Пока незнакомый водитель помогал Машке выйти из машины, Паша вылезла сама и осторожно достала футляр с гитарой. Потом они выстроились обычным порядком: впереди величественный флагман, позади Паша. Наверное, холод, исходивший от Машки, все-таки добрался до Паши или она потеряла во время болезни слишком много сил – сейчас, идя следом за сестрой, она не ощутила ничего, ни волнения, ни хотя бы легкого трепета – а как все получится? Скорее, это плохо, чем хорошо, решила Паша, и чем быстрей она со всем этим покончит, тем лучше.

Их проводили в комнату, где можно было приготовиться к выступлению. Паша мельком взглянула на чью-то одежду, ворохом лежавшую на стульях, – скоро все эти чужие казенные помещения, пахнущие едой, духами, сигаретами, потом, останутся в прошлом. Они будут петь только друг для друга – она и Кармэн.

Маня что-то поправляла, глядя в зеркало, висевшее у двери, и Паша вдруг ясно поняла – она больше не беспокоится за сестру, в голосе Машка или нет, хорошо распелась или не очень. Маня все равно споет и не будет метаться и переживать, если что-то не очень получится, и потом скажет в мобильник: «Отработала…» Ну что же, по крайней мере, она никогда не притворялась.

«Не уходи, побудь со мною…» – пела Маня, и Паша низко склонилась над гитарой. Она особенно любила этот романс и немного ревновала его к Машке. Ей казалось, что сестра плохо понимает то, о чем поет, ей не хватает чувства, еще бы – Маня просто не ведала, что значит кого-то о чем-то просить, тем более «умолять», она никогда ни с кем не расставалась, а лишь прогоняла прочь. Вот Кармэн понимала, и просила, и страдала, и Паша надеялась, что Маня вдруг тоже это услышит и получится дуэт, хотя бы один раз.

Конечно, им аплодировали, а как же иначе, почти тут же загремела другая музыка, и Паша не слышала комплиментов, которыми осыпали Маню. Машка внимала кому-то, улыбаясь пластмассовой улыбкой, и Паша поняла, что больше не будет ждать никаких знаков и поедет сейчас… домой? Лучше бы к черту на рога, но главное, подальше отсюда.

Она улучила момент и устремилась через толпу к выходу. Теперь главным было побыстрее найти комнату, в которой они раздевались. Она с ума сойдет, если дверь окажется запертой.

Паша первым делом спрятала гитару в чехол, затем стала натягивать куртку. Нет, сначала нужно завязать шнурок на ботинке, из-за него она чуть не растянулась на пороге. Паша поставила ногу на край стула и взялась за дело.

– Браво! – сказал за ее спиной негромкий голос, и Паша только стиснула зубы. Ей и оглядываться не надо было, чтобы понять, кто это сказал. Где таланты, там и их поклонники, хотя бы и отвергнутые. Нужно и второй шнурок как следует завязать, до метро неизвестно сколько идти, да еще под дождем…

– Привеет, – пропел второй голос, теперь уже Манин. – Ну вот и встретились.

– Все прошло великолепно, я заслушался, – начал свою арию Ленский. Маня о чем-то спросила, но Паша как раз шуршала курткой и не расслышала, да ей это все было совершенно ни к чему. Она закончила свои недолгие сборы и повернулась лицом к сладкой парочке. Эти двое стояли в дверях и мешали ей пройти. Паша, точно ребенка, прижала к груди чехол с гитарой и пошла прямо на них – а ну расступись! И тут Ленский сделал неожиданный ход, он решительно взял из Пашиных рук гитару, которую она от неожиданности выпустила, и объявил:

– Я тебя отвезу, – и при этом свободной рукой еще и подхватил Пашу под локоток. Такой вот джентльмен.

Пререкаться было глупо, потому что никто все равно не обратил бы на ее возражения внимания. Эти двое решали какие-то свои проблемы, а Паша была в их игре всего лишь пешкой. «Да черт с ним, пусть провожает!» – со злостью подумала Паша и, не оглядываясь, пошла вперед. Она не смотрела, как там Ленский, поспевает за ней или не очень, она бы так вот шла и шла, ни на кого не обращая внимания. Если бы он еще Кармэн не захапал…

Естественно, шел дождь, но Паша постаралась не втягивать голову в плечи под косыми струями и лишь досадливо дернула плечом, когда Ленский снова взял ее под руку. Что и говорить, сейчас машина была очень кстати.

– А я уж подумал, что ты решила сбежать.

Темно-серый джип. Интересно, это и есть цвет мокрого асфальта? Ленский смотрелся забавно с ключами в одной руке и с гитарой в другой.

Она то ли хихикнула, то ли хлюпнула носом, и Ленский покосился на нее, открывая дверцу. Вообще-то Паша хотела сесть на заднее сиденье, рядом с гитарой, но все-таки подчинилась молчаливому приглашению хозяина и устроилась рядом с ним.

Внутри было тепло и приятно пахло. Хорошая машина, такой никакое бездорожье не страшно. И «Крюки 7 км» на один зуб. Нет, такой вариант, к сожалению, совершенно исключался, и Паша громко вздохнула. Наверное, слишком громко, потому что Ленский снова взглянул на нее, а потом спросил:

– Ты в порядке? Может, надо было еще отлежаться, что-то ты бледная.

– Я всегда такая, и я себя прекрасно чувствую, – отрезала Паша. Бледная… Это Машка кровь с молоком, и что теперь, всем натирать щеки свеклой, чтобы соответствовать? Но самое противное заключалось в том, что Ленский был прав, Паша почти не спала по ночам – стоило закрыть глаза, как серая старушка усаживалась в темной комнате у окна в ожидании племянницы.

– Ну тогда давай заедем в одно симпатичное местечко, поужинаем?

Нет, хорошо, что Паша сидела, а то точно бы рухнула, услышав такое. Она повернулась и в упор взглянула на Ленского. Он, между прочим, совсем как тот рыжий мужик, тоже смотрел на дорогу, и можно было подумать, что странную фразу произнес не он, а кто-то другой.

– Сколько вам лет? – с вызовом спросила Паша.

Ленский помолчал, точно вспоминая, и серьезно ответил:

– Тридцать почти. А к чему вопрос? Я что, для тебя слишком стар?

Он! Для нее! Пашу так поразили его слова, что она едва не потеряла собственную мысль.

– Я не к тому. Просто вы, как мальчик, мстите Машке… – все-таки боевой запал успел улетучиться, и получилось не очень убедительно. И Ленский посмотрел на нее с удивлением.

– Я не понял. При чем здесь Маша и моя месть? Ты уже не первый раз говоришь что-то подобное.

– А при чем я и ваше симпатичное местечко?

Ленский всем корпусом повернулся к Паше. Напрасно, его и так в машине было слишком много.

– Паша, давай расставим все точки над «i». Нас с Марией больше ничего не связывает, давно уже. Если я приглашаю тебя на ужин, то только потому, что хочу провести вечер с тобой, и ни с кем другим. Я понимаю, вы сестры, но ты ни в чем перед Машей не виновата. Если откровенно, я и себя таковым не чувствую. Только все-таки давай поговорим не о Маше, а о нас с тобой.

Паше показалось, что в салоне стало ужасно жарко, от этого жара воздух сгустился и стал почти звуконепроницаемым. То есть она, конечно, слышала, что говорит Ленский, но как-то не очень отчетливо:

– …ты совершенно не даешь мне шанса, просто поговорить по-человечески отказываешься. Я, как мальчик, бегаю за вами по этим презентациям, тусовкам, я выучил бы график ваших выступлений, если бы он существовал…

Итак, он бегает по тусовкам, якобы чтобы увидеть Пашу. Смешно даже… Паша хотела хихикнуть, но у нее не получилось. И тут очень кстати у нее зазвонил телефон. Ленский досадливо уставился в окно, и слава богу, так он не мог заметить, что у Паши трясутся руки.

Лена?! Какая Лена? Ну вот, она и сама совсем рехнулась, слушая бред Ленского. Милая прекрасная Ленка только что вернулась и теперь звонила ей, Паше.

– Лена! – закричала Паша страшным голосом, и Ленский взглянул на нее обреченно, как на безнадежно больную. – Ты мне нужна срочно! Да! – если было бы возможно, то Паша крикнула бы, чтобы Лена немедленно забрала ее отсюда, из этой страшной машины, подальше от страшного Ленского. Но она ничего такого не сказала, а Лена ответила: «Приезжай, я у себя в студии».

Ленский мерзким равнодушным тоном спросил адрес. Вообще-то лучше бы ей было выйти из машины, но, похоже, у нее снова подскочила температура, потому что Паше было жарко, и ноги казались ватными. Нет, хорошо, что он ее довез до места и при этом больше не сказал ни слова.


Как замечательно было у Лены в мастерской! Паша торопливо отогнала непрошеную мысль о том, что готова остаться здесь навсегда и никогда больше не возвращаться домой. Они сидели в маленьком закутке, пили кофе, и Паша чувствовала, как впервые за последние дни ледяная заноза в груди чуть-чуть подтаяла. Хорошо, что они с Ленкой встретились не сразу, по крайней мере, теперь Паша могла рассказывать более или менее спокойно и связно. Она даже побаивалась, что подруга ей не поверит или решит, что у Паши начались неполадки с головой.

Кажется, сначала так примерно и было, Лена смотрела на нее с недоверчивым недоумением, и Паша начала запинаться и через слово спрашивать «ты понимаешь?». Похоже, Лена не понимала, она позабыла про свой кофе, ее глаза стали горестными и несчастными.

– Лен, я должна ее оттуда вытащить, понимаешь? Я ей пообещала, она ждет. И я ее вытащу. Выкраду! Ты понимаешь?

– Послушай, если все так, то ты не сможешь. Все это незаконно и потому рискованно, – медленно сказала Лена.

Ну вот, теперь Паша ступила в болото – земля под ногами заколебалась, грозя расступиться, кажется, именно так вот люди и тонут.

– А держать нормального человека взаперти законно? А то, что они задумали, законно?! Понимаешь, даже если я начну действовать открыто, то ничего доказать не смогу. Они скажут, например, что такой больной у них нет или, наоборот, освидетельствование покажут. Да и кто станет вникать в это дело, Лена? Но я все равно что-нибудь сделаю! – На этом Пашина выдержка закончилась, и она ударила кулачком по столу так, что зазвенели чашки.

– Успокойся, Паша, успокойся! Мы что-нибудь придумаем.