Софи Барнс - Наедине с герцогом

– Необходимо немедленно разослать приглашения.

Указания лились потоком. Она тут же переключилась на возможность заказать скульптуру изо льда и поделилась с сыном идеями об украшении зала цветами.

У Энтони от этой болтовни разболелась голова, но результату он обрадовался. Не упомянул он лишь о том (не хотел возбуждать мать еще больше), что намерен воспользоваться балом для того, чтобы познакомиться с молодыми дамами, коих матушка, вне всякого сомнения, намерена пригласить. Кончина отца изменила планы Энтони на будущее, заставив его осознать, насколько хрупкой может быть жизнь. Ему необходим наследник. Более подходящего времени для того, чтобы задуматься о продолжении рода, нельзя было и придумать.

– «Приди же, ночь! Приди, приди, Ромео, мой день, мой снег, светящийся во тьме, как иней на вороньем оперенье»…[1]

– Прекрати немедленно, – предупредила Изабеллу мать, отрываясь от вышивки: цветущей виноградной лозы, которая должна была украсить новый комплект наволочек, заказанных женой мясника.

Изабелла должна была учиться нелегкому ремеслу вышивальщицы, но девушка считала рукоделье слишком утомительным занятием, поэтому решила немного отвлечься и почитать. Едва она пробежала глазами свои любимые строки, как мать, по своему обыкновению, ее перебила – на том же месте.

– Но это такие романтичные стихи, мама…

Не стоило подливать масло в огонь – ее мать так легко было вывести из себя, – но Изабелла не смогла удержаться.

– Романтичные? – Мать нахмурилась, зубы у нее заскрипели, и Изабелла тут же поняла, что ничего, кроме насмешки, ей ждать не следует. – Ты хотя бы понимаешь, что главные герои умерли из-за нелепого недоразумения?

– Да, но…

– Не говоря уже о том, что строки, которые ты процитировала, содержат размышления Джульетты не только о смерти ее возлюбленного, но и о том, что в дальнейшем его покрошат и…

– Изрежут на маленькие звезды…

– Честно признаюсь, – мать покачала головой, вновь возвращаясь к розовому лепестку, который проткнула иглой, как будто это был Шекспир и она была намерена заставить его заплатить за то, что он покорил ее дочь своей пьесой, – никогда не понимала, что романтичного в молодой паре, которая сводит счеты с жизнью во имя любви.

Изабелла сдержала улыбку, отложила в сторону книгу и потянулась за вышивкой.

– По-моему, ты единственная из всех, кого я знаю, кто так нападает на самую прекрасную из пьес, как будто мистер Шекспир стремился обидеть ею именно тебя. Учитывая то, как сильно ты любишь папу, я бы решила, что ты не чужда романтики, однако начинаю сомневаться, известно ли тебе вообще о том, что это такое. – Девушка сказала это в шутку, но, когда подняла голову, заметила, как у ее матери остановился взгляд и сжались губы. – Прости, я не хотела тебя обидеть, – тут же пробормотала она.

Мать глубоко вздохнула, не спеша выдохнула, а потом вновь вернулась к рукоделию.

– Знаю, что не хотела.

«Да пошло все к черту!» – подумала Изабелла, прокалывая иглой белоснежный кусок льна, который держала в руке.

Когда девушка приступала к работе, накрахмаленная ткань была гладкой и чистой, но уже давно превратилась в мятую тряпицу. Изабелла покачала головой, ругая себя за легкомыслие и безразличие – не к ткани, разумеется, а к матери. Уже не в первый раз, пусть и не желая этого, она оскорбила ее чувства. Взглянув на книгу, девушка мысленно сказала себе, что не следует больше показывать ее матери. От этой пьесы одни неприятности.

Изабелла прерывисто вздохнула. Ей нужна была наперсница – человек, которому она могла бы поведать о своих мечтах, о желании жить со своим избранником долго и счастливо. Что бы ни говорила мать, Изабелла знала: ее родители счастливы в браке. Это было заметно по взглядам, которыми они обменивались, по радостным улыбкам, которые они дарили друг другу.

Изабелла мечтала о таком счастье, но ей хотелось большего – она грезила о чуде. Одному Богу известно, сколько часов кряду она провела в мечтах о храбром незнакомце – может быть, даже о принце, – который признался бы ей в вечной любви, а потом увез бы прочь в свой замок на белом скакуне… или в золоченой карете, похожей на карету Золушки из сказки, которую Изабелла так любила в детстве.

– Изабелла!

Девушка растерянно заморгала – по всей видимости, мать что-то ей говорила, а она не слушала.

– Прости, мама, я витала в облаках. Ты что-то сказала?

Мать нахмурилась.

– Я знаю, как тебе нравится «Ромео и Джульетта». Я не хотела, чтобы мои слова прозвучали как насмешка, просто… несмотря на то что я отдаю должное таланту Шекспира, по моему мнению, он плохо представлял себе, что такое настоящая романтика, – по крайней мере, это можно заключить из данного произведения. – Женщина завязала узелок, сложила наволочку и спрятала рукоделье в корзинку. – Нет никакой романтики в том, чтобы жертвовать собой ради любви, Изабелла, – это всего лишь порыв, необдуманный поступок, совершенно бессмысленный. Настоящая романтика проявляется в бескорыстных поступках, в беседе наедине или поцелуе украдкой, пока никто не видит. Романтика заключается в том, чтобы показывать человеку, что для тебя так же важны его чувства, как и свои собственные, а может быть, даже и важнее. И самое главное: дать понять другому, что любишь его, и слова при этом не нужны.

Изабелла не сводила с матери глаз, внезапно осознав, что никогда по-настоящему ее не знала, принимала за совершенно другого человека. Девушка и предположить не могла, что ее мать настолько ранима и чувствительна. А может, дело было в том, что она впервые открыто заговорила с дочерью о любви. Конечно, Изабелла знала, что, если говорить о делах сердечных, ее мать нельзя назвать циником – ее верность мужу доходила до смешного. Мама не понимала, зачем писать стихи, вместо того чтобы просто открыть тому, кого любишь, свои чувства, а еще она считала нелепым утверждение, будто каждая женщина должна быть счастлива, если в ее честь исполнят серенаду, – так, по крайней мере, она однажды сказала.

Изабелла намеревалась расспросить мать о самом романтичном поступке, который когда-либо совершал отец, и уже открыла было рот, как мать встала и сказала:

– Ты бы лучше подготовилась к визиту мистера Робертса. Ты же знаешь, он никогда не опаздывает.

Это было правдой. Более предсказуемого человека, чем Тимоти Робертс, Изабелла не встречала. Предсказуемость не всегда плохо – в конце концов, Марджори, их служанка, всегда точно знала, когда ставить пирог в духовку, чтобы он поспел как раз к приходу гостя. А в последнее время мистер Робертс к ним зачастил. Он являлся каждое воскресенье, ровно в три часа, вот уже целый год.

В цели его визитов никто не сомневался (несмотря на то что Тимоти Робертс пока не сделал предложения), и родители Изабеллы были просто счастливы. Ее отец, познакомивший Изабеллу с мистером Робертсом, гордился тем, что обеспечил дочери такую удачную партию. Еще бы ему не радоваться: их семья едва сводила концы с концами, а мистер Робертс был богатым человеком, имел свое дело – держал каретную мастерскую.

Последние пять лет отец Изабеллы работал у мистера Робертса, проверял каждый экипаж, прежде чем доставить его покупателю, и хотя Изабелла не знала, что именно сообщил ее отец своему работодателю, но однажды тот явился к ним на чай и с тех пор стал у них в доме частым гостем.

Изабелла вздохнула и собрала рукоделье, не испытывая никакой радости при мысли о предстоящем визите мистера Робертса. И совсем не потому, что он ей не нравился (из-за его сдержанности было трудно составить о нем определенное мнение), и уж точно не потому, что он ее чем-то огорчил или обидел. Напротив, он всегда вел себя как истинный джентльмен, ни на йоту не отступая от правил этикета.

Нет, все было гораздо проще: Изабелла не любила его. Хуже того, она уже давно поняла, что никогда не сможет его полюбить.

– Должен отдать должное вашему пирогу, миссис Чилкотт, – сказал мистер Робертс. Он взял салфетку, сложил ее в безукоризненный квадрат и с величайшей тщательностью и аккуратностью вытер губы. – Вне всякого сомнения, это лучшее, что я ел, – идеальная пропорция фруктовой начинки и сахара. – Едва заметное подергивание его губ означало улыбку, но поскольку мистер Робертс был не из тех, кто склонен к сантиментам, в полноценную улыбку его губы так никогда и не растягивались.

Изабелла не отрываясь смотрела на него. Неужели она в самом деле будет вынуждена до конца своих дней жить с этим занудой? Прежде она не встречала людей столь дотошных и при этом столь учтивых и сдержанных. К тому же мистер Робертс никогда не делал ничего, что можно было бы расценить как поспешность или неожиданность, и, вероятно, многим такие черты характера казались достойными высокой похвалы. Но Изабелла считала мистера Робертса самым приземленным из своих знакомых. Она вздохнула. Неужели она хочет слишком многого, желая, чтобы человек, который намерен взять ее в жены, смотрел на нее хотя бы с интересом? Мистер Робертс проявлял подобие заинтересованности в одном-единственном случае – когда смотрел на кусок пирога на своей тарелке.

Изабелла не знала, что ее удручает сильнее, – отсутствие у него чувства юмора или то, что пирог, несомненно, привлекает его больше, чем она. Она лишь недавно обратила внимание на чрезмерную серьезность мистера Робертса. Девушка даже представить себе не могла, что кто-то может не обладать чувством юмора, и принимала его необъяснимую сдержанность за признак того, что ему ближе сарказм. Но оказалось, дело совершенно в ином. Мистер Робертс просто не находил ничего смешного и не видел никакого смысла в том, чтобы рассмешить других, и Изабелла поймала себя на том, что это по-настоящему ее тревожит.

– Вы слишком добры, мистер Робертс, – ответила миссис Чилкотт на похвалу. – Положить вам еще кусочек?

Глаза мистера Робертса округлились, но, вместо того чтобы ответить согласием (чего ему явно хотелось), он сказал: