. Одно опоздание – выговор, два – предупреждение, три – до свидания. Это надо усвоить сразу. Комнату следует содержать в чистоте и порядке, в конце недели у нас бывают дежурства.

Теперь Мэри стало ясно, почему так блестят перила.

– Питаться будешь здесь. Сейчас у нас Тельма готовит – у нее прекрасно получается. Завтрак в полвосьмого, ужин в шесть. В выходные завтракаем в десять, обед в полпервого, ужинаем в семь. Питание калорийное, мы следим, чтобы будущие мамы получали в достатке и минеральные вещества, и витамины. В течение последних шести недель врач будет следить, все ли идет нормально. Рожать будешь здесь же, у нас есть родильное отделение со всем оборудованием. Принимать ребенка буду я сама. Если возникнут осложнения, обратимся к врачу. У нас очень опытный доктор. Все наши детки рождаются здоровенькими. Я умею присматривать за будущими мамашами. Как только малыш появится на свет, его тут же передают в руки приемных родителей. Опыт показывает, что так лучше всего. Родители ждут тут же, неподалеку, и получают свое дитя, как только оно является на свет Божий. Все формальности, связанные с регистрацией, я улаживаю сама. Тебе об этом думать не надо. Родишь – и свободна. Никакой ответственности. Недельку или дней десять отдохнешь, оправишься, потом получишь вознаграждение и можешь начинать новую жизнь. Закончив свою речь, сестра Блэшфорд допила чай и протянула пустую чашку Тельме, чтобы она налила еще.

– Вопросы есть? А кто будет стряпать, когда Тельма уйдет?

– Только не Пэт! – уверенно сказала Тельма. – Единственное, на что она способна, – вскипятить чайник.

– Да, Пэт на это не годится, – с улыбкой согласилась сестра Блэшфорд.

– Я умею готовить, – с надеждой сказала Мэри, которой совсем не хотелось на фабрику.

– Но ты будешь занята на фабрике, – возразила миссис Блэшфорд, пропуская мимо ушей ее слова. – Вот когда будешь дома сидеть, тогда, конечно, кухня в твоем распоряжении. Ну а теперь пейте чаек, а мне надо пойти позвонить доктору.

Она допила вторую чашку, одарила девушек улыбкой и вышла.

– Ушлая бабенка, правда? – спросила Тельма, перехватив взгляд, которым Мэри проводила хозяйку.

– Давно она этим занимается?

– Пэт говорит, около двенадцати лет. Она знакома с одной девушкой, которая уже побывала здесь пару лет назад, а у нее есть знакомая, которая еще раньше тут была, ну и так далее. Пэт вообще в курсе всего. Она тебе все объяснит. Вот придет около шести и все расскажет.


Мэри накрывала стол к ужину, когда дверь кухни отворилась и вошла высокая эффектная брюнетка, окруженная облаком дорогих духов.

– Как вкусно пахнет! Я готова целую корову слопать!

– Жаркое, пирог с ливером, картофельное пюре, салат и морковь, – отрапортовала Тельма.

– Отлично. Давайте мне всего и побольше.

– Ты не забыла, что нам нельзя злоупотреблять крахмалом?

– Она не успеет увидеть. Я мгновенно очищу тарелку.

Брюнетка наконец соизволила обратить внимание на Мэри, которая замерла с открытым ртом.

– Ты новенькая? Добро пожаловать на ферму по производству младенцев.

Жизненная энергия в ней била ключом. И хороша она была необыкновенно, напоминала изяществом Хеди Ламар. Недаром она работала в ночном клубе. Тельма сказала, что Пэт на шестом месяце, а живота у нее и в помине не было. Во-первых, из-за высокого роста он был незаметен, а во-вторых, удачно прикрывался розовым блузоном, стянутым у ворота большим лиловым бантом. Стильная девушка.

– Ферму младенцев? – переспросила Мэри.

На нее глянула пара темно-карих, почти черных глаз, в которых читалась злая ирония.

– А ты бы как назвала это заведение?

– Так, как сестра Блэшфорд – дом матери и ребенка.

– Как ни назови – смысл не меняется. Это с виду все тут чинно-блинно. А на самом деле кое-кто неплохо наживается на таких дурочках, как мы.

– Пэт! – Тельма многозначительно поднесла па-лец к губам. Но Пэт не обратила на нее никакого внимания.

– Видишь ли, детка, – продолжила Пэт, она всех звала «детками», – я привыкла называть вещи своими именами. Этот «дом матери и ребенка» находится в руках настоящей плантаторши, которая специализируется на детопроизводстве. Мы производим на свет младенцев, которые нам на фиг не нужны, а она сбагривает их тем, у кого это не получается. И все довольны. Мы получаем стол и кров, нас тут окучивают, чтобы плод вырос товарный, и когда он созреет, падает прямо в ручки людей, которые готовы заплатить за него приличные бабки. Очень приличные, потому что товар редкий и малодоступный. И ради Бога! Только не надо башку дурить и строить из себя благодетельницу. И пожалуйте мне все, что причитается. Сполна. Если она попробует меня одурачить, я задам ей жару.

Пэт приподняла крышку кастрюли и вдохнула аромат тушеной моркови.

– И как же ты сюда залетела, птичка? – поинтересовалась она.

– Пошла на вечеринку, и ее там подпоили, – сказала Тельма.

– Господи, опять двадцать пять! Что же вы за дурочки такие наивные! Я-то, по крайней мере, получала свою долю удовольствия. И когда я верну свою форму, позабочусь, чтобы больше не залететь, но от радостей жизни отказываться не собираюсь.

– Ты тоже на фабрике работаешь? – недоверчиво спросила Мэри, которая не могла представить себе, чтобы такая экзотическая птица попала в неуютную клетку.

– А где же еще?

– Ну и как там?

– Если бы меня там заперли на всю жизнь, я бы себе глотку перерезала. Но несколько месяцев можно потерпеть. Платят, конечно, гроши, но нам привередничать не приходится. – В ее глазах блеснул заинтересованный огонек. – Сдается мне, я слышу северный акцент?

– Да.

– И мы пытаемся от него избавиться, так ведь?

Мэри вспыхнула. Да, у этой Пэт не только язычок острый, но и ушки на макушке. Она действительно стала следить за своим произношением и, оставшись одна, подолгу тренировалась, пытаясь говорить как в Лондоне. Актерам непозволительно говорить с провинциальным акцентом.

– Она в актрисы собирается, – опять пришла на помощь Тельма.

Пэт, удивленно подняв темные, безупречной формы брови, внимательно оглядела будущую звезду с головы до ног.

– Если бы мне платили по фунту за каждую девушку, желающую стать актрисой, которых я перевидала на своем веку, я давно была бы миллионершей.

– Но я серьезно хочу стать актрисой!

– Все так говорят, детка.

Мэри решила про себя, что ей вряд ли удастся подружиться с Пэт, ну и ладно. Дружить она будет с Тельмой, а от Пэт можно многому научиться.

– А что ты делаешь у себя в клубе? – спросила она.

– Танцую.

Ясно, с облегчением подумала Мэри. Пэт, конечно, девушка эффектная, но довольно вульгарная. В ней есть что-то вызывающее. И она очень сексапильна. Мне как раз этого и не хватает.

– Ты думаешь туда вернуться?

– Моя работа ждет меня, – улыбнулась Пэт так заразительно, что обе девушки тоже заулыбались. – Дело в том, что папаша будущего младенца – хозяин нашего клуба.

В ту ночь, лежа в уютной постели и прислушиваясь к легкому дыханию лежащей рядом Тельмы и тихонько посапывающей возле шкафа Пэт, Мэри обдумывала услышанное сегодня на кухне. Пэт права, решила она. Каждый получает то, что хочет. Во всяком случае, она и я. А вот Тельма не сможет получить то, что ей хочется.

Мэри поправила под головой подушку и свернулась калачиком. «Это» отправится к людям, которым оно нужно, которые будут его любить. Я все равно не смогла бы его полюбить. Я не хотела, чтобы «это» появилось, его отец – незнакомый мне человек, которого я даже узнать не смогла бы. За что мне это наказание? Я его не заслужила. Неужто ее настигла кара безжалостного Бога ее родителей? «Ты в меня не верила? Так я тебе покажу, как страшен мой гнев. От него никуда не спрячешься!» Слезы градом полились у нее из глаз. Зарывшись лицом в подушку, она тихо плакала, пока ее не одолел сон.