Виктория Холт - Начало династии

Когда Вальтер стал епископом Рочестерским, Роджера назначили на вожделенный им пост архидьякона собора в Кентербери. В такой ситуации, казалось, все надежды Томаса на получение высокого церковного сана должны были бы рухнуть, однако к тому времени он еще больше сблизился с архиепископом, и уже ничто не могло поколебать его прочного положения. Теперь он неотлучно находился при Теобальде. Когда король, не сойдясь во мнениях по некоторым вопросам с архиепископом, сослал его временно в Париж, Томас последовал за ним.

Вскоре скончался король Стефан, и на трон взошел Генрих Плантагенет. В 1154 году Роджер стал архиепископом Йоркским, что означало, что место соборного архидьякона Кентербери стало вакантным. Теобальд с легким сердцем поручил это служение Томасу Беккету.

Задатки великого короля у Генриха увидели все и сразу, но вместе с тем молодой король проявил себя человеком крайне несдержанным в своих чувствах, и это сильно беспокоило Теобальда. Пытаться сдерживать такого правителя все равно что усмирять дикую лошадь, а король, кроме того, и не потерпит никакой направляющей руки. Короли издавна ссорятся с церковью, это как бы стало традицией. И Теобальд порой расходился со Стефаном. Но идти против воли Генриха будет делом совсем иного рода. Этот вопрос Теобальд обсуждал с епископом Уинчестерским, братом короля Стефана, одним из самых влиятельных служителей церкви в стране.

— Короля надо придерживать, но так, чтобы он не видел и не чувствовал этого, — говорил старый епископ. — Это сподручно лишь хорошему канцлеру. Нам нужно найти такого человека. Если мы не сделаем этого, предвижу большие трения между церковью и государством, и мы очень скоро будем горько жалеть, что Генрих Плантагенет — это не мой мягкий брат Стефан.

— Согласен. Нам нужен человек, который стал бы другом короля и мог бы на него исподволь влиять.

— Ты знаешь такого человека?

Теобальд задумался, и вдруг улыбка осветила его лицо.

— Да, кажется, знаю. Это мой архидьякон Томас Беккет.

— Беккет? Он же низкого происхождения!

— Он далеко превзошел свое происхождение. В Англии вряд ли найдется другой человек, который бы больше понравился королю.

— Мне показалось, что король не очень чествует нашего брата.

— Беккет тем и хорош, что совсем не походит на нашего брата. Меня часто тянет упрекнуть его, что он ведет себя слишком по-мирски, хотя твердо знаю, что нет человека более духовного. У него всегда хороший стол, но это для других; сам же очень умерен в пище. Он элегантно одет, держит ястребов, собак и коней; но щедро одаривает бедных. Это человек, который нам нужен. Он будет близок королю во всем. Он сумеет скакать с королем на коне и охотиться; но короли иногда нуждаются в хорошем собеседнике, и этому желанию угодит Беккет.

Старый епископ все же сомневался, но, повидавшись и поговорив с Томасом, согласился: лучшего для Англии и церкви канцлера придумать нельзя.

Так в тридцать пять лет Томас Беккет занял самый высокий государственный пост. Он с воодушевлением принял его и не из-за оказываемых теперь ему почестей, а потому, что у него появилась возможность многое поправить в жизни страны. Уже несколько лет прошло, как закончилась гражданская война, когда множество людей потеряли свои замки и скромные жилища. Некоторые ушли в леса и занялись разбоем. Канцлер нужен для того, чтобы их всех переловить, сделать дороги страны снова безопасными, какими они были во время правления Вильгельма Завоевателя и Генриха I; он должен позаботиться, чтобы заброшенные во время войны поля снова возделывались. Ему надо вернуть в суды закон и справедливость, пригласить всех, кто обижен и притеснен, со своими горестями обращаться прямо к нему.

Всякий порядочный человек, способный и желающий вернуть в суды закон и справедливость, мог это сделать, но Томасу предстоит сделать большее. Беккет способен покорить короля. Теобальд сказал ему, что благодаря этой способности он избран для высокой миссии. Томас мог быть интересным, остроумным и занимательным и тем понравиться королю. В этом состоит его долг. Став королю близким другом, он смог лучше понять его расположение духа и тем самым незаметно им руководить. Томас знаком с нравами высшего общества, чтобы чувствовать себя уверенно при королевском дворе. Никто, включая самого короля, не сможет определить, что Томас не такого происхождения, как остальные придворные. Вот почему выбор остановился на Томасе Беккете.

Все прошло без каких-либо осложнений.

— Пришлите мне этого дьякона, — сказал Генрих, — посмотрим, как он станет читать мне проповеди.

Но, увидев Томаса, король поразился. Он сразу разглядел в нем то, что всем внушало глубокое уважение. Этот высокий и элегантный человек, остроумный и интересный собеседник, с кем можно было и отправиться на охоту или прогулку верхом, и поговорить на фривольные темы придворного быта. Но Томас столь же легко погружался в обсуждение глубоко волновавших Генриха серьезных проблем. Король настолько привязался к Томасу, что очень часто при большом собрании людей он оглядывался и говорил: «Где Беккет? Где мой канцлер?» И когда того приводили, смеялся: «Ха, Беккет, ты мне нужен. Давай-ка сбежим отсюда и пойдем куда-нибудь, где можно поговорить».

Наблюдая за их крепнущей дружбой, Теобальд и епископ Уинчестерский поздравляли себя с удачей. Генрих не мог нарадоваться новым другом. Одним из первых дел Томаса стал ремонт королевского дворца в лондонском Тауэре. Королю понравилось, как покрасили дворец.

— Слушай, Беккет, я думал, как церковнику, тебе больше пристало заботиться о бедных, а не ублажать короля.

— Довольный король скорее станет ублажать своих бедных подданных, нежели король, выведенный из себя неудобствами.

— Он может выйти из себя независимо от того, удобно ему или нет.

— Когда король понимает это, со временем и с Божьей помощью он, несомненно, исправится.

«Этот малый мне забавен», — говорил Генрих о своем канцлере и все чаще призывал его к себе.

Не прошло и года после назначения Томаса канцлером, как Генрих заявил: «Никогда не думал, что могу подружиться со священником, но клянусь, у меня еще не было такого славного друга!»

Теперь Генрих запросто являлся к Томасу и кричал: «Пошли, Беккет. Мне нужно поговорить с тобой».

— Ты церковник, а сам живешь, как король.

— Я бы сказал, король живет, как церковник.

В доме Томаса на полу всегда расстелен свежий тростник; летом поверх клали зеленые ветки, зимой — душистое сено, но всегда свежее.

— Твоя любовь к чистоте превосходит любовь к Богу, — замечал король.

— Почему они не могут идти рука об руку, сир? — отвечал Беккет.

— Разве подобает слуге Господа выставлять на стол золото и серебро?

— Подобает, если этим он выражает любовь к друзьям.

Король, бывало, обнимал канцлера за плечи и говорил шутливо:

— Как-нибудь я буду вынужден тебе сказать, какой ты самодовольный хлыщ, и хорошенько проучить тебя. Ты погляди, какой у тебя стол, какой дом! А тебе надо с посохом и сумой идти в люди, нести им слово Божье!

— Я иду в люди с посохом своего поста и несу им понятие справедливости.

— Молодец, Томас, ты нравишься мне, и я отпускаю тебе грехи.

— Будем надеяться, сир, что наш другой Властитель, который один мог прощать наши прегрешения, будет так же милостив к вам.

Так крепла дружба этих двух, и редкий день король проводил без Беккета.

Вто самое время, когда Элинор вынашивала своего ребенка во дворце, а Розамунд — в Вудстоке, Генрих обсуждал с Беккетом вопрос помолвки своего сына Генриха с маленькой принцессой Франции.

— Не знаю, как ты найдешь французского короля и как он тебя встретит. Ты, видимо, слышал, королева была его женой и рассталась с ним, чтобы выйти замуж за меня.

— Мне это хорошо известно, сир.

— И вот сложилось забавное положение: мой сын Генрих, который также сын королевы, становится женихом дочери Людовика от второго брака! Разве это не курьезно, как ты думаешь?

— Я думаю, это серьезно, милорд, поскольку укрепляется союз с Францией, а в данный момент для вас это как нельзя кстати.

— Так же думаю и я. До их свадьбы еще далеко. Сыну три года. Принцессе Маргарите только год. Но это не мешает их помолвке, как помешало бы исполнению брачных отношений. Ведь мы не собираемся пока их укладывать в одну постель. Бедняжки невинные! Уж таков удел королевских детей. Скажи спасибо, что ты не королевского рода, канцлер, а то женили бы тебя еще в колыбели, а это могло быть тебе не по вкусу.

— Мне никогда не хотелось супружеских уз, сир.

— Да, странный ты человек, Беккет. Ты равнодушен к женщинам, и такому человеку, как я, очень к ним неравнодушному, тебя никак не понять. Тебе неведомо, чего ты лишаешься. Это такое, что никогда не приедается. Единственное, что в этой игре хочется время от времени поменять, это партнера.

— Ее величеству такое признание лучше не слышать.

— Верно, Беккет. С ее величеством следует быть осторожным. Даже мне.

— Королева привыкла повелевать.

— И в этом ты прав. Наша совместная жизнь это хорошо показала. Поэтому я старался сделать так, чтобы она или ждала ребенка, или уже имела его на руках. Это лучший способ отбить у женщины охоту править.

— Это нельзя делать без конца.

— То же твердит и королева. Она говорила, когда этот родится, она должна сделать перерыв.

— Это необходимо для ее здоровья.

— Должен тебе сказать, что вскоре еще один мой ребенок будет рожден другой женщиной.

— Мне больно это слышать, сир.