— Звучит потрясающе.

— Черт, да, так и есть. Кроме, знаешь ли, от сотни до тысячи человек, которые, возможно, умерли.

— Точно, конечно, — сказал он, посмеиваясь. — Знаешь, кажется, тебе действительно это нравится.

— Рим? Не думаю, что есть хоть кто-то в мире, кому хоть немного не нравится это. Спасибо Расселу Кроу.

— Нет, я имею в виду историю. Ты могла бы учителем.

Я приподняла бровь.

— Я? Эм, я, возможно, обматерила бы ученика в первый же день.

Я подумала о том дне в Будапеште с маленьким художником. Было захватывающе помогать ему, но мне, также, хотелось ударить того задиру в солнечное сплетение.

— Нет, не обматерила бы. Ты была бы великолепной. И все твои ученики слушали бы тебя, потому что ты красивая.

— Да, вот что признает меня годной быть учителем. Сиськи.

Он пожал плечами.

— Для меня этого было достаточно, когда я был в старшей школе.

Я покачала головой и сменила тему:

— Я знаю, ты сказал мне, что тебя никто не ждет домой. Это значит ты до сих пор в армии?

— Больше нет.

Я дотронулась до его плеча, на котором, как я знала, был тонкий шрам, задаваясь вопросом, имеет ли он к этому какое — либо отношение.

— И у тебя нет никаких причин, чтобы вернуться?

— Я же сказал, Келси. — Он прижался лбом к моему. — Я весь твой.

В ту ночь он намеревался доказать это. Медленно, будто мы начинали все с начала.

Он целовал меня, пока не осталось ни одной тропинки боли от его прикосновений, пока я не могла вспомнить любых других губ, кроме его.

Он нашел каждую чувствительную точку, что заставило пальцы на моих ногах подворачиваться, а глаза закатываться. Он знал, что заставляло меня задерживать дыхание, и что заставляло выкрикивать его имя.

Он особенно наслаждался этим исследованием.

Он исследовал мое тело, будто был самым первым, и во многих отношениях мне тоже так казалось.

Он держал меня близко к себе, его пальцы зарылись в мои волосы и наши тела соединились. Его дыхание коснулось моих губ, и я подумала... вот, что значит доверять кому-то.

Я не осознавала, что плакала, пока он не убрал поцелуями мои слезы.

Я многое не осознавала, пока наверстывала с ним упущенное.

Из Рима мы направились в Неаполь, где у меня были три цели: пицца, Помпеи и еще больше пиццы. И, может, тайком сфотографировать итальянских мужчин в костюмах, которые, как я думала, могли быть частью мафии. Но это была неофициальная цель.

Мы загрузились в местный поезд из Рима и нашли в последнем вагоне пустое купе. С каждой стороны купе было по три сиденья лицом друг к другу. Хант занял место у окна, а я села посередине и прислонилась к нему.

— Итак, я думал, что мы можем поехать на остров Капри после Неаполя. Он не так далеко.

— Там больше нудистских пляжей? — спросила я.

Он пихнул меня в бок, и я взвизгнула, отскочив от него. Он, посмеиваясь, притянул меня к себе, и поезд медленно выехал с вокзала.

— Хорошо. Тогда мы отправимся в магазин за другим купальником, — сказала я.

Он пожал плечами.

— Я согласен. Если ты продемонстрируешь мне варианты.

— Думаю, я могу справиться с этим, — сказала я и перебралась, хихикая, к нему на колени.

Он немного отодвинулся от стекла, поэтому мои колени смогли разместиться по бокам от него. Его взгляд метнулся на дверь в купе, проверяя, что занавеска задернута.

— Сейчас, это вне всяких сомнений лучший способ путешествовать.

Я нашла эту точку на его подбородке, которая сводила его с ума, и сконцентрировала всю свою энергию на ней. Он схватился руками за мои бедра, опуская меня на себя.

— Келси.

Я опустилась бедрами на него, и он откинул голову на сиденье, простонав. Господи, я никогда не устану делать с ним такое.

— Келси, как ты себя чувствуешь?

— Правда? — Я прижалась своей грудью к его. — Ты правда должен спрашивать об этом?

Он убрал мои руки со своих плеч и положил на мои бедра.

— Я не это имел в виду. Я имел в виду то, что мы обсуждали в Чикве — Терре. Эти дни в Риме были веселыми, но мне нужно, чтобы ты была честной со мной и сказала мне, где ты находишься.

— В настоящий момент я на твоих коленях.

— Я серьезно. Есть вещи, о которых я хочу поговорить, но я не хочу так быстро тебя подталкивать.

Это даже отдаленно не напоминало то, как я хотела провести эту поездку в поезде.

Я придвинула его лицо ближе и сказала:

— Сейчас поцелуи, разговоры потом.

— Келси...

— Я не знаю, Джексон. Я еще не знаю, как себя чувствую. Я так привыкла к притворству, к тому, что отталкивала это все и приклеивала улыбку, что иногда я даже не понимаю, что делаю это. Я стараюсь, но я не знаю.

Его глаза несколько секунд искали мои, и я увидела, как в них мелькнуло что-то, похожее на боль. Мне не хотелось, чтобы он жалел меня еще больше, чем уже жалеет.

Поэтому я снова наклонилась, чтобы поцеловать его. Он замешкался, и я прикусила его нижнюю губу зубами. Его бедра поднялись к моим, и рот поймал мой.

— Неотразимая, — выдохнул он.

— Так продолжай уверять меня.

Его руки отважились подняться с моих бедер, чтобы подразнить кожу под краем моей футболки. Затем он перестал дразнить и скользнул одной рукой по моему позвоночнику до застежки лифчика. Казалось, все мое тело расцвело от его прикосновения, будто мое сердце увеличилось в объеме и моим ребрам пришлось раскрыться как лепесткам, чтобы создать пространство.

Он прервал наш поцелуй и снова сказал:

— Келси.

— Джексон. — Я снова качнулась на нем, и его тело напряглось, его хватка на мне стала такой сильной, что стало практически больно. Практически. Правда, от этого мне захотелось его еще больше.

— Я никогда не думал, что буду чувствовать себя так.

— Как так? — спросила я.

— Будто жизнь снова достойна, чтобы ее прожить.

Я отодвинулась, чтобы посмотреть в его глаза, и это чувство, эта привязанность к нему, которую я ощущала, больше не была крючком, а якорем осталась глубоко в моей грудной клетке.

— Я не поверила тебе, когда ты сказал, что я найду то место, которое назову домом. — Я нежно поцеловала его, пытаясь выплеснуть всю мою признательность и любовь, и все другие безымянные вещи, которые я чувствовала в своем поцелуе. — Это кажется домом.


Глава 26


Целых два дня в Неаполе мы питались пиццей, мороженым и кофе, а потом отправились на поезде в древний город Помпеи. Я была очень восхищена историей и тем, как существование живущих там людей идеально сохранилось благодаря извержению вулкана, которое остановило время в этом месте. Мы бродили по руинам, рассматривали фрески, колонны и заброшенные дома.

Повсюду были бродячие собаки, и маленькая дворняжка с потрясающими глазами, которую я назвала Чачи, следовала за нами практически весь день. В развалинах был не один театр, а два. В то же время, все это блекло в сравнении с увиденными гипсовыми слепками людей. Когда город был погребен, люди были погребены вместе с ним. А когда древний город открыли заново, люди превратились в пыль, но очертания их тел в их последние моменты сохранились благодаря вулканической породе. Можно было увидеть людей, прикрывающих руками рот, или пытающихся прикрыть другого человека. У кого — то едва хватило времени, чтобы защитить себя, прежде чем они умерли.

И сейчас они застыли во времени, застряли навсегда, как пример трагедии, которая здесь произошла.

Я могла уподобить себя этому. Несмотря на возможность двигаться, дышать и говорить, мне казалось, что я застыла на долгое время, оставляя позади прошлое, которое хотела забыть, и направлялась к будущему, которого не хотела. До Ханта.

Он заставил меня чувствовать, что мне не стоит продолжать идти в том же направлении. Я думала, что это путешествие было мне необходимо, чтобы создать историю, ту, которую я могла бы пронести с собой через остаток своей никчемной жизни ради комфорта или утешения. Но он заставил меня думать, что у меня может получиться история поважнее, та, которая не заканчивается, когда прекращается путешествие.

Может идея быть учительницей все-таки не так уж плоха. Мой отец поиздевается над этой идеей, а я думаю, что могла бы сделать намного больше. Но прошлое заполнено историями, хорошими и плохими, и мне нравилось то, как эти истории создали прошлое, благодаря не только датам, именам и местам. Прошлое заполнено людьми как я, которым посчастливилось сделать выбор, который оказал влияние на то, как развернулись события. Я страстно желала наложить отпечаток на мир, но, может быть, мне было предназначено изучать отпечатки других.

— О чем ты думаешь? — спросил Хант.

— О прошлом.

— О твоем или каком — нибудь древнем?

— И о том, и о другом.

Он положил руку на мое плечо и спросил:

— И к чему ты пришла?

— Просто к тому, что прошлое имеет значение. Мое, твое, прошлое всего мира. Прошлое застыло. Оно неизменно. Но не будущее.

Чем больше мы изучали прошлое в течение следующих нескольких дней, тем больше я думала о будущем. Джексон и я отправились в подводное плавание с аквалангом, чтобы посмотреть на другой древний город неподалеку от берега Неаполя, который ушел под воду сотни лет назад.

Я наблюдала за Джексоном, который проплывал мимо кораллов, рыб и римских статуй, на которых заявило свои права море, и знала, что хотела, чтобы он был частью моей жизни. Но я не знала, как сказать ему это.