Катя подумала-подумала и сказала:

– Эй! – а потом еще разочек, погромче: – Эй, это моя! Моя подошва. Ну, или подметка.

Велосипедист посмотрел на нее недоуменно.

– Вот! – веселилась Катя, издали показывая ему свою бесподошвенную ногу. – Я здесь тоже завязла час примерно назад. Чуть не утонула, честное слово!

Сказала и пожалела, потому что велосипедист смотрел на нее все так же недоуменно.

– Я говорю, что просто лужа такая – коварная, – сказала Катя уже скороговоркой, чтобы как-нибудь выйти из неловкой ситуации. Хотя разве из столь неловкой ситуации можно выйти? Теперь уже можно только прожить ее до конца и молиться, чтобы никто, кроме безвестного велосипедиста, не узнал, в какую глупую, дурацкую, идиотскую историю вляпалась Катя и как глупо, по-дурацки, по-идиотски она себя повела.

Катя отвернулась, уткнулась взглядом в рыже-серый снег на асфальте и пошла прочь от лужи настолько быстро, насколько позволял ей ботинок без подметки.

– А я к новому заказчику ехал, – донеслось ей вслед.

Катя остановилась. Но оборачиваться все-таки было неловко. Ведь кто-то же должен пожать плечами и уйти. Так всегда бывает. Может, хоть раз в жизни это сделает она, Катя? Тем более что сегодня такой день, когда у нее все получается не как всегда.

Катя еще немножко подумала, но все-таки повернулась. На ее счастье, бедный велосипедист снова шарил в луже, согнувшись в три погибели. Выражение «три погибели» тоже досталось ей в наследство от бабушки, а когда Катя вспоминала про бабушку, она сразу старалась быть как бабушка. Надо все-таки утешить этого бедолагу, подумала Катя.

– Я тоже к заказчику шла. Думала – всё. А получилось даже лучше. Мне аванс дали! – крикнула Катя ему в спину. Спина велосипедиста выпрямилась, а Катина рука с зажатыми в ней купюрами взлетела вверх. Так Катя и стояла некоторое время – прямо как Данко со своим сердцем. Велосипедист тоже, наверное, кого-то вспомнил – и его рука взлетела вверх с зажатым в ней айфоном, с которого что-то капало и попадало прямо на грязную голову велосипедиста. Зато там, где голова не была грязной, волосы отливали золотом, и в глазах сверкали веселые золотистые искры. А потом он запрокинул голову и засмеялся.

Вот, оказывается, как можно достойно выходить из неловкой ситуации – не поставив в нее другого, не пожимая плечами, а смеясь. Как же это просто, думала Катя и сразу же удивлялась тому, что никогда раньше ей это не приходило в голову. Почему-то так всегда получалось, что она пыталась проскользнуть серой мышкой, не наследив, не испортив, не нарушив, а выходило, что она перебила, помешала, расстроила или – вот еще, самое страшное: «Вы обратили на себя внимание!» – гремел начальник в те редкие разы, когда обращался лично к Кате. В остальное время он ее не замечал, чему она была, конечно, очень рада.

А оказывается, можно вот так: человек – хлоп! – разбил твою любимую чашку, а ты смеешься, потому как а что же еще делать, если чашка уже разбилась, правда?

Катя помахала рукой велосипедисту и отправилась на поиски подходящих ботинок, слегка приволакивая ногу. А нога, ее замечательная, бесподошвенная нога была обмотана первой в ее жизни портянкой, сделанной из первой в ее жизни украденной вещи.

«Ну и денек сегодня, – думала Катя, – я его еще долго буду вспоминать». И она оказалась права. Только пока Катя даже отдаленно не представляла, насколько права и как именно она будет вспоминать этот день.

Валентина

Валентина терпеть не могла свое имя, но, слава богу, родители вовремя догадались послать ее учиться куда надо – в международный колледж, английский «фул имершн», то есть «полное погружение». Там Валентину стали звать Тиной, и жизнь наладилась, хоть и не сразу. Сначала в колледже было тяжело – язык потенциального противника, которому учили в советской школе, не годился для мирной коммуникации. Обещанное «полное языковое погружение» оказалось процедурой неприятной: никто тебя не понимает, ты никого не понимаешь, поговорить не с кем, те несчастные две книжки на русском, которые глупая Валечка привезла с собой, кончились за месяц, а дальше что делать – неясно. Но Валентина все-таки выплыла, всплыла на поверхность – может быть, и не очень элегантно, но как-то научилась барахтаться в море иностранных слов. А вокруг барахтались такие же, как она (насколько ей было бы легче, если бы она знала, что не она одна камнем пошла на дно при первом «полном погружении»), и первое, что они делали, – сокращали длинные имена, чтобы хотя бы с ними не мучиться. Из Валентины получилась Тина. Как Тина Тернер, например. А что? Прекрасное имя!

С тех пор Тина научилась многим разным полезным вещам. Лучше всего у нее теперь получалось выплывать в любой ситуации, только теперь она делала все возможное, чтобы выплывать элегантно – ибо практика показала, что выплывать умеют, как ни странно, многие, а тех, кто умеет это делать элегантно, – единицы. Тина решила, что она ничего не пожалеет, чтобы оказаться такой вот единицей.

Сейчас Тина решала новую задачу: как завести себе поклонника. Было бы, конечно, правильнее, если бы поклонник завелся сам, но сам он что-то не заводился, поэтому Тина решила, что его надо организовать. Работу и квартиру она себе уже организовала – и работа, и квартира были самые правильные. Но и другие без дела не сидели, и примерно то же самое было почти у всех ее ровесниц (кроме самой лучшей и самой непутевой подруги Кати), а Тине хотелось чего-нибудь совершенно особенного – не чихуа-хуа в сумочке, а поклонника, чтобы сам за ней ходил и сумочку носил, – вот до такого еще никто не додумался. Теоретически можно было бы озаботиться и новым мужем (предыдущий кончился, как только были удачно организованы квартира и работа), но муж – это уже не просто задача. Муж – это большой проект. А большой проект – это большая работа. Гигантская, если честно, титаническая. А зачем? Тина считала, что нужно уметь ограничивать аппетиты. И вообще, жизнь одна. Тина намеревалась наконец-то пожить в свое удовольствие. Поэтому она купила красивейшее нижнее белье (для уверенности) и начала пристально смотреть по сторонам, готовясь раздавать авансы.

Самым верным путем казался спортивный клуб – уже целую неделю Тина вставала ни свет ни заря, чтобы оказаться на беговой дорожке рядом с самым перспективным кандидатом. Кандидатов было несколько – Тина отбирала их методично: устраивалась на велотренажере в конце зала и внимательно наблюдала за приходящими почти весь день. К рассмотрению принимались мужчины в районе сорока, подтянутые, свежие, хорошо организованные – если человек хорошо организован даже в мелочах, то значит, он знает, что ему надо, а с таким всегда проще договориться. Поэтому Тина взяла себе на заметку тех, у кого была правильная экипировка, кто занимался по программе, не думал мучительно, что делать дальше, и, конечно, кто не загонял себя до полусмерти с утра пораньше – на что он годен будет после спортзала? (И что он вообще делает кроме этого? Страшно даже подумать!) Дальше Тина сделала себе маленький подарок: исключила мужчин с лысинкой. Полностью бритый череп Тину почему-то не раздражал, а вот маленькая лысинка производила исключительно неприятное впечатление. Еще некоторое время Тина размышляла о бритых мужских ногах – правильно это или нет, но в конце концов решила, что не стоит об этом думать – не такой уж и урожай мужиков был в спортклубе, чтобы вводить дополнительные критерии.

Итак, несколько перспективных кадров Тина взяла на заметку, а Самого Перспективного стала обрабатывать. К сегодняшнему дню уже имелись неплохие результаты: с Самым Перспективным Тина несколько раз бегала рядом, и теперь они дружески кивали друг другу. Пора было переходить к действиям.

Сегодня Тина взяла с собой не обычное спортивное полотенце, а тонкую полотняную салфетку с вышитым на ней именем. Теперь надо было эту чудесную салфеточку уронить прямо ему под ноги, дождаться, чтобы он ее поднял, – и дальше станет все понятно.

Самый Перспективный между тем сдержанно потел на соседней дорожке. «Ничего-то он еще не знает, бедненький», – улыбнулась про себя Тина. Она аккуратненько выключила тренажер, медленно промокнула лоб салфеткой и… оставила ее прямо на дисплее тренажера – это было, пожалуй, даже лучше. Перешла на велотренажер – так, чтобы оставаться в поле зрения Самого Перспективного, повернулась левым профилем, самым выгодным. Ну!

Тренажер Самого Перспективного остановился, он вытер своим полотенцем пот, заметил ее салфеточку, взял в руки, прочитал, поднес к лицу – ура! Все идет как надо! Тина быстро отвела взгляд и сосредоточенно закрутила педали, но боковым зрением она видела, как все девяносто килограммов добычи идут прямо на нее. Там еще посмотрим, с такой осанкой, с такими повадками – может, и не в поклонники, может, его сразу рангом выше надо будет зачислять. Сейчас только главное – не спугнуть. А для этого надо совсем отвернуться и полностью его игнорировать некоторое время.

– Это не ваше… гм… полотенце?

От такого голоса просто мурашки по спине – какой голос! А как же близко он подошел! Поди, разглядывает позвонки на тонкой спине, завитки на шее – придвинулся, вон как дышит – прямо в затылок! Тина блаженно улыбалась и не спешила поворачиваться. «Так, зачисляем в кандидаты в мужья», – решила она, приготовила самую нежную свою улыбку и повернулась. В паре миллиметров от ее носа оказался кулак с зажатой в нем салфеточкой, а обладатель кулака, развернувшись всем корпусом, пожирал глазами смазливенькую девицу лет семнадцати. Именно что «пожирал» – застыл в самой неудобной позе и жадно ел глазами нагло выставленное напоказ крепкое и холеное тело. Чтобы покупателю было удобнее разглядывать товар, девица делала вид, что растягивалась – и пополам складывалась, и приседала, и ножку тянула.

Тина просто задохнулась от возмущения. Выдернула из сжатой руки свою хорошенькую салфеточку, толкнула плечом девяносто килограммов несостоявшегося кандидата (тот даже не сморгнул) и направилась вон. На пороге на всякий случай оглянулась – вдруг он одумается? Но ничего подобного. Он по-прежнему разглядывал девицу, а та продолжала свои упражнения, больше похожие на комплекс разогрева для лэп-дэнс! Таких надо держать в изоляции от приличной публики! Или сразу карать по всей строгости закона!