Утро проходит по привычному для меня расписанию: будильник, пробежка, душ, завтрак. В половину седьмого просыпается Богдан, который находится в отличном настроении — чего не скажешь обо мне — и мы наконец-то едем на работу вместе. Это слегка сглаживает мой внутренний раздрай, и на прощание я даже целую Бо, но так, чтобы никто не видел — всё же для меня поцелуй является такой же интимной вещью, как и секс, и свидетели здесь ни к чему.

Сегодня у Николая Александровича были намечены два совещания и встреча с инвесторами, так что работы у меня было предостаточно, чтобы забыть о возможных грядущих неприятностях — ровно до того момента, как я получаю от Бо сообщение с просьбой зайти к нему. Уже на ходу пытаюсь представить, что именно он мне скажет, но реальность оказывается куда более шокирующей.

А всё потому, что, переступив порог его кабинета, первым, кого вижу, оказывается… Матвеев.

— Проходи, — как ни в чём не бывало, улыбается Богдан, жестом приглашая меня сесть в кресло — в аккурат напротив Кости.

Непонимающе перевожу взгляд с Аверина на Матвеева, очень стараясь не раздражаться на последнего за присутствие — я и так уже доставила Богдану непростительно много проблем за последние два дня — но получается из рук вон плохо.

— Так о чём ты хотел поговорить, и почему здесь он? — всё же хмуро спрашиваю.

Замечаю ухмылку на лице Кости перед тем, как отвернуться.

— Предотвращение наших разногласий и сохранение отношений с Матвеевыми целиком и полностью зависит от вас двоих, — отвечает Бо. А я по-прежнему ничего не понимаю; и, видимо, это написано у меня на лице, раз Аверин всё же поясняет свою идею: — Вам двоим необходимо убедить всех остальных в том, что между вами нет никакого конфликта — тогда не будет и повода разрывать наши отношения с «Люкс-Тур».

От удивления чувствую свои брови где-то в области затылка.

Это он сейчас так пошутил?

* * *

— И как ты себе это представляешь? — слышу свой голос сквозь призму злости — не удивлюсь, если эта бредовая идея принадлежит Матвееву.

— Подружитесь, — говорит Бо таким тоном, будто предлагает мне пройтись по магазинам, а не провести время с этим мудаком.

— Да ни за что! — вскакиваю на ноги. — Если тебе так хочется — сам води с ним дружбу!

— Ну и кто из нас после этого ребёнок? — слышу насмешливый голос Кости.

Собираюсь в очередной раз выйти из себя, когда внезапно понимаю, что он прав — я действительно веду себя как ребёнок.

Капризный ребёнок, как сказал вчера Богдан.

Чёрт.

Подхожу к окну, став спиной к обоим, и пытаюсь привести мысли в порядок: Бо хочет, что мы с Костей всего лишь убедили остальных, что конфликт между нами исчерпан — никто не заставляет меня по-настоящему прощать его и уж тем паче относиться как к другу.

Что ж, такое я смогу выдержать — фальшиво улыбаться, когда он рядом, и делать вид, что между нами всё в порядке. Никто ведь не запрещает мне и дальше говорить ему всё, что я о нём думаю, когда рядом не будет свидетелей.

— Пусть будет по-твоему, — отвечаю наконец, повернувшись к обоим лицом.

Ловлю на себе довольных взгляд Кости, который снова меня раздевает глазами, и чувствую, как у меня подскакивает температура.

Это что? Я заболела? Только этого не хватало!

Я чувствую внутренний дискомфорт, к которому совершенно не привыкла, и направляюсь к двери, когда слышу за спиной Богдана.

— Я пригласил чету Матвеевых в офис сегодня, и будет лучше, если после встречи именно Костя отвезёт тебя домой — для пущей убедительности.

Спотыкаюсь на ровном месте, потому что… С какого это рожна я должна ехать с Матвеевым на его машине к себе домой? Неужели это настолько необходимо?!

Не оборачиваюсь, чтобы снова не наткнуться на довольную рожу Кости, но с достаточной силой хлопаю дверью, чтобы они оба поняли, насколько я в «восторге» от этой новости.

Чтобы ненароком не взорваться от злости во время рабочего процесса, выбрасываю из головы к чёртовой матери всё, что хоть как-то может напоминать о Матвееве; даже отключаю телефон, потому что Бо может прийти в голову ещё какая-нибудь «оригинальная» идея, от которой я точно потеряю голову. Это слегка выходит мне боком, когда у Николая Александровича не получается до меня дозвониться, но я выкручиваюсь, впервые в жизни соврав своему боссу: батарейка села, и гаджет отключился. Поворчав для приличия, он отпускает меня домой на целый час раньше положенного, и я буквально лечу в сторону лифта, искренне надеясь, что смогу улизнуть до того, как кому-нибудь вздумается меня остановить.

И даже успеваю вызвать машину по служебному телефону, вот только Аверин будто мысли мои читал — ну или Николай Александрович предупредил его о моём уходе — потому что путь к лифтам перегородила его мощная фигура.

— Куда-то собралась? — с ехидной улыбкой спрашивает он.

Тяжёлый вздох; пальто на сгиб локтя; глаза к потолку.

Господи, ну за что мне всё это?

В переговорной — как иронично, ха-ха — уже сидит семья Матвеевых в полном составе, и с беспокойством смотрят в мою сторону, будто я сейчас снова выкину что-нибудь эдакое, от чего им вновь придётся краснеть. Но я грациозно пересекаю просторное помещение и опускаюсь на стул напротив Кости, стараясь смотреть на него без ненависти, но весьма красноречиво — пусть не думает, что я так просто сдамся или забуду.

А после устремляю всё своё внимание на Матвеевых-старших, подключив обаяние, на которое только была способна.

Не припомню, чтобы за всю жизнь мне пришлось врать в таких объёмах, как я делала это сегодня вечером. Да ещё этот Костя, который ни разу за всё время не отвёл от меня глаз — будто я сидела перед ним без одежды; это нервировало, чего со мной не случалось ещё со школы, но я старательно игнорировала его присутствие. Помню, что постоянно улыбалась, и от этой фальшиво-милой улыбки уже болели щёки, и хотелось спустить на ком-нибудь пар.

Например, на Матвееве, который как раз поднимался на ноги, любезно протягивая мне руку, помогая встать, чтобы отвезти домой лично. Зато я могла собой гордиться — не испепелила его взглядом, хотя очень хотелось, а послала ему открытую улыбку, от которой Костя почему-то завис.

Вон даже зрачки расширились.

Наклоняюсь к нему ближе, чтобы никто не слышал того, что я собираюсь ему сказать, но Матвеев снова реагирует как-то неадекватно — начинает дышать через рот, и меня почему-то клинит на его полуоткрытых губах.

Мысленно даю себе затрещину.

— Руку-то отпусти, малахольный, — шиплю ему на ухо. — Иначе домой в инвалидном кресле поедешь.

В коридор выходим все вместе; пока Бо разговаривает с Матвеевыми по поводу фонда, я направляюсь к лифтам, и отскакиваю в сторону как ошпаренная, потому что чувствую едва уловимое прикосновение чьей-то руки к своему бедру. И не нужно быть гением, чтобы понять, кто именно это сделал — уж слишком красноречиво горели глаза Кости.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌Интересно, этот придурок вообще в курсе, что я замуж выхожу?

Меня бесят эти неуместные фривольности с его стороны, которые он себе позволяет; но отчего-то я чувствую, как начинают гореть мои щёки, и мне остаётся только надеяться, что этого не видно за слоем тонального крема. Поджимаю губы и посылаю ему убийственный взгляд, убедившись, что этого никто не видит — хотя Богдану стоило бы больше внимания обращать на то, что творится вокруг.

Пока мы вместе спускаемся вниз, Богдан просит меня вызвать машину, потому что вынужден задержаться на работе; в этот момент Костя вступает в игру и любезно предлагает отвезти меня домой. Не понимаю, зачем это нужно, если для ликвидации конфликта было достаточно и моих заверений в том, что всё в порядке. Я соглашаюсь сквозь зубы, мечтая придушить этого актёра, но высказываться в присутствии Богдана и родителей Кости не рискую.

Матвеев галантно открывает мне дверь и помогает сесть в автомобиль; пока он обходит машину, смотрю в зеркало заднего вида на Бо, который подмигивает мне и скрывается за дверью компании.

Предатель.

Едва Костя садится, как я тут же даю волю едва сдерживаемому гневу.

— Надеюсь, это был последний раз, когда ты распускал свои руки, идиот несчастный, — взрываюсь, на что парень лишь ухмыляется. — Мне не нужна комнатная собачонка, таскающаяся за мной по пятам!

От моего последнего сравнения довольная улыбка сползает с его лица; я вижу, как ходят желваки на его лице, и ликую от того, что у меня наконец-то получилось хоть немного сбить с него спесь.

— Ни одна наша встреча не прошла по моей непосредственной инициативе, — слышу его ответ. Бросаю на него косой взгляд и с удивлением замечаю, что злость сделала его лицо старше — теперь он как минимум дотягивал до моего возраста. — Так что твоё сравнение неуместно.

— Жениху моему об этом расскажи, — довольно улыбаюсь я, ожидая его дальнейшей реакции.

И она не заставляет себя долго ждать: втопив педаль тормоза в пол до упора, Костя неожиданно тормозит прямо посреди дороги; меня швыряет вперёд, отчего ремень безопасности, пристёгнутый на автомате, натягивается, больно врезаясь в тело, но от столкновения моей головы с приборной панелью всё же спасает.

— Ты выходишь замуж? — ошарашенно спрашивает он.

То есть, такая очевидная мысль не приходила в его светлую голову? Вряд ли бы Богдан вёл себя со мной так дерзко, если бы был всего лишь сыном моего босса…

— Может, ты уже отвезёшь меня домой и наконец-то провалишься куда-нибудь подальше? — снисходительно спрашиваю и отворачиваюсь к окну.

В задний бампер раздаются недовольные гудки и резкие ругательства, и Костя приходит в себя, продолжив движение. Называю ему адрес, и больше за всю дорогу мы оба не произносим ни слова — я радовалась тишине и отсутствию поползновений в свою сторону, а Матвеев, очевидно, всё ещё был в шоке.