– Бурный вечерок, ничего не скажешь. Посмотрим, как ты проявишь себя.

С этими словами она поволокла меня в спальню, где было довольно-таки мило, и толкнула на большую мягкую кровать. Искусительница включила неяркую лампочку, создалась атмосфера полного расслабления и сладостного греха.

Лежа на кровати весь в нетерпении и в предвкушении ломового кайфа, я наблюдал, как она оголяет свое тело, снимает с себя платье и остается в черном белье, Кстати сказать, с тех пор я полюбил на женщине черное белье, особенно оно идет блондинкам. Ну не буду отвлекаться. Аккуратно раздвинув мои ноги, она сползла к ширинке моих новых джинсов.

Что-то происходило со мной, но конкретно не помню, только помню, как летал в небесах и бросался с головой в огромный водопад, и периодически возникало удивленное и перекошенное лицо Оли при виде этой картины. Но я всеми силами отгонял ее очертания от себя. Может, она что-то чувствовала? Кто знает? Любящая девушка способна на многое.

Весь кайф в мире, все людское наслаждение сконцентрировалось в моем половом органе. Много времени мне не понадобилось, чтобы кончить, я ждал этого, хотя и не думал что получится, имею в виду вообще секс с Еленой.

– А теперь ты мне!

И я принялся за работу. Я тяжело и глубоко дышал, я любил Лену в тот момент. Как голодный волк, я вгрызся в ее святая святых и, о боже, это живой вкус металла сводил меня с ума, я готов был рыдать от счастья, что я – это я и что могу получить неземное удовольствие и доставить блаженство рая моей Еве. Как же я боялся сделать что-то не так своими жилистыми руками, а именно силу и власть ощущал я внутри себя. Я обнимал и сжимал ее бедра и стонал. Ее громкое дыхание переросло в крик, который прошел сквозь меня. «Что случилось?» – подумал я. Она как будто не дышала, я смотрел на нее, со лба скатывались капельки пота и падали мне на ресницы. Такое случилось впервые. Я был напуган. Начал бить ее по щекам. От пощечин Лена очнулась, смотрела на меня, глубоко дыша. После паузы, она обняла меня.

Дело было сделано…

– А ты меня удивил, нет, правда, не ожидала от тебя такого рвения.

– Просто у подростков самая большая потенция – это я по новому каналу смотрел, по-моему, «Дискваре» называется.

– «Дискавери», – по-учительски добавила Лена.

– Точно, именно так – «Дискавери».

На самом деле, я просто присвоил себе фразу, услышанную в одном американском фильме.

Около двадцати минут мы о чем-то проговорили, о чем-то неважном. Полумрак действовал на меня, как гипноз. Я чувствовал, как приятная свинцовая нежность просочилась в мои мышцы. Я зыркнул на часы: было уже около трех. Хорошо, что я предупредил бабушку, что останусь у Мориса, а то бы она не спала всю ночь – я не любил, когда дергались и переживали, тем более они с дедом относились ко мне как к сыну.

Елена, оказывается, уже заснула на моем плече. Мне было приятно – это была моя вторая девушка после Оли. Мои глаза были уставлены в потолок. Я осмотрелся, мой взгляд упал на плакаты обожаемых мною Rokki и Ван Дамма. Вроде бы я очень хотел спать, но никак не мог уснуть.

Я размышлял: «Почему она решилась переспать со мной, ее учеником? Зачем ей это? Все же хорошо. Скоро она будет замужем, заведет семью, детей. А может, все не так, ведь я знал обо всем только с ее слов».

В каких-то моментах общения с Леной я чувствовал, что мы внутренне похожи. Не могу объяснить почему, просто не знаю. Может, она была одинокой, может, хотела этим самым насолить ухажеру. Мне повезло, что именно я попал под руку. Но это лишь мои догадки. Кто я такой, чтоб разбирать ее несчастье или счастье. Я лишь маленькая песчинка в ее жизни и не мог для нее ничего значить.

От всех этих мыслей мои веки потяжелели, и я наконец заснул.

Она

Я никогда не считала маму слабой женщиной. Таковой она быть по природе своей не могла. Все, что я люблю, все, что действительно уважаю и то, что по-настоящему для меня важно в этой жизни, – это моя Мама. Все остальное мишура: деньги, машины, мужчины, статус и даже любовь – все это ничто по сравнению с Мамой.

Она переехала в Москву из Харькова в 1976 году.

1976-й год не самое лучшее время для СССР: время нищеты и голода, дефицита всего, что можно представить.

На Украине, в Харькове, на прилавках магазинов было всего в изобилии. В ряд красовались трехлитровые банки с томатным и манговым соком, с вареньем из лепестков роз, топленый жир, квадратные пачки маргарина, говяжьи обчищенные кости, а обчищены они были так, что даже крысы съесть ничего не смогли бы. Правда, по утрам можно было купить молоко и яйца, а неимоверно долго простояв в очереди, вареную колбасу, в которой иногда люди находили крысиные лапки.

Мама часто рассказывала про один случай уже в Москве. Она стояла в длинной, четырехчасовой очереди, рядом с ней стояла женщина, приехавшая из Тулы на «колбасной» электричке.

В кармане у нее было 20 рублей, а в магазине продавались два вида колбасы: «Любительская» и «Докторская». «Любительская» была с жиром, а «докторская» – без. И давали один батон в одни руки.

Эта несчастная женщина металась и не могла решить, какую колбасу купить. Вы не поверите, но она довела себя до истерики. Она спрашивала всех людей подряд, тех, которые уже купили: «А почему вы взяли вот эту, а не ту? А чем они отличаются? А что, а как, а почему?» В общем, довела себя до слез.

Вот еще одна история из того СССР. Один товарищ N, приехавший в Харьков, привез с собой две большие сумки, набитые до отказа апельсинами. Тогда этими апельсинами на Украине можно было платить вместо денег, сейчас в подобное вряд ли поверишь.

Этот N один апельсин дал главной женщине на ресепшине в гостинице и взамен получил номер люкс. Правда, с собой у него было еще несколько плиток шоколада. N делился с людьми, а те все делали для N.

А было это лишь потому, что в то время на Украине этот апельсин никто никогда не видел, только слышал о нем.

Всем тем, что есть у меня внутри, всей той силой от земли до небес, всей той силой, дающей мне жизнь, я должна быть благодарна только своей маме.

Когда мама приехала в Москву тридцать лет назад, ей было около 20-ти, то наивно полагала, что все произойдет быстро и легко, и жизнь будет бить ключом. Она, конечно, поначалу летала в облаках, сам по себе переезд в столицу очень многое значил. Все съезжались в поисках лучшей жизни. Но тогда она не отдавала себе отчета, сколько трудностей выпадет на ее пути. Она все смогла пройти: и то, что первый муж, т. е. мой папаша, бросил ее, и бесконечную борьбу за выживание, но она сумела выстоять и победить.

Она заплатила за эту победу сполна жизнью своего сына, моего младшего брата. Это чуть не сломало ее, но в тот тяжелейший момент я была рядом и делала все, что могла, и даже больше, и мама нашла в себе силы обрести душевное спокойствие и гармонию.

Конечно, у некоторых людей складывается и так, что по приезду на новое место все идет «как по маслу», но не в случае с мамой. Приехав к своей двоюродной сестре в трехкомнатную квартиру, она, наивная, думала, что сможет остаться, пока не определится с работой. Но так не получилось: родственникам мама вскоре надоела, они просто посчитали, что это непосильная ноша для них. И мама со своим стареньким темно-коричневым чемоданчиком оказалась на улице.

После долгих и утомительных мотаний в поисках жилья она нашла маленькую комнатушку где-то на окраине Москвы. Старенькая бабушка сдавала ее в общежитии. Там-то мама и познакомилась с моим отцом. Со временем их сначала дружеские отношения переросли в нечто большее. Он ухаживал за ней, оказывал знаки внимания, дарил цветы, угощал конфетами. А что еще нужно двадцатилетней девственнице? В тот момент она могла влюбиться и в фонарный столб, если бы он проявлял к ней знаки внимания.

Она устраивалась на разные работы, чтобы хоть как-то кормить себя, тем более что она уже была на третьем месяце. Эта беременность, конечно, появилась в не самый подходящий момент, но, видимо, так было угодно небесам. Тогда, работая обычным дворником, можно было зарабатывать достаточно, чтобы хватало на жизнь.

Я появилась на свет в 1976 году, в городе-герое Москве в местечке «Ясенево». Не сказать, чтобы я была безгранично счастлива в детстве. Не было рядом никаких дядь и теть с подарками на Новый год и день рождения. Рядом не было никого, кроме Мамы. Она билась как рыба об лед, чтобы хоть чем-то помочь мне глубже ощутить сладости детства.

В детстве внешне я была похожа на какую-то птичку, имею в виду не грацией, а смехотворностью. Пухленькие щечки, быстро бегающие карие маленькие глазки. Но всем всегда нравился мой дерзкий, заразительный смех и белые зубки, как у молодой А. Б. Пугачевой с щелочкой посередине. И все смеялись, глядя на меня.

Цвет моей кожи, а это интересно, отдавал в коричневатый оттенок. Вроде как мулатка. Мама часто подкалывала меня в детстве, мол, я тебя украла из цыганского табора. Все может быть.

На самом деле, этот цвет кожи лишний раз напоминал мне, что я дочка своего отца. Он оставил нас. Оставил маму, когда она остро нуждалась в нем, он бросил и забыл меня, когда я была совсем ребенком, и краснела, и чувствовала себя крайней, и в садике, и тем более в школе, когда в то социалистическое время все так заботились о неблагополучных семьях. Повзрослев, я поняла, что к чему, но тогда эта семейная трагедия полосовала мне сердце беспощадно. Все, чего мне тогда хотелось, – это понять, что значит жить в полноценной семье.

Я росла, набиралась опыта, проводила очень много времени на улице и там же многому училась. Но со временем я очень изменилась и быстро повзрослела, несмотря на свои 14. Уже тогда я ненавидела всех мужчин на земле.

Спасибо за это папе. Именно он спровоцировал мою ненависть к мужскому роду. И это его появление через 20 лет, как ни в чем не бывало…

Он пришел к нам весь опущенный, спившийся, с отекшей рожей. Мама жила уже 10 лет с другим мужчиной, который любил ее, ухаживал, дарил подарки, боготворил. У них был совместный ребенок, мой младший сводный братик Сеня.