В эту ночь Паша опять почти не спала, а если и дремала, то непременно видела каких-то людей, волокущих ее из чужой машины.

Вот что значит деловой человек, все у него точно, все расписано – приехал как миленький. Вышел, взглянул на окно, достал букет, и вперед. У Паши, которая наблюдала за Ленским из соседнего подъезда, буквально подгибались колени. Сколько у нее минут? Две, три? Может, Татьяна станет приглашать его на чаепитие? Даже если он согласится, то, скорее всего, все равно вернется запереть машину. Значит, есть еще пара минут, прежде чем он спустится вниз.

Все, пошла! Паша так и побежала к джипу на полусогнутых ногах и все ждала, что сейчас кто-нибудь завопит у нее за спиной: держите вора! Господи, а она сможет все сделать как надо? Конечно, она уже делала, просто теперь это будет джип. Подумаешь… И до Ленкиной мастерской рукой подать.

Ручка с готовностью поддалась – вот спасибо-то, и Паша едва не ползком залезла в машину. Ух, как хлопнула дверца! Спокойно! В конце концов, это не самолет и не подводная лодка (хотя с виду очень похоже), нужно только снять с ручного тормоза, потом нажать на газ… Паша глубоко вдохнула и… забыла выдохнуть.

За звуком тихо работающего мотора она не сразу расслышала другой звук. Рычание. Так вот почему Ленский нахально оставлял машину незапертой. Ну и гад! Выходим, спокойненько так вылезаем из машины… Простите, мы не туда попали…

Паша все-таки дернулась, лихорадочно нашаривая ручку, потому что тихое рычание перешло в грозный рокот. И она ясно поняла – ей велят не двигаться, а еще лучше и не дышать!

Нечто черное пошевелилось на соседнем сиденье и вроде как приготовилось к прыжку. Еще секунда – и эта псина на нее набросится! Теперь Паша и в самом деле перестала дышать, потому что зверюга явно ждала повода, чтобы вцепиться ей в горло. Сколько минут прошло с того момента, как Паша села в машину? Десять, двадцать или, в самом деле, только три? А может, три года? Рычание не прекращалось.

Паша скосила глаза и увидела, как из их подъезда вышел человек и направился к машине. А она так и не придумала, что сказать в свое оправдание, прежде чем ее скормят гнусно урчащему уроду.

Ленский открыл дверцу, даже ногу на подножку занес и так и замер в этой довольно нелепой позе. Противоугонное устройство тут же активизировалось и даже стало чередовать рычание с плотоядными всхлипами – видимо, оно таким образом давало понять хозяину, что, пока он где-то ходит, оно исправно несет охранную службу. Вон какую рыбину поймало! Похоже, именно от этих звуков Ленский пришел в себя и перестал изображать соляной столб. Он протянул руку, от чего Паша буквально вжалась в спинку сиденья, и включил свет.

Ленский был ужасен, но Паша все-таки в первую очередь покосилась не на него, а на псину. Бесноватый черный чемоданчик с выпученными от усердия глазами. Между белыми острыми зубками висит розовый язык. Предвкушает, душегуб…

Пес явно почувствовал на себе Пашин взгляд и угрожающе рявкнул.

– Чипс, молчать! – вроде бы лениво приказал Ленский, и псина, хоть неохотно, но подчинилась.

– Какая приятная неожиданность, – сказал Ленский отнюдь не приятным голосом. Он нависал над Пашей, как скала, готовая обрушиться на ее бедную голову в любую минуту. – А я цветы Татьяне передал, не знал, что вы сами… к нам пожалуете. А то бы лично, так сказать…

– Ничего страшного, спасибо, – Паша с трудом разжала челюсти. – Я как раз домой собиралась.

– Нет, раз уж все так удачно сложилось, зачем торопиться? Чипс, иди назад! – Чемодан недовольно фыркнул и лишь слегка оторвал от сиденья свой увесистый зад. – Я кому сказал!

Ленский наклонился вперед, и Паша опять струсила, пес, наверное, тоже, потому что тут же резво просочился между сиденьями, только белые лапки мелькнули.

– Двигайтесь, – сказал Ленский как ни в чем не бывало, будто Пашино присутствие в его машине было для них обычным делом. И Паша пересела, все равно у нее не было выбора.

– Куда поедем? – спросил Ленский все тем же обыденным тоном.

– Зачем поедем?

– Пока не знаю. Куда-то же вы собирались ехать, если я все правильно понял.

– Никуда не собиралась. Просто захотелось… посидеть в хорошей машине. – Нет, лесть в Пашином исполнении выглядела просто отвратительно, да и не собиралась она подлизываться к этому подлецу. – Вообще-то я решила вас проучить, чтобы машину не оставляли открытой и чтобы перестали таскать свои веники.

– Ага, значит, надумали заняться моим воспитанием. Ну, тем более нам есть о чем поговорить. И лучше не здесь, а где-нибудь в уютном месте.

– Никого я воспитывать не собираюсь, и говорить нам не о чем, – отрезала Паша.

– Как это не о чем? Вот вы без приглашения сели в чужую машину… хотя бы об этом и поговорим. Вы, Прасковья Николаевна, что, решили из музыкантши в угонщицы переквалифицироваться?

– А еще я граблю банки, – с вызовом сообщила Паша, и получилось совсем по-детски. – Никуда я с вами не поеду.

– Значит, будем говорить здесь. – Прозвучало это довольно жестко, да еще слюнявый приспешник хозяина машины завозился за Пашиной спиной и засопел громче прежнего. Все равно она ничего говорить не станет. Пусть даже просидит в этой передвижной тюрьме всю неделю. До следующей субботы.

Следующая суббота?! Ничего не выйдет. Может быть, уже завтра меланхоличный Марчелло сядет на свой мотоцикл и поедет в Крюки. Может быть, они с папулькой начнут раскачиваться на стульях и подмигивать друг другу; будут, смеясь над Пашиной глупостью, обсуждать, как лучше ее провести. Или даже обойдутся без обсуждения. Потому что мадам Баттерфляй давным-давно уже все решила, разработала и тактику и стратегию, уж с ней-то Марчелло мог созвониться хоть сейчас. Возможно, он поехал не к заказчику, а к ней. Результаты Паша узнает очень скоро. А то, что решат предпринять маман с Машкой, Паша узнает уже завтра, ведь Ленский на то к ней и приставлен.

– Так зачем тебе понадобилась моя машина, Паша? Только, пожалуйста, без дураков. Мне нужна правда.

Ну вот, к ней обратились снова на «ты» и самым задушевным тоном, значит, Ленский решил добиться правды во что бы то ни стало. Он даже поудобнее устроился на своем сиденье, мол, готов торчать здесь хоть до утра.

Все хотят знать только правду, и при этом сами лгут не переставая. Ладно, Паша скажет. Ничего нового она ему не сообщит, но если господин так настаивает, то пусть послушает еще раз. Только теперь и в самом деле «без дураков», потому что терять Паше уже нечего. И она сказала:

– Затем, что я хочу вытащить из психушки свою тетю, которую вы туда упекли.

– Не понял… – Ленский смотрел на нее как на сумасшедшую. Наплевать. Паша не стала выбирать выражений, они все ей страшно надоели, вся эта подлая лживая компания. Ленский слушал, больше не перебивая, а когда она замолчала, едва переводя дыхание, точно после забега, уточнил:

– Значит, ты считаешь, что я во всем этом участвую? – он спросил это так, что Паша невольно поежилась. – Ладно, – сказал Ленский, – не будем пока об этом. Итак, ты собралась спасать свою тетю. Вот прямо сейчас?

Его голос мог бы превратить в лед даже кипящую воду, а уж Пашу и подавно – она почувствовала, как коченеют руки и… сердце, теперь уже всё, целиком… лучше бы он заорал, выругался. Нет, голос Ленского звучал ровно и монотонно, мол, главное, не нервировать сумасшедшую девицу, а то еще впадет в буйство, начнет рвать и метать. Наплевать! Она все равно не станет объяснять ему про Лену, пусть хоть ее не записывают в ненормальные или в соучастники. Паша пошарила, отыскивая ручку дверцы и, найдя, попыталась открыть. Не получилось.

– Заблокировано, – бесцветным голосом пояснил Ленский, и проглот на заднем сиденье это подтвердил коротким тявканьем. Естественно, она вообще-то так и думала. Теперь еще осталось вызвать санитаров со смирительной рубашкой.

– Значит, так, – сказал Ленский, будто стряхивая с себя дремоту, – сейчас минут на двадцать заскочим ко мне, а потом едем.

– Куда?

– Туда, где нас не ждут. По крайней мере, будем на это надеяться. Авантюра чистейшей воды, но, может, и получится. У меня друг очень хороший юрист, так что большой срок, думаю, не получим. Рассказывай, что там и как, и, надеюсь, ты запомнила дорогу. – Кажется, он не думал шутить.

Этого просто не могло быть. По крайней мере, Ленский говорил каким-то странным тоном, будто все решал загадку и наконец нашел ответ. И ответ этот ему очень не понравился. Совсем уж некстати на Пашу навалилась такая каменная усталость, что не было сил даже на то, чтобы ему возразить. Этот проклятый день никак не хотел кончаться.

Пока они ехали, Паша монотонно излагала свой план, спасибо, что Ленский ни разу не взглянул на нее, даже бровью в ее сторону не повел. Паша знала это абсолютно точно, потому что кожей чувствовала каждое его движение, каждый вздох. Он вел себя так, будто был в машине один, ну разве что еще с этим типом, который затаился у Паши за спиной. Ленский решил с ней поиграть, проучить ее за самомнение? Наплевать, все равно все пропало.

Паша вздохнула с облегчением, когда машина затормозила у светящегося приветливыми огнями застекленного парадного. Все кончилось, но она продолжала сидеть неподвижно. Сейчас, еще одну секундочку она помечтает неизвестно о чем, о том, чего быть не может никогда, а потом выскочит из машины и рванет по этой тихой улочке прочь. Ну не бросится же Ленский за ней в погоню, зачем ему это?

Что он только что сказал? Паша точно вынырнула из-под воды, завертела головой, но было уже поздно. Ленский хлопнул дверцей машины и пошел к дому. Он, кажется, сказал: «подожди, я быстро». А еще сказал: «охраняй!» То есть она должна охранять его машину?! Паша приподнялась, но тут Чипс коротко, но как-то очень внушительно гавкнул, типа – а ну сидеть! Это ему велели охранять, по крайней мере, он был в этом абсолютно уверен и рьяно приступил к исполнению своих обязанностей.