...Сейчас в уютной, теплой машине Натке вдруг стало холодно и промозгло. Все эти месячной давности воспоминания, которые не отпускали ее ни на минуту, казались нереально четкими. Словно когда-то она посмотрела видеосказку, где всем было хорошо, а потом пленка оборвалась и некто на ходу придумал печальный финал. Лерка пришла в себя! Натке бы радоваться до сумасшествия. Но почему, почему наворачиваются предательские слезы и глаза щиплет растекающаяся тушь?

Неужели банальный секс с красивым парнем может перечеркнуть такие давние и близкие отношения? А может, не только в физиологии дело? Может это... любовь? Та самая, из-за которой Натка столько лет одна и ее холодную постель редко кто согревает. А если так, то родная подруга — тривиальная соперница! Так неужели чувство соперничества, которого и не существует на самом деле, разве что только в Наткиной голове, может стать причиной затаенной досады, что Лерка выздоровела?

«Нет, так не должно быть, это неправильно, чудовищно и мерзко! Лерка — подруга! На все времена! И никто, ни один человек в мире не сможет сломать эту дружбу. И если придется принести в жертву мое сердце, значит я это сделаю!» Только как, как уговорить это сердце замолчать? Как признаться самой себе, что болезнь подруги освобождала для нее, Натки, место около Везуни? Ведь не трудно представить, что каждый его приезд в Москву, продолжение этих удивительных отношений имеют место быть. Натка чувствовала, что это возможно, если бы... Если бы Лерка не пришла в себя!»

— Мы приехали, девушка, — осторожно сказал водитель.

Натка вскинула голову. Они стояли около ее подъезда. Она полезла за кошельком. Пожилой водитель, совсем как тот, что месяц назад подвозил Натку из аэропорта домой, развернулся, и участливо протянул бумажную салфетку.

— Не стоит так убиваться, дочка. Жизнь полосата. Пройдет немного времени, и все образуется.

Натка удивленно посмотрела на салфетку, а потом уставилась в зеркало заднего вида. Все лицо было в слезах и подтеках туши. Она с благодарностью взяла салфетку и кое-как вытерла лицо.

— Эх, батя, если бы все было так просто, как ты говоришь, — печально усмехнулась Натка, попрощалась с водилой и вышла.

Она по детской привычке вскинула голову к своим окнам. За стеклами горел свет и чьи-то головы отбрасывали тени. «Боже, это же Петька с Тиной». Натка помчалась по лестнице. Упиваясь своей бедой и самобичеванием, Натка забыла про друзей и про то, что они ее ждут и волнуются.

По дороге она выдернула из кармана дубленки сотовый. Ну конечно, она забыла врубить громкий звонок! Уходя на операцию, Натка всегда отключала сигнал мобильного телефона. И теперь в окошке пульсировала надпись «Неотвеченный звонок».

— Натка, ну так не делают! — пробубнил Петька, как только она распахнула дверь. — Мало того, что за три дня мы видели друг друга десять минут, так в последний вечер перед отъездом ты вваливаешься домой в ночь-полночь.

— Мы уже билеты поменяли! — радостно сказала Тина, помогая Натке снять дубленку. — Петька на Ленинградский в восемь сгонял, так что ты его не слушай. Поедем на утреннем, не развалимся.

— Ребята, у меня потрясающая новость, после которой вы меня тут же простите! — бодро сказала Натка.

— Это ты поэтому вся зареванная, словно всех родных похоронила? — все так же ворчал Петька.

— Это — от радости, — заявила Натка и выложила новость про Лерку.

— Ура!!! — заорали ребята. — За это стоит выпить!

К великому удивлению Натки, стол в кухне ломился от всяких вкусностей, и Натке стало стыдно. Ну, вот, хотела сделать ребятам отходную, а получилось, что друзья сами все организовали. На это заявление Петька шутливо дал Натке подзатыльник, а Тина театрально поджала губы.

— Глупости не говори!

Натка в красках рассказала о Лерке.

— Ну, теперь можно вздохнуть с облегчением, — резюмировал Петька. — Эх, жаль не успеем к ней заскочить.

— Не переживай, вас все равно сейчас бы не пустили, — хрустя соленым огурцом, сказала Натка. — Врач сказал, что для посещений еще рано.

— Ну, тогда ладно, — успокоился Петька. — А у нас, подруга, две новости.

— Ну, выкладывайте. — Натка отложила вилку в сторону и закурила.

Во-первых, к нам заезжал недели две назад Серега, — торжественно объявил Петька и замолчал, явно ожидая реакции Натки.

— Сердце опять предательски ухнуло, но Натка быстро собралась.

Да ну? Объявился, блудный сын. Ну, как он, где, рассказывай.

Почему-то Натка была совершенно уверена, что Сергей не рассказал о своем приезде в конце декабря в Москву. Она оказалась права. Петька наперебой с Тиной поведали историю затерянного дружка, которую Натка уже знала.

— Ну, подлец, хоть бы на свадьбу пригласил, — деланно изумилась Натка.

— А ты что, нашла бы средства поехать в Берлин? — изумилась Тина.

— Нет, конечно, но сам факт имеет принципиальное значение, — рассмеялась Натка. — Ладно, давайте выпьем за здоровье его детей.

— Ой, он же нам фотку оставил. Смотри.

Перед Наткой появилась фотокарточка, с которой на нее смотрел своими неповторимыми глазами Сергей и две очаровательные девчушки, похожие как две капли воды друг на друга и на счастливого папашку.

— А где ж его фрау? — рассматривая фотографию, глухо спросила Натка.

— А на кой она нам? — резонно спросила Тина. — Главное, он сам и его девчонки. Славные, правда?

— Угу, — хмыкнула Натка и отодвинула от себя фотографию. — А вторая новость какая?

Тина с Петькой переглянулись. Тина пожала плечами и небрежно засунула карточку в сумку, что висела на стуле.

Тина выдержала мхатовскую паузу, а потом выдохнула:

— Я — беременна!

Вот эта была действительно новость! Натка искренне радовалась за ребят! Наконец-то! А то все чужих воспитывают в своей гимназии, а для своих все времени нет.

— А чего вы тогда в Москву приперлись, раз ты на сносях? — удивилась Натка.

— Ой, да у нас же все не как у людей! — махнула рукой Тина.

Оказалось, что Тина забеременела аккурат после того, как переболела краснухой. Эта детская, в общем-то неопасная болезнь страшна только в одном случае — когда ею болеют потенциальные мамаши. И надо же было такому случиться, что долгожданная беременность пришла именно в канун выздоровления Тины.

— Наши питерские эскулапы требовали немедленно аборт или проведения очень дорогого и болезненного исследования. Вот мы и приехали на консультацию в Центр матери и ребенка, — объяснял Петька.

— Словом, рожать разрешили! — торжествовала Тина.

— Ну, дай Бог! — подытожила Натка.

Они стали бурно обсуждать, кого ожидают да как назовут, словом, вели тот самый вечный разговор всех будущих родителей. Натка поклялась, что приедет в Питер, когда Тина родит, заберет подругу из роддома. Засиделись до рассвета.

— Так, девчонки, я на час пойду сосну, а то упаду, — потягиваясь, сказал Петька. — Тебе тоже не мешало бы, — обратился от к жене. — В шесть надо уже выдвигаться.

— Сейчас приду, — пообещала Тина. — Только чай допью.

Натка убирала со стола, Тина задумчиво смотрела в спину подруге.

— Натка, что с тобой? — наконец спросила Тина.

— Со мной? — Она удивленно повернулась. — А что такое?

— Ты какая-то уставшая, потерянная, что ли. Как твоя жизнь, если отбросить работу и Леркину семью?

Натка выключила воду и села напротив подруги.

— Если отбросить работу и Лерку, то больше в моей жизни нет ничего, — усмехнулась она.

— Ни привязанностей, ни увлечений, ни мужчины? — уточнила Тина.

Натка кивнула.

— Невесело, — резюмировала Тина. — А что так?

Натка пожала плечами.

— Ясно, опять разбитое сердце и рухнувшие надежды.

— С чего ты решила? — удивилась Натка.

— У тебя было такое же лицо, когда от тебя ушел Свят. Помнишь такого?

Ей ли не помнить?! Натку трясло от его имени еще очень долгое время. Потом — рассосалось. Как-то не так давно, года четыре назад, Свят вновь появился, что-то бормотал о возобновлении их отношений, о том, что любит ее до сих пор, а жена — это так, необходимый атрибут его обеспеченной жизни. Натка смотрела на его утонченное лицо и пыталась найти в своем сердце хотя бы намек на былые чувства. Тщетно. Все ушло. И любовь, и обиды. Осталась пустота и, пожалуй, благодарность. Все-таки он тогда очень помог Лерке. Что она ему и сказала, перед тем как навсегда закрыть за ним дверь. И в свою квартиру, и в свою жизнь. Отработано и возврату не подлежит.

Натка молчала. А чего говорить, что обсуждать? Сергея, Леру, ее, Наткино, непонятное до конца ей самой чувство к другу и подруге? Нет, она не сможет. Ей стыдно.

— Ты влюблена, Натка. И судя по всему, безнадежно. Может, поговорим?

— Не обсуждается, Тинка, — горько рассмеялась Натка. — Ты сама сказала — безнадежно, так что воздух сотрясать.

— Ну, как знаешь, неволить не буду, — Тина встала и уже на выходе сказала, — ты изменилась, Наташка, очень изменилась?

— Жизнь такая. Закрученная.

— Это не жизнь виновата, а мы сами. Проще надо жить, проще. — Она поцеловала Натку и ушла.

Через два часа они уехали. Ее дом снова погрузился в тишину. Натка бродила по маленькой квартирке и думала, что ее душа, как и ее дом, пуст и холоден. И наполнить его теплом и любовью может только один человек, который никогда не сможет этого сделать. Натка остановилась около зеркала, которое отразило высокую красивую молодую женщину с большими печальными глазами.

— Да, мать, видать, на роду у тебя написано любить тех, кого любить-то тебе и нельзя.

Легче от этой фразы не стало. Занимался новый день. Спать не хотелось, думать тоже, поэтому выход у Натальи Баскаковой был только один — идти на работу. Где она всегда нужна, где ее понимают и ни о чем не спрашивают.