— Автомат?!

— Автомат. Получили лицензии на охранную деятельность и на оружие. Всё по закону. А те сволочи вложили оружие в руки, представь себе, бывшим детдомовцам. Типичная история, загнали их в угол долгов и послали убивать. Сколько таких, готовых на всё ради куска хлеба, грамма наркотика… И шлёпают их, как пустые бутылки на тренировочных стрельбах. О девяностых годах ещё напишут, я прошёл через них по лезвию бритвы. Потом оказалось, что мало держать оборону силой, надо знать законы, которые пекли, как блины. Долгая песня. Учился сам, прошёл мастер-класс у Марка Викторовича. Высший пилотаж. Теперь я уверен в себе и в своём деле, прекрасно вижу, как перспективу, так и подводные течения. И ты можешь на меня положиться.

— Я всегда это чувствовала.

— И сбежала…

Серёжа снова сел рядом, взял за руку и заглянул в глаза.

— Женечка, теперь давай вместе вернёмся в твоё прошлое. Мне необходимо знать, как ты смогла жить с таким грузом на сердце, и куда ушёл твой огонь, свет из глаз?

Я внезапно для самой себя спросила, за что он полюбил меня. Глупый вопрос. Я часто задавала его себе и не находила ответа.

— Женщина — это тайна, — тихо произнёс Серёжа. — Есть нечто, неуловимое и единственное для разных мужчин, что притягивает внезапно и навсегда. Шарм, неуловимая изюминка, глаза, взмах ресниц. Даже запах. В каждом из нас рождается и живёт некий образ, идеал женщины без чётких очертаний, и это нечто внезапно обретает реальность одним штрихом. Твоя улыбка, словно припухших от поцелуев губ, навечно заполнили нечёткий образ идеала. Они обещали блаженство и рай. Твои губы словно выжгли на мне тавро — я твой. Стоило мне их представить, и весь мир уходил из-под ног. Мне нужна твоя улыбка…

Я вспомнила: рука отца, большая, надёжная. Моя ладошка в этой руке, и мир безопасен. «Я в домике!» — кричало моё детское сердечко. Меня обидел мальчик, я плачу, он берёт меня за руку, чтобы успокоить, и я прощаю его. Рука вялая, неуверенная Игорька…

— А мне нужна твоя рука…

— Одна? Может быть, переориентируешься на другой орган? — шёпотом спросил Серёжа.

— Если хочешь получить улыбку, отдай руку! — мы стали бороться.

— Мои руки нужны малышу и девочке!

— Какой девочке?!

— Ты будешь кормить её грудью и улыбаться…

Серёжа давно заснул, а я пыталась вспомнить время счастливых улыбок и беззаботного смеха…


Первый удар после свадьбы, и улыбка сползла с моего лица. Алтай. Мой первый авантюрный шаг вернул её на место. Я помню этот день.

Ещё сонную Гена затащил меня в рыдван. Я окончательно проснулась возле бледно-розового старинного особнячка почти в центре города. Мы вошли в подъезд с консьержкой, поднялись на четвёртый этаж, позвонили в дверь. Открыла нам ярко-рыжее чудо и бросилось душить Гену:

— Теперь не вырвешься, чудовище! Два месяца пропадал!

— Знакомьтесь, Женя, Анжела, — Гена еле вырвался из лапок яркой девицы.

Мы зашли в апартаменты. Гена удалился с девицей в лабиринт комнат. Я ничего не понимала: почему мы здесь, если по плану должны были встретиться с ворогом, хотя бы записаться на приём к нему.

Где-то в глубинах жилища раздался смех, через минуту оба-два появились передо мной.

— Анжела согласна подыграть нам, — сообщил мне Гена. — Сейчас будем менять твой имидж. Анжела, ты поняла задачу? Я удаляюсь за чаем.

Девица хихикнула в последний раз, взяла меня за руку и повела. В одной из комнат с огромным зеркалом наш путь окончился. Анжела раздвинула створки встроенного шкафа-гардероба.

— Начнём, — сказала она решительно и нырнула в тряпичный хаос. Появился Гена с подносом.

— Успокойся, — обратился он ко мне. — Это начало спектакля я придумал ночью. Без этого Станиславский не поверит!

Гена выложил мне дополненную концепцию. Так круто я ещё не влипала. Мой первый серьёзный шаг, прощай навек.

— Вчера ты говорил — дремучая наивность депутата, или наивная дремучесть? Сегодня — Станиславский…

— Забудь о них и включи свой тайный детонатор.

Два часа Анжела колдовала надо мной, после чего я вышла на сцену. Чебурашка испарился, появилась дочь московского «шишки» в эпатажном прикиде. Больше всего меня потрясла кепка-парик.

— Слова не забыла, дитя порока? — Гена и Анжела любовались моим превращением.

— Не забыла, только смогу ли я правильно их расставить? — засомневалась я.

— Там зеркал нет, представь себя дочкой генерала, ни в чём не знающей отказа. Такое избалованное шкодливое дитя, всеми любимое. Нам нет преград… — запел он козлиным голосом.

— … ни в море, ни на суше. Нам не страшны… — продолжила я и рассмеялась. — Мне это оперение по вкусу, я с ним срастаюсь на глазах. И этот рыжий цвет искусственных волос… Ещё один прыжок, и клоун на арене…

— Я «натуралка» с ног до головы, и парик натуральный! И одежда без синтетики. Гена подтвердит, — возмутилась Анжела.

Мне нравился мой новый образ, это была я сама. Забытая мечта босоногого детства. Внутри зажегся огонёк — кураж взбодрился, распушил хвост.

— Гена, а кто сия бестия? — спросила я нового друга, когда мы сели в машину. — Неужели ты открыл ей наш секрет?

— Мы выросли вместе, наши отцы дружили, дачи рядом, Артек, детская любовь… Не засохла ещё. Дружим несмотря ни на что. Дети номенклатурной элиты. Учились вместе на журналистов в столице. Потом по семейным обстоятельствам я перевёлся поближе к дому. Анжела в прошлом году влюбилась и забеременела от сына высокого чина. Сынок — в кусты, Анжела вскрыла вены. Её отец на коленях умолял сохранить ребёнка, надеясь на высокое родство, а дочь сделала аборт. Сейчас она в академическом отпуске, с отцом на ножах. Дружим теперь тайком. Мой лучший агент. Я сказал, что ты удрала от тиранов-родителей, ей это близко. Мол, на тебя нашёл приступ протеста, ты села в самолёт… Анжела договорилась с секретарём, и он пропустит тебя к её отцу. Иначе к нему не прорваться. Теперь буди свой Кураж.

— Кого? А… Он тут же проснулся, увидев меня в зеркале. Подожди, так Анжела дочь главного врага Деда?! И ты считаешь, что отец не видел этих нарядов родной дочери?

— В них она тусуется вне поля его зрения. Но, именно такой стиль одежды может быть только у тебя, то есть у твоего временного персонажа, или у его дочери! Ему потрафит такое совпадение. Запомни имя — Аристарх Ильич.


До сих пор я не понимаю, как удалось тогда сделать первый шаг. Я открыла дверь кабинета и, с неслыханным нахальством, как с копьём, продефилировала прямо к блестящему аэродрому стола. Глаза принимающего вылезли из орбит.

— Добрый день, Аристарх Ильич. Меня зовут Евгения. Я полномочный представитель Деда! В силу печальных обстоятельств, известных вам, он обездвижен, поэтому попросил меня заскочить к Вам в качестве голосового курьера.

Я достала бумажку и зачитала её только что не по слогам, потом без приглашения плюхнулась в кресло и улыбнулась вальяжному барину. Повисла пауза. Товарищ приходил в себя.

— А кто вам, девушка, Дед?

— Седьмая вода на киселе. Захотелось увидеть его и, может быть, остаться в этом милом крае. Остановилась у него. Вы всё ещё исполняете свои высокие обязанности? Политическая обстановка нестабильна.

— До особого распоряжения.

— Вопрос Деда актуален и требует скорейшего решения. Пока вы на своём месте, проблем не должно быть.

— Он вам доверил такой важный для него вопрос?

— Если хотите услышать моё мнение, то успех любого дела заключается в способности сторон договориться на взаимовыгодных условиях. Я не вижу никаких к этому препятствий. Сохранить интернат важнее потери разрушенного лагеря. Не вериться, что такой умный и опытный человек, как вы, не смогли убедить Деда в этом. Подумаешь, звания и заслуги! Вот они где у меня! — я приложила ладонь к горлу. — От гнёта этого молоха я и сбежала.

— Мне сказали, что вы из Москвы. Где учились?

— Назло всем вместо Лондона буду учиться в вашем университете на четвёртом курсе филфака. Заочно!

Зазвонил телефон. Аристарх Ильич взял трубку, подобрался. Слушал внимательно, согласно кивал.

— Из столицы, — сообщил он мне доверительно.

— Прямая связь? Я позвоню, — не попросила, а проинформировала я хозяина кабинета, когда он положил трубку. Моя наглость оправдала ожидания.

— Звоните, я выйду, с вашего позволения, Евгения…

— Можно просто Женя.

Дверь осталась приоткрытой, хотя у секретарши итак всё слышно. Я набрала запланированный московский номер. Всё было разыграно как по нотам. Эта ночь заговора была плодотворной.

— Эдик? Привет, Женя. Я на месте.

Эдик, друг Гены из редакции «Московского комсомольца», тоже боялся забыть слова.

— Звонили твои, спрашивали.

— Сам генерал? Мама?

— Оба, попеременно. Я — могила! Как там обстановка? Не называю твою точку нахождения.

— Премилые люди. Я сейчас из кабинета самого главного.

— Он догадывается, чьё это милое дитя залетело к нему? И по какой такой надобности?

— Надобности пока никакой. Как говорится: «Пролетая над гнездом кукушки». Дедуля попросил привезти ультиматум. Оказался упрямцем, как и мой генерал в папахе. Никакого консенсуса. Смешно в наше время. Не находишь? Хотя какой консенсус в стране без секса? Удовлетворили бы друг друга, и концы в воду! — я хихикнула. — Будь я на его месте…

— Ты полегче со своими шутками, не поймут. Может быть, есть нарушение законности? Если что, вызывай наш журналистский десант.

— Сегодня закон один: живите сами и давайте жить другим.

— Женя, мне некогда болтать, мы не на вечеринке. Тебя лишат наследства.

— А я лишу их наследника!

— Ну, и где консенсус? Деньги есть?

— Консенсус в обоюдной свободе друг от друга. Деньги есть. Пока. Буду учиться и работать здесь!