Словом, когда они встретились снова после триумфального возвращения Колесникова из США, злость у Трубникова уже прошла. Тем не менее Евгений подкараулил триумфатора на Тверском бульваре, когда тот выходил из ворот института. Отчисленный схватил новоявленную знаменитость за грудки и сильно встряхнул.

— Однако своеобразно ты меня поздравляешь, — произнес Колесников, нисколько не испугавшись.

Поздравитель впечатал его в семинаристскую стену под доску Платонову и прохрипел с вопросительной интонацией:

— Говори, это ты мне подсунул гашиш в чемодан?

— Я, — шмыгнул носом Колесников.

Чистосердечное признание товарища выветрило последние крупицы обиды. Трубников тяжело вздохнул и опустил руки.

— Зачем? — спросил он устало.

— По глупости, — ответил Колесников. — Откуда я знал, что тебя за это турнут из института и накроется твоя поездка в Нью-Йорк? Я хотел просто немного подзаработать на контрабанде. Не более того.

— Но почему ты сунул гашиш именно в мой чемодан?

— Понимаешь? У тебя морда благородная. Я подумал, ну какому дураку взбредет в голову искать наркотики у тебя? Прости! В этой чертовой Индии я совсем забыл, что мы живем в стране дураков.

Трубников больше ничего не спросил. Он развернулся и пошел прочь. Колесников сам догнал его у Никитских ворот и начал умолять простить его за эту дурость. Пожалуй, это был единственный случай, когда Диман признал свою вину. И Трубников его простил.

И вот по прошествии девяти лет ему снова подкинули наркотики. «А может, это дело рук того же Колесникова? — соображал глава издательства, сидя на нарах в сизо. — Может, Диман замыслил какой-то свой очередной прожект? Может, все это игра? Хотя игра игрой, а вены он перерезал натурально».

Трубникова допрашивали три дня. Шили дело по героину и припоминали гашиш, который он пытался провезти через границу в девяносто первом году. Оказывается, данные о гашише до сих пор хранились в архивах, несмотря на то что дважды менялась власть. Говорили открытым текстом, что на этот раз он вляпался капитально и без лохматой руки не выкарабкается. Пришлось тревожить своего знакомого из Управления по борьбе с организованной преступностью. Полковник Кожевников затребовал дело Трубникова, и сразу после этого его освободили по подписке о невыезде.

— Дело тухлое, — покачал головой полковник. — Против тебя их кто-то капитально настроил, хотя и анонимно.

— Но вы хоть верите, что наркотики мне подбросили?

— Верю. Но одной веры мало. Будь осторожен. Ты кому-то здорово перешел дорогу. Дело постараюсь замять.

Домой Трубников явился только на четвертый день. На шею сразу бросилась заплаканная жена.

— Ты где был? Я обзвонила все морги.

— Все нормально. Я сидел в сизо.

Глаза жены округлились. Она долго с изумлением всматривалась в осунувшееся лицо супруга, затем упала к нему на грудь.

— Ничего себе заявочки! Хотя… если еще жив да вдобавок здоров, значит, все не так плохо. А грусть с печалью пройдут.

— Цитируешь Колесникова? — усмехнулся Трубников.

— Почему цитирую? — удивилась Настя.

— Потому что это слова из его романа. Ты прочла тетрадку?

— По-твоему, мне больше делать было нечего, как читать сочинения Колесникова? — рассердилась.

— Странно, — пробормотал Трубников.

16

— Если еще жив да вдобавок здоров, значит все не так плохо. А грусть с печалью пройдут, — рассмеялась выскочившая из харчевни Луиза. Она подбежала к расстроенному Пьеру и горячо обняла за шею.

— Луиза, отвали! Не до тебя, — простонал Пьер, стряхнув с груди ее руки.

Ему действительно было не до нее. Эта пышногрудая, румяная потаскушка сейчас оскорбляла его лучшие чувства. Он вышел на воздух отлить, да так и застыл, уставившись на вечернее небо. На улице продолжало мести, а колючий ветер продолжал струить между домов свою жуткую поземку.

Почему так повезло Шарлю и так фатально не повезло ему, бедному Пьеру, чья возвышенная душа более других нуждалась в божественных прелестях Маргариты. Если бы она, как Клеопатра, брала за ночь любви жизнь, Пьер не стал бы даже раздумывать.

— Ну, что ты такой скучный? — продолжала теребить Луиза. — От Шарля заразился? Держись от него подальше. Я после него три дня прихожу в чувство. Мужчина он, конечно, сильный, но очень грубый. Ни одного ласкового слова за ночь. Хотя платит щедро. А ночью дергается и страшно ругается. Это его мертвецы донимают, которых он отправил на небо. Но я приспособилась капать ему в вино настойку ландыша. Всего две капли, и он всю ночь спит как ангел.

Пьер перевел взгляд на свою подружку и переспросил:

— Про какую настойку ты говоришь?

— А вот про эту! — кокетливо подмигнула Луиза и двумя пальцами вытянула из своего пышного бюста крохотную склянку.

— Дай ее мне, Луиза, — протянул руку Пьер.

Девушка быстро утопила склянку в своих пуховых шарах и высунула язык.

— Ты хочешь спать как ангел? Со мной у тебя это не получится! Попробуй отнять!

Пьер шагнул к ней, но плутовка проворно отскочила в сторону и вдруг, хохоча, понеслась по улице. Бедняга погнался за ней.

— Умоляю, дай мне капли!

— Догони и отними! — озорно рассмеялась девка, гибко увернувшись от его рук.

Пьер остановился и достал из кармана три франка:

— Возьми, Луиза. Это все, что у меня есть. Мне не нужна твоя склянка, мне нужно только одно — чтобы ты капнула две капли в вино Шарлю.

— Мрачному Шарлю? — удивилась Луиза. — Ты хочешь, чтобы Шарль мне выпустил кишки?

— С выпущенными кишками я буду любить тебя еще больше.

Он подошел к девушке и крепко поцеловал в губы.

— Ой, Пьер! Почему я ни в чем не могу тебе отказать? — томно прошептала она.

Спустя некоторое время вор снова сидел за одним столом с убийцей и был весел, как сукин кот. На столе валялись кости от съеденного гуся. Друзья снова хлестали из кувшинов вино, веселились и даже пытались петь дуэтом. Шарль, конечно, петь не мог, но очень старался подтянуть своему неожиданному другу. Луиза принесла еще две деревянные кружки. Одну поставила перед Шарлем, другую перед Пьером. После чего многозначительно подмигнула. Шарль хлопнул по ее мягкой попе и грубо гоготнул.

— Сегодня вот эти руки будут гладить королевские бедра Маргариты де Валуа. Еще вчера я не мог об этом даже мечтать. Да что вчера? Еще даже сегодня утром.

Пьера перекосило. Он взглянул на свои тонкие руки с длинными пальцами и подумал, что они больше подходят для бедер королевы Марго, чем корявые руки убийцы.

— А кстати, как ты попадешь во дворец? — поинтересовался Пьер, приложившись к кружке.

Шарль поднес палец к губам и перешел на шепот. Он уже был достаточно пьян, а Пьер абсолютно трезв. Ничего не брало его сегодня. Такое с ним было впервые. «Шарль пьян от счастья», — с тоской подумал вор.

— Сегодня, — прошептал убийца, — как только закончится вечерняя молитва, я пойду на мост. Там меня будут ждать двое. После того как я назову свое имя, они посадят меня в карету и отвезут в Лувр. И там я встречусь с Маргаритой.

Шарль подмигнул Пьеру и тоже приложился к кружке. Через некоторое время он сделался очень вялым. Глаза его начали слипаться, а рот все больше кривиться. Он допил вино и уткнулся головой в стол. Пьер потормошил его. Убийца спал мертвым сном.

В это время в харчевню начали входить лавочники и заядлые игроки в кости.

— Это кто? Шарль? — удивлялись они. — Никогда не видели его таким.

— Помогите оттащить его на солому, — попросил Пьер. — Ему надо проспаться.

Мужчины дружно взяли убийцу под руки, отволокли в сени и грубо швырнули в сено. Сами же принялись метать кости. Пьер остался в сенях. Он смотрел на спящего Шарля, и никогда в жизни его сердце не билось так сильно.

После того как на башне пробило девять, Пьер стащил с убийцы плащ и сапоги, снял с него шляпу и вышел вон.

На улице продолжало мести, но Пьер больше не замечал ни ветра, ни снега. Когда он, выйдя за город, приблизился к мосту, его сердце радостно встрепенулось: сквозь снежную мглу явно вырисовывались два мужских силуэта в запахнутых плащах. Пьер ступил на мост и услышал грозный голос:

— Месье! Через мост прохода нет.

— Я Шарль! — ответил Пьер.

— Тогда пожалуйте в карету.

Пьер не помнил, как его везли, как вели по заснеженным аллеям к дворцу, как они втроем плутали по коридорам и лабиринтам Лувра. Опомнился он только после того, как его оставили одного в каком-то роскошном зале с белоснежной мраморной лестницей. Пьер осмотрелся. На стенах висели картины, в углу стоял клавесин, на нем канделябр с горящими свечами.

Неожиданно дверь наверху отворилась и вошла она, Маргарита де Валуа. Это было похоже на сон. Огромный роскошный зал, картины, мерцающие свечи и королева Марго, спускающаяся к нему по ступеням, словно с небес.

Ее осанка была грациозной, походка величественной, взгляд божественный, точнее — сатанинский. Ее кожа была настолько бела, что, казалось, сияла своим собственным светом. Марго была одета в шикарное голубое платье с причудливыми кружевами и глубоким декольте.

Королева остановилась перед Пьером, не дойдя четырех ступенек. Она внимательно осмотрела гостя с головы до ног и произнесла снисходительным тоном:

— Вы и есть знаменитый убийца Шарль?

— Да, ваше величество! — с готовностью ответил Пьер.

— Я вас представляла другим.

— Часто наши представления обманчивы, ваше величество. То не вина людей. То воля Господня, — произнес Пьер, пожирая свое божество сияющими глазами.

— Вернемся к нашим мирским делам. Догадываетесь, зачем я вас пригласила?

— Да, ваше величество. Назовите только имя. И ваше желание будет исполнено.