Генрих оставил ее вполне довольной своим уделом; единственное, что ее тревожило, это опасности, подстерегающие короля за морем. Какое чудо — беззаветная любовь этой девочки, ничего себе не требующей, никаких почестей — может быть, одному ребенку только, а для себя ровным счетом ничего! Она даже молится не за себя, а лишь за него и за ребенка.

«Вот если бы она была моей женой, — думал он. — Не было бы человека счастливее меня».

* * *

Но женой была Элинор, а с ней все иначе. Перед отплытием во Францию Генрих узнал, что Элинор снова беременна и сопровождать его не сможет.

— Я тебе говорю, — шумела Элинор, — больше этого не будет. Как только вышла за тебя, я рожаю одного за другим.

— Вы хорошо наполняете детскую короля, ваше величество, — возразил Генрих. — Сколько на свете королев, которые молятся и ходят на богомолье, чтобы родить хотя бы одного-единственного сына. У вас их уже двое, а то, что я любезно посеял в вас, может снова оказаться сыном. Только подумать! Трое сыновей в детской!

— Это не считая твоего ублюдка.

— Жефруа? Как он там?

— Он меня совершенно не интересует.

— Ты, оказывается, ревнива.

Элинор не ответила. Она ему никогда не простит этого внебрачного ребенка. Когда она была в него так влюблена, все время думала о нем, он развлекался с женщинами сомнительного поведения, а одной до того увлекся, что поместил ее ребенка в королевскую детскую.

— Как бы я хотела поехать с тобой за море.

— Тебе нравится еще мое общество? Я польщен.

— Нет, хочу увидеть мою дорогую и прекрасную Аквитанию.

— Чтобы посидеть в саду в окружении певцов, которые воспевают твою красоту и притворяются, будто в тебя влюблены?

— Зачем им притворяться?

— Потому что ты уж совсем не молода, а вынашивание детей женщин никак не украшает, только прибавляет им лет. Они лукавят, возвеличивая тебя как «королеву любви». И знаешь, почему? Только потому, что ты королева Англии.

— Все, на этом закончено. Когда родится этот, я снова уеду в Аквитанию.

Генрих насмешливо кивнул, а сам тем временем мыслями был уже далеко, со своей милой Розамунд.

Вскоре он уехал во Францию.

* * *

Генрих получил письмо от матери. Она просила его приехать в Нант, где ждала его вместе с братом Жефруа.

Матильда была рада вновь увидеть любимого сына. Обняв его, она чуть отстранилась и стала рассматривать Генриха.

— Как дела в Англии?

— Хорошо. Все дела я поручил очень надежному человеку. У меня лучший в мире канцлер. Да и Элинор не новичок в управлении государством.

— У тебя хорошая жена.

— Она очень утомляет, — поморщился Генрих.

Матильда не удивилась. Уж ей-то хорошо известно, как утомительна может быть женщина: сама грешна этим.

— Я позвала тебя приехать из-за Жефруа.

— Опять он! Снова плетет заговор?

— Жефруа больше никогда не будет плести против тебя заговоры.

— В это трудно поверить.

— Да, сын мой. Твой брат безнадежно болен. Я думаю, ему уж не подняться с постели.

— Жефруа… да он же совсем молод!

— Смерть не щадит никого, ни старого, ни молодого. Тебе надо побеспокоиться, чтобы с его смертью ничего не потерять.

— С его смертью! Да что ты говоришь!

— Увидишь сам. Хотела тебя подготовить.

Матильда провела сына в комнату, где лежал брат.

— Жефруа, сын мой, твой брат приехал.

— Король Англии… — слабо улыбнулся Жефруа.

— Это я, — сказал Генрих. Он припал на колено возле кровати и всмотрелся в лицо брата. — Что с тобой, Жефруа?

— Пришел мой конец. Недолго я пожил, как видишь…

— Не надо, ты поправишься.

— Это приказ?

— Считай, что приказ.

— Ты всегда хочешь всеми нами командовать. Но смертью, брат, не покомандуешь.

— Вздор все это. Ты поправишься.

— Не думаю. Так что правь Англией и вместе с ней Анжу, которая должна быть моей.

— Я тебе заплатил за нее, ты забыл?

— Я не забыл о твоем обещании пенсиона. Но не помню, чтобы что-то получил.

— До королевского кошелька много охотников.

— Знаю, знаю. Не о том сейчас речь.

— У тебя есть Бретань. Ты получил ее моей милостью.

— За что должен сказать тебе спасибо. Разве не обязаны собаки чувствовать себя благодарными за объедки, перепадающие им с богатого стола?

— Само собой, только я не богатый стол, а ты не собака.

— Конечно, Англии и Нормандии мало… что еще тебе надобно, братец? Теперь очередь Бретани, не так ли?

— Жефруа, давай по-хорошему.

Больной улыбнулся и протянул брату руку.

— Никогда не следует ссориться с умирающим. Не бойся, братец, я больше не буду докучать тебе упреками. Я всегда гордился тобой. Ты любимчик у нашей матери. Она любит только тебя. Чтобы заслужить такую любовь, надо обладать какими-то особыми свойствами. — Он улыбнулся. — Ты помнишь, как она ненавидела отца?

Генрих опустил голову.

— А отец уже в могиле, — продолжал Жефруа. — Скоро за ним последую и я. А ты иди дальше к своей славе, Генрих. Спасибо тебе, что ты пришел к моему смертному ложу. Или ты пришел за Бретанью?

Генрих посмотрел на брата с сожалением. Ему вспомнилось, как они играли в детстве; но мысли о Бретани не покидали его. Что надо сделать? Норманнские герцоги всегда зарились на эту провинцию. Надо будет переговорить об этом с Людовиком, когда они встретятся.

Жефруа он об этом не стал говорить. Как мог пытался его утешить. Поговорили немного о детстве, но из-за бесконечных ссор родителей эти годы счастливыми не назовешь.

Жарким июльским днем Жефруа скончался. Глядя в мертвое лицо брата, Генриху не верилось, что это смерть. На глазах навернулись слезы, он сожалел, что они не были друзьями.

Тут же пришло известие, что на Нант движется Конан Бретонский, сын смещенного герцога Бретани. Генрих немедленно занялся сбором войска. Подняв полки вассалов, он оставил их отражать нападение, а сам поспешил в Париж, чтобы добиться от Людовика согласия на то, чтобы Бретань отошла к нему.

Людовик встретил Генриха с самыми большими почестями. На встрече присутствовала королева Констанца. Ей хотелось посмотреть на человека, женатого на первой супруге короля. Он показался ей смельчаком, немного грубоватым, но человеком большой силы, и она сразу поняла, что это полная противоположность ее Людовику. В отличие от Томаса Беккета Генрих прибыл в Париж без торжественных шествий и показной пышности. Большую и лучшую часть своего войска он оставил защищать Бретань, а потом королю Англии и герцогу Нормандии, правителю большей территории, чем владения французского короля, вовсе не требуется заявлять о том, что и так все знают.

И вот Людовик и Генрих присматриваются друг к другу. Шесть лет назад Элинор сделала свой выбор и вышла за Генриха. Людовик оправился после этого унижения, и теперь у него новая королева; что касается Генриха, то страсть его к Элинор умирает, и обоюдная неприязнь монархов притупилась. Но близкими друзьями им никогда не стать. Слишком они разные во всем. Людовик, чтобы сделать гостю приятное, устроил торжественное богослужение. А Генрих предпочел бы посмотреть, как живет простой народ, как работают законы этой страны; ему хотелось бы познакомиться с прекрасными женщинами Франции… Но он приехал по делу, и оно должно быть улажено.

Начались переговоры. Людовик обещал поддержать Генриха в вопросе о Бретани; в приданое маленькой Маргарите он даст спорную землю Вексан, что на границе Нормандии и Иль-де-Франс. Это несомненно упрочит безопасность Нормандии. Все прошло вполне благополучно, и, когда Генрих покидал Париж, с ним везли маленькую Маргариту, которая будет теперь воспитываться в Англии как его собственная дочь.

В Бретани обстановка сложилась еще лучше. Когда Конан Бретонский столкнулся с войском герцога Норманнского и короля Английского, он изменил свое решение и вместо сражения предложил заключить с Генрихом мир. Тот предусмотрительно согласился и даже пошел навстречу, пообещав Конану титул герцога Бретонского при условии, что он становится вассалом герцога Норманнского и короля Английского. Конан согласился с этим и на принародной церемонии поклялся всю жизнь служить Генриху.

Между тем Генрих получил из Англии два сообщения.

Жена родила сына. Его назвали в честь покойных брата Жефруа и отца Генриха Джефри — на английский манер. Генрих печально улыбнулся. Теперь в детской будет два Джефри-Жефруа. Он представил, как теперь старшего будут называть Жефруа Незаконный. Это все проделки Элинор. Зачем еще она выбрала такое имя, как только не досадить ему!

Второе известие пришло от Розамунд, тоже родившей ему сына. Того назвали Уильям. Это порадовало Генриха. Ему не терпелось повидать своих новых сыновей, но больше всего — Розамунд.

* * *

Не успел Генрих покинуть Францию, как пришло известие еще об одной смерти, достаточно сильно его расстроившей. И дело было не в скончавшемся человеке лично, а в том, что его кончина имела политическое значение, потому что покойный был сыном короля Стефана. Генрих кое-чем ему обязан: тот, будь он с честолюбием, мог заявить свои претензии на английский трон, что было бы вполне резонно, поскольку оставался единственным законным сыном покойного короля. Но Уильям оказался не честолюбивым и не имел ни малейшего желания собирать войско для войны против Плантагенета. Более того, у него хватило ума понять, что английский народ принял Генриха как законного наследника и в случае чего встал бы на его сторону.

Так что Уильям уступил трон Генриху, а сам довольствовался титулом графа Булоньского, унаследованным по материнской линии, против чего ни у кого никаких возражений не было. Но ввиду связи с королевским троном Булонь считалась вассальным графством английской короны. При жизни Уильяма положение в Булони для Генриха было благоприятным: никаких претензий у графа к королю не было, и беспокойства он не доставлял, но с его смертью возникла необходимость предпринять срочные меры, чтобы все так там и оставалось, и сохранить Булонь как английского вассала.