Карина Рейн - Наглец

Так ему и надо.

* * *

Всю дорогу до моего дома Матвеев молчит, словно воды в рот набрал, но я всё равно не могу отвлечься и остро чувствую его присутствие каждой клеточкой тела — рядом с ним хочется ощетиниться, выпустить иголки и защищаться. Рядом с Богданом я никогда такого не чувствовала; пусть между нами не было воспламеняющих атмосферу чувств — мне было достаточно и того, что мне с ним спокойно, безопасно и надёжно. Рядом с таким, как Костя, всегда актуален эффект неожиданности — никогда не знаешь, что случится через минуту.

А я ненавижу неожиданности.

А ещё меня почему-то напрягает эта тишина — молчаливость совершенно не идёт Матвееву как черта характера.

Ну и вот почему я об этом думаю вообще?!

Во дворе своего дома буквально вылетаю из машины, не забыв хлопнуть дверью напоследок, но Костя не даёт мне уйти просто так.

— Когда твоя свадьба? — слышу за спиной его голос.

Мне приходится обернуться, хотя очень не хочется.

— Какая разница? — холодно спрашиваю.

— Не будь язвой, — кривится парень. — Просто ответь.

— Двадцать третьего мая, — меняю гнев на милость.

Пару секунд Костя о чём-то сосредоточенно думает, а потом кивает собственным мыслям.

— Значит, у меня ещё есть время.

Загадочно ухмыльнувшись, Матвеев подмигивает мне и с визгом покрышек по асфальту срывается с места, в то время как я застываю памятником самой себе.

Что он хотел этим сказать?

Наверно, мне никогда не понять этих мажоров…

Богдан объявляется примерно через четыре часа с довольной улыбкой и новостью о том, что с фондом всё в порядке, и Матвеевы согласны сотрудничать, раз уж между мной и Костей отсутствуют разногласия. Я уже собиралась было порадоваться тому, что мне больше не придётся видеться с этим самоуверенным пижоном — ну разве что на благотворительных вечерах, устраиваемых на платформе фонда Матвеевых — но Бо снова вводит меня в состояние ступора: раз уж мы с Костей хорошо ладим (со слов его матери), то мы справимся с курированием ещё одного фонда, который они собираются открыть через две недели.

Совместно.

Я и Матвеев.

Что за бред вообще?!

— Я не собираюсь ничего с ним курировать! — бурчу себе под нос, подпиливая ноготь, сломанный об угол стола, когда я в порыве эмоций — опять — неловко взмахнула руками. — Это ведь их фонд! Я вообще не имею к нему никакого отношения!

— Во-первых, это наш совместный фонд, — не соглашается Богдан. — А во-вторых, ты почти моя жена, а значит тоже член моей семьи, и если нужно стать совладельцем фонда — ты станешь. Не забывай, за кого ты выходишь замуж, Полина; я не мальчик с окраины, с которым пройдут подобные штучки. В нашей семье каждому пришлось через что-то перешагнуть в себе, чтобы добиться того положения, которое мы сейчас занимаем — теперь твоя очередь перешагнуть через собственную гордость ради процветания компании и поддержания авторитета.

Вздыхаю от несправедливости: когда в прошлом году двоюродный брат Бо практически подвёл его под монастырь, в последний момент забрав свои инвесторские деньги из проекта для получения более выгодного контракта, Аверин не стал с ним церемониться; несмотря на то, что Стас был вторым по уровню важности инвестором нашей фирмы, Бо не переступал через собственные амбиции и гордость, а от души дал ему хорошего пинка за такое предательство.

А я вот должна переступить…

Всё это прокручиваю в голове, но вслух не произношу, потому что своими контраргументами сделаю только хуже, а я ещё не растратила весь свой инстинкт самосохранения, который начисто отключался в присутствии Матвеева.

Пока Бо пил кофе и рассказывал мне что-то о новой крупной сделке, которую они с Николаем Александровичем готовят, я поливала свою пальму в большой кадке и совершенно не слышала того, что он говорит — будто навязчивый фон где-то у соседей через стенку. А всё потому, что в моей голове навязчиво, словно шарик от пинг-понга, билась мысль о тех последних словах Кости.

Что он всё-таки имел в виду, говоря, что у него есть время?..

Утром просыпаюсь от того, что под боком возится Богдан; разлепляю уставшие веки и первым делом бросаю взгляд на часы — половина четвёртого.

— В чём дело?

Бо целует меня в лоб и продолжает одеваться.

— Астаховы аннулировали контракт по сделке, — сквозь зубы шипит Аверин в ответ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌Даже несмотря на то, что я безумно хочу спать, мои глаза широко распахиваются.

— Они не могли так поступить — им ведь в таком случае придётся заплатить огромную неустойку…

— Да, и они готовы её заплатить, чёрт возьми! — пылит Богдан и нервно проводит ладонью по волосам. — Прости.

— Мне поехать с тобой?

Бо качает головой.

— Ты там всё равно ничем не сможешь помочь. Спи пока, приедешь в своё привычное время.

Он застёгивает рубашку, запонки, прихватывает пиджак и выходит в коридор, где ещё минуты две я слышу, как он возится. После хлопает входная дверь, и квартира вновь погружается в привычную ночную тишину. Мне бы спать ещё полтора часа, но сна нет совершенно ни в одном глазу. Если сделка действительно будет похоронена окончательно, компания не развалится, но на нашем имени это отразится максимально отрицательно. Больше всего меня волновало, кто именно смог переманить братьев Астаховых на свою сторону — ведь только поэтому они могли уйти в самый разгар подписания договора о сотрудничестве. И что им такого предложили, что они не озаботились последствиями своей выходки?

Ещё пару минут я лежу на постели, уставившись в потолок, а после с обречённым вздохом поднимаюсь на ноги: стоило ожидать, что после подобной новости я потеряю спокойствие.

За окном ещё беспросветная темень, но я отчётливо слышу завывание ветра и свист ветвей деревьев; от этого звука хочется спрятаться обратно под одеяло, натянуть его по самые глаза и просидеть так пару дней — никуда не выходя и никого не видя. Но у меня есть работа, есть обязанности, которые я не имею права нарушать, потому что подведу не только своё начальство, но и саму себя.

Единственное, чем я могу распоряжаться — это утренняя пробежка; именно ей я объявляю бойкот, занявшись вместо неё йогой. После съедаю овсяную кашу с кусочками яблока, отмечая, насколько мне осточертела эта «еда», от которой после каждый раз остаётся привкус пепла во рту, и отправляюсь на работу, надеясь, что, если лучше быть не может — не будет хотя бы хуже, чем есть.

«Чёрт, Матвеев, надо же было тебе так попасть…» — мысленно бешусь, потягивая холодное пиво, лениво развалившись на диванчике в «Конусе».

Почему-то до сегодняшнего момента мне даже в голову не приходила мысль о том, что Полина может быть обручена. Хоть она и строит из себя Королеву Вселенной, в своей голове я уже давно нарисовал наше совместное будущее, как только растоплю её ледяное сердце. Её фраза о том, что она через четыре месяца выходит замуж, была равносильна удару по шарам: неожиданно, неприятно и чертовски… больно. Но я вовсе не собираюсь опускать руки; в конце концов, «выйду замуж» и «замужем» — это разные вещи, так что… Может у меня ещё получится до неё достучаться?

Я не слепой и вижу, что на самом деле она не такая — не бездушная ледышка с кошельком вместо сердца; это заметно хотя бы по тому, как она ведёт себя рядом со мной и с Авериным-младшим: то вспыхивает, словно пламя костра, то становится холодной и собранной, словно айсберг.

А мне, чёрт возьми, безумно нравится заставлять её гореть.

— Ты куда уплыл? — врывается в мои мысли голос Шастинского. — Костян, не бросай меня с ними одного!

Лёха притворно хнычет, и прячет лицо на моём плече, заставляя меня фыркнуть со смеху.

— Кажется, его пора отрывать от маминой юбки, — ржёт Егор. — А то мы ни его, ни Костяна не женим. Знаете, про вас двоих уже слухи ползут; я вроде даже слышал, что люди делают ставки на то, как скоро вы съедетесь обустраивать семейное гнёздышко.

Хорошо, что в этот момент я не пил пиво — иначе щас выглядел бы так же по-идиотски, как и Макс, который заржал и подавился, заплевав всё вокруг.

— Точно-точно, — поддакивает Кир. — Мы все помним, как вы оба проснулись в обнимку!

— Мы не спали в обнимку! — возмущаюсь, пытаясь сохранить лицо, но до Молчановой мне явно далеко, поэтому всё же ржу. — Придурок просто на моей спине заснул! Если он с кем и спал в обнимку, так это с Ежом — я видел, как Лёха из твоей комнаты выходил утром!

Макс с Киром недоумевают, Егор закатывает глаза, а Лёха фыркает.

— Чёрт, а я-то надеялся, что никто не видел… — роняет последний, и парни конкретно ржут. — Ладно хоть одетый был…

— Да ты издеваешься! — выдаёт Макс за секунду до полного безумия, которое начинает твориться с нашей компанией, потому что назвать это смехом язык не поворачивается.

— Так у вас оргия, что ли? — спрашивает Кир и чуть не отправляет нашу братию на второй заход, но мои лёгкие уже и так горят и просят пощады.

К тому же, мой телефон вибрирует сообщением от отца, который просит приехать.

— В чём дело? — серьёзнеет Макс.

— Нужно смотаться домой, — хмурюсь в ответ. — Отец хочет поговорить. Но я вернусь.

Лёха фыркает.

— Ты главное смотри, чтоб у тебя как в «Интерстеллар» не вышло — возвращаешься, а меня уже правнуки хоронят!

Мы снова ржём, и я наконец-то ухожу; внутри селится какое-то предчувствие бури, от которого по венам бежит адреналин.

После тепла помещения холод улиц выстуживает мой адреналин до нуля, и это отрезвляет — но не настолько, чтобы я перестал думать о Полине. Она стала моим диким ядом, отравляющим кровь и разум, и даже новость о том, что она почти замужем, не способна выбить её из моей головы. И я вовсе не шутил, когда говорил о том, что у меня ещё есть время — я не собираюсь сдаваться и просто так отдавать кому-то женщину, к которой меня впервые в жизни тянет.