– Я бы умерла, я бы там скончалась от страха, – в который раз повторяла Лена. Паша согласно кивала, хотя отлично знала, что Ленка не только бы не «скончалась», а все сделала бы как надо и не подвела. От сознания этого ледяная заноза, чувствовавшая себя в Пашином сердце как дома, чуть-чуть подтаяла.

– И что теперь? – спросила Лена.

Теперь… Если бы Паша знала. То есть она знала, что будет с тетей – с ней все будет в порядке. Сама Паша все начнет с чистого листа. Ничего, она молодая, сильная, она справится. И больше никто не посмеет назвать ее приблудной кошкой, она будет гулять сама по себе. И потом, теперь у нее есть близкий человек, которого нужно опекать и поддерживать. Наверное, между ними уже установилась телепатическая связь, потому что тетя тут же отозвалась телефонной трелью.

– Прошка, ты где? Мы с Андрюшей уже готовы.

– Я тоже готова, – бодро ответила Паша, совершенно не представляя, к чему именно. Хотя, какая разница, теперь она была готова к чему угодно, и Паша продиктовала адрес.

– Так, наденешь вот это. – Лена уже натягивала ей на плечи что-то легкое и теплое. Куртку, и какую! У Паши в жизни не было ничего подобного.

– Не вздумай со мной спорить. С этой минуты я берусь за тебя вплотную! – грозно сказала Лена, хотя Паша даже при большом желании не смогла бы издать ни звука, у нее разгулялись нервы, и ей снова хотелось плакать. И вообще они простились так, будто Паша уходила на фронт, даже коротко обнялись.

В первый момент Паша тетю не узнала – отчего она думала о ней как о старушке? Моложавая и вполне стильная дама в бежевой куртке и болотного цвета брючках. И белые волосы как-то так уложены, словно она только что из парикмахерской. Ничего себе!

Тетя подставила для поцелуя сухую щечку, благоухающую каким-то терпким ароматом, и племянница послушно в нее клюнула. У Паши не было привычки целоваться при встрече, но ничего, пожалуй, она была готова такой привычкой обзавестись. Чипс дружески чихнул и завилял тем, что он сам принимал за хвост. Судя по всему, со вчерашнего вечера он решил считать Пашу своей хорошей знакомой. А вот его хозяин…

Хозяин был безукоризненно, до отвращения, вежлив. Но без улыбки. Может быть, забыл вставить челюсть. Возможно, когда Паша извинится перед ним по всей форме, он хотя бы немного оттает и ее персональный кусочек льда в груди тоже уменьшится. Но Паша позабыла обо всем, когда поняла, что они едут к тете Геле домой. То есть она входит в маленькую такую группу захвата.

– Мы с Андрюшей пришли к компромиссу. Сделаем, как хочу я, а потом, как просит он. Да, нужно уметь уступать. Мы где сейчас едем?

Тетя говорила, не умолкая, обо всем, что попадалось ей на глаза – намолчалась и теперь наверстывала упущенное. И потом, она ехала к себе домой, и это было для нее главным, а то, что в ее доме живет Машка, – второстепенным. Но только не для Паши.

Паша вдруг вспомнила сказку про зайца, жившего в лубяной избушке. А потом пришла лиса, выгнала зайца и окопалась на чужой жилплощади.

Паша покосилась на Ленского – интересно все-таки, о чем он сейчас думает? Ведь на самом-то деле, тетины дела его совершенно не касаются. А человека сначала обхамили, потом потащили неизвестно куда, да и теперешняя ситуация была хуже некуда. Это в сказке захватчицу-лису в конце концов из избушки выперли и зажили себе припеваючи. Но в жизни, если ты знаешь эту лису сто лет, если она тебе сестра? А для кого-то любимая женщина, даже если и в прошлом. А может, и не в прошлом… Паша стиснула зубы.

Дом оказался старой постройки, с высокими окнами и лепниной. Нужный подъезд она определила, не выходя из машины, – еще бы, если на его стене висела мемориальная доска. И здесь тоже. Голос маман отчетливо произнес в Пашиной голове: «Теперь можно спокойно умирать»… Именно это и хотелось сейчас сделать Паше – лечь и умереть. Пусть дальше разбираются без нее, потому что с нее хватит.

А Ленский уже вышел из джипа и теперь осторожно извлекал из него тетю Гелю. Сценка смахивала на визит вдовствующей королевы, выходящей из кареты. Вон, даже челядь спешила навстречу, то есть спешила Шура в вечно спущенных чулках и высокий худой дядька, заросший седой щетиной. Он торопливо подошел к тете и что-то забормотал. Паша разобрала только несколько слов: «Ангелина, такие дела… с прибытием…» Так это и есть Шурин брат… И что сделала тетя? А тетя привстала на цыпочки и потрепала мужика по небритой щеке, как мальчика, а он в ответ осклабился и стал размахивать руками, указывая то на дом, то на себя. При этом Шура суетилась рядом и, как автомат, повторяла: «Уже пошли, пошли уже…» И все действительно пошли к дому. На Пашу никто не обращал внимания, и она неохотно поплелась следом, прикидывая, а не подождать ли ей на улице. Но сверхвежливый Ленский придержал перед всей процессией массивную дверь и теперь ждал только Пашу. Она прошла мимо, глядя строго перед собой.

Вопреки Пашиным ожиданиям Шура с братом остались внизу, видимо, в резерве, а они втроем отправились на третий этаж. Ленский хотел было открыть перед тетей дверь выглядевшего несколько экзотически лифта, но она лишь покачала головой и теперь величественно поднималась по широкой лестнице пешком. Ангелина Воронцова возвращалась домой.

Наверное, они с Ленским все обговорили заранее, потому что в дверь позвонил он, а тетя встала чуть поодаль, и Паша с ней рядом. Ленский гипнотизировал взглядом дверной глазок, а Паша уже с надеждой стала думать, что у него ничего не получится, потому что дверь не открывалась. Она даже тихонько перевела дыхание, но Ленский громко произнес:

– Маш, я знаю, что ты здесь, открывай!

Загремел замок, и Ленский шагнул вперед.

– Доброе утро, – бодро сказал он, – а вот и мы. Ты нас впустишь?

Тетя не стала дожидаться ответа и выступила из-за его широкой спины, Паше не оставалось ничего другого, как тоже войти. За ними с громким лязгом захлопнулась дверь.

Машка стояла в просторной квадратной прихожей и теребила поясок прозрачного розового пеньюара. Спутанные волосы каскадом падали с круглых красивых плеч, стекали на низко открытую молочно-белую грудь: под пеньюаром Машка была абсолютно голой – Паша увидела это сразу, и Ленский, бесспорно, тоже. Сестра переводила взгляд с Ленского на тетю и обратно, точно наблюдала за теннисным матчем, Пашу она, похоже, просто не замечала. Розовая кроткая овечка, которую настигла стая волков.

– Вы знакомы? – светским тоном обратился Ленский к тете. – Мария Николаевна Хлебникова, – затем, пристально взглянув на Машку: – Ангелина Павловна Воронцова, слышала о такой?

Машка только беззвучно шевельнула в ответ розовыми, под цвет пеньюара, губами, как рыба в аквариуме.

– Как-то встречались, – коротко бросила тетя, а потом спросила: – Ну и как вам моя квартира, милочка?

Маня еще раз беззвучно открыла и закрыла рот и потупила очи. Паше захотелось броситься вон, чтобы ничего этого не видеть и не слышать, но железный лязг замка за спиной не оставил никаких надежд на бегство, и тогда она шагнула вперед и в сторону – лишь бы куда-нибудь спрятаться.

Паша толкнула высокую двустворчатую дверь и застыла на пороге. Мужчина, который стоял за ней, застыл тоже, и теперь они бессмысленно таращились друг на друга. Незнакомец пришел в себя первым, потому что как-то странно дернулся и… подмигнул. Вот тут Паша наконец узнала его и совершенно идиотски улыбнулась в ответ.

Марчелло был уже в штанах, но без рубашки и босой. Под остекленевшим Пашиным взглядом он натянул футболку, секунду помешкав, сунул в карман носки и очень даже галантно произнес:

– Пардон! – Затем аккуратно, бочком просочился мимо стоявшей столбом Паши в дверь, старясь ее не задеть. – Пардон, – повторил он еще раз, в прихожей, каким-то одним широким движением сгреб куртку, ботинки и открыл дверь. – Пардон, – произнес Марчелло в третий раз, теперь уже на лестничной площадке, и исчез. Зато на сцену выступила Шура, при этом громко хлопнув дверью.

Наверное, именно этот звук заставил всех очнуться, по крайней мере, Маня точно пришла в себя. Она колыхнула розовым воздушным рукавом и отработанным, до боли знакомым жестом поднесла руку к груди. Сейчас запоет, мелькнула у Паши бредовая мысль. И в самом деле, Маня набрала побольше воздуха и…

– Да кто вы такая? – высоким голосом спросила она.

– А вы разве не поняли, милочка? Я хозяйка этой квартиры.

– Какая еще хозяйка?! Что вы мне тут несете? Врывается сумасшедшая старуха и качает мне права! Ты где ее откопал?!

Паша слушала сестру, открыв рот. Неужели и в самом деле все это произносила Машка? Ее лицо покрылось пятнами и стало как две капли воды похожим на лицо маман. И Ленский, он смотрел на Машу с каким-то странным выражением и не пытался заставить ее замолчать.

– …я сейчас милицию вызову, я… – Маня все-таки запнулась, потому что перед ней, точно чертик из табакерки, возникла маленькая сгорбленная фигурка. Она не доходила Мане даже до подбородка, поэтому высоко воздела костлявую руку и поводила пальцем перед самым Машкиным носом. Сестра брезгливо отпрянула.

– Ты мне тута не ори! Тута Ангелина – хозяйка! Мы сами милицию позовем! Мы найдем на тебя управу! Тебя саму с мамашей твоей в милицию сдать нада! В чужую квартиру въехала!

– Брысь, кошка драная! – вдруг взвизгнула Маня и словно выстрелила из стартового пистолета, потому что все пришли в движение: Паша, услышав про кошку, рванулась к Мане, еще не зная, что она сейчас с ней сделает, зато Шура определилась сразу и, подпрыгнув, вцепилась в роскошную Машкину гриву. Ленский, до этой минуты державший под локоть тетю, шагнул и одним движением оттащил от визжащей Машки брыкающуюся Шуру.

– Тихо! – громовым голосом рявкнул он, и все в самом деле разом затихли. – Ангелина Павловна, мы договаривались… – обратился Ленский к тете, и она кивнула и ответила: – Да, да, ухожу, – и повернулась к двери. Видимо, Маня восприняла это как свою победу, потому что громко сдула растрепанную прядь с красного лица и ткнула вдруг пальцем в Пашу.