— Раджа… Разве я мог об этом забыть?!

— Ты бы не вернулся, Мадек, если бы победил твой народ.

Мадек растерялся. Возможно, раджа прав. Но ведь дело еще и в царице. В Сарасвати. Как ему сказать об этом?

Раджа взял его за руку.

— Ты бы не вернулся, потому что слава дерзка, она портит всех людей. Но ты, ты остался чист.

— Поражение, тюрьма, люди в красных камзолах тоже могли меня испортить!

— Нет. Только не тебя.

Раджа щелкнул пальцами, и из зарослей сразу же выскочили слуги.

— Балдахин. Подушки. Сандал. Шербет и ласси!

Мадек закрыл глаза. Значит, раджа обо всем догадался.

Хуже того, он хочет использовать его глупое увлечение химерами, неспособность предпринять что-либо значительное, не придумав себе чудовищ, которых следует победить, невероятных далеких цариц, которых надо совратить. Раджа молчал. Похоже, он задумался. Им принесли подушки. Четверо слуг в нарядных ливреях разбили паланкин.

— Тень… — пробормотал Бхавани. — Как хороша тень. Это привилегия богатых. А крестьяне трудятся весь день под солнцем и в пыли. Но когда объявляют войну, владыке тоже приходится все это терпеть, чтобы защитить свое царство. Вот почему я разбил сад. Чтобы отдохнуть перед тем, как придется страдать. Этого здесь не понял никто, даже Диван. Он думает, будто я развлекаюсь фантазиями о садах, потому что верю в мир, как верили мои предки, которые разбивали сады после того, как окончилась великая битва, залившая Годх кровью. Дураки! Дураки и слепцы, все эти люди, которые меня окружают!

— А астролог? — осмелился спросить Мадек.

— Астролог… Астролог молится в уединении в джунглях. Я ожидаю его возвращения. Отведай лучше этого шербета.

Мадек понял намек — не будем касаться государственных дел. Он протянул руку к стакану с холодным сиропом. Бхавани склонился к чадару и долго держал руку в воде.

— Вода бежит недостаточно быстро, — сказал наконец он. — Резервуары не заполнились во время последнего муссона. Ах, Мадек-джи, пусть твое возвращение принесет нам силу и плодородие. Моя первая жена всегда была бесплодна, вторая упорно рожает девочек, да и время ее уже миновало. Что до Сарасвати…

У Мадека задрожала рука.

— Ходили слухи, что ее околдовали. Четыре года назад она родила близнецов. Они умерли, один за другим, как будто по воле магии. И с тех пор она тоже бесплодна. У меня один сын, только один сын, которому придется защищать мои земли… Этого недостаточно.

Мадек залпом проглотил шербет.

— Мне придется взять еще одну жену.

Он говорил спокойным и отстраненным тоном, как будто речь шла о такой мелочи, как создание нового сада или замене парадного слона.

— Но как жениться на женщине, если не пылаешь к ней страстью? Красота этой стройной девушки подобна пруду, в который упало мое сердце! Но мне пора решиться, потому что Годх не сможет устоять, если у меня не будет сыновей-воинов. Даже Кришна занимался любовью с пастушками, но его супруга Радха не покинула его и никогда не переставала любить его.

Мадек был ошеломлен. «Что меня ждет? — думал он, глядя на раджу. — Что он пытается мне сказать? Он меня разгадал, но я-то никак не могу уловить его мысли».

Его размышления прервал подошедший Диван, над которым трое слуг держали огромный желтый зонт.

— Высокочтимый раджа, — сказал Диван, простершись перед Бхавани. — Во дворец явился человек с севера. Он просит, чтобы ты принял его.

— Сегодня я никого не буду принимать. Ты же знаешь. Зачем же ты явился отвлекать меня от беседы?

— Это алхимик, о высокочтимый раджа. Он говорит, что умеет делать золото.

— Алхимик? — повторил раджа, поглаживая усы. — Алхимик… — Брахмана сейчас здесь нет. Иди и скажи этому человеку, чтобы он подождал до завтра. Пусть разобьет лагерь на берегу. Я не могу принять его, пока Мохан не посмотрит на звезды.

Диван повернулся, чтобы идти.

— Как! — вмешался Мадек. — Ты принимаешь меня во дворце на озере, не узнав, что говорят звезды, меня, фиранги, а этого человека, который делает золото, твоего соотечественника, ты заставляешь оставаться за воротами, как моих солдат!

Бхавани улыбнулся.

— Я не знаю этого человека. Эти полумаги являются сюда каждую неделю. Я встречусь с ним только из любопытства.

Он опять задумался, а когда вновь заговорил, солнца уже садилось. Раджа кликнул слуг и велел принести опахала.

— Наступили трудные времена, Мадек-джи. Скоро весна утратит свою свежесть. Праздник Холи завершился, и завтра опять начнутся заботы.

— Война… — пробормотал Мадек.

Освещение менялось, и вместе с ним менялся вид садовых террас. Они представляли собой земляные насыпи, окруженные розовыми стенами. Вода, накачиваемая из озера искусным, скрытым за деревьями механизмом, стекала по каналу с террасы на террасу, проходя через чадары и фонтаны. Раджа и Мадек сидели у фонтана в самом верхнем саду. Жара начала спадать. Мадек с интересом рассматривал симметрично расположенные клумбы, вырезанные на мраморе звезды, ромбы, шестиугольники; деревья, водопады и весенние цветы смягчали то, что могло бы показаться излишней геометричностью и подчеркнутым совершенством. «Да, этот сад говорит об эфемерности мира и о его возрождении, — думал Мадек. — Но создан ли я для него?» Он все еще оставался под впечатлением от Тадж-Махала, сад и мавзолей которого, напротив, были для него символом вечной любви, преодолевшей страдания и смерть.

— Война… Ты никогда не рассказывал мне о своих врагах, раджа. Неужели тебе угрожают люди в красных камзолах? Я думал, они заняты войной в Бенгалии.

— Пора рассказать тебе, Мадек-джи. У меня есть брат, который мне очень завидует. Он моложе меня всего на десять месяцев. Когда я пришел к власти после смерти отца, он уехал на север и поступил на службу к Моголу, потому что не мог захватить Годх в одиночку. С тех пор я его не видел. Но я все время слышу о нем. Говорят, что он теперь служит людям в красных камзолах, что научился воевать по их правилам, что они хорошо заплатили ему. Должно быть, сейчас он идет сюда вместе с другими фиранги, которых привлекли наши рисовые поля и драгоценные камни. Но я не знаю, верить ли тому, кто рассказал мне все это. Он человек без роду и племени, и, возможно, его тоже привлекают лишь бриллианты Годха.

— Торговцы часто лгут, или ошибаются, — подтвердил Мадек.

Раджа рассмеялся.

— Да! Но этот человек не торговец, и ты, должно быть, хорошо знаешь его имя, ведь оно прогремело по всей Индии! Три месяца назад он обосновался на границе Декана и тех ущелий, в которых живут дакоиты. Похоже, он сокращает число разбойничьих шаек, присоединяя их к своему войску. Именно поэтому я не принял от него ни одного подарка. Разбойники в моих землях! Я не позволю им погубить Годх! — В его глазах сверкнул гнев. — Ты прекрасно знаешь его имя, Мадек.

— Если он не взял тебя дружбой, то завладеет силой.

Ни тот ни другой, будто из суеверия, не посмели произнести это страшное имя.

— Я знаю, — ответил Бхавани. — Но колесо жизни не всегда поворачивается так, как ожидают люди. Смотри: вода течет на чадар все слабее. Вода слабеет… Я еще никогда не видел такой сухой весны. Хватит ли нам воды, чтобы дотянуть до следующего муссона? В Индии, Мадек, вода решает все, даже исход войны. Лев покидает логово, когда лес высыхает.

— Что ты хочешь сказать?

— Оставим это.

Раджа резко встал и потянулся. Мадек заметил, что у него дрожат руки. В этот момент послышались шуршание ткани, смех и детский лепет.

— А вот и они, — сказал раджа, и эти слова объяснили, почему он внезапно прервал разговор.

* * *

Родители поиграли с ребенком, приласкали его, а потом сказали: «Малыш Гопал, пора идти в дом, солнце уже заходит, а у вас грязные руки. Стоило ли надевать на вас такое красивое платье для праздника и такой блестящий султан, если вы его весь растрепали!..» Гопал смеялся вместе с родителями, а сидевший в углу фиранги был мрачен. «Мадек-джи, — прошептала со вздохом царица, когда раджа выпустил ее из объятий и взял малыша за руку. — Мадек-джи…»

— Красавица моя, — сказал Бхавани, — уже взошла луна, она полная, и я вижу вокруг нее ореол. «Лучше бы другой сказал мне эти слова. Может быть, когда-нибудь так и будет. Пусть это наступит как можно скорее!»

Они вернулись к причалу на озере. Там фиранги разместил свои войска и преподнес свой назар при свете факелов. «Он не смотрит на меня, — думала царица. — Он не видит меня так же, как Кришна не видел пастушек после того, как появилась Радха. Ах! Кришна, Кришна, Синеликий, верни мне дыхание, которое ты отнял у меня. Змей беспокойства точит мое сердце, и я похожа на птицу чатаку, которая постоянно кричит, ожидая, когда ей достанется капля воды. Но ни слова не слетает с моих губ. Я — женщина, о Кришна, и я сошла с ума».

Минуту спустя она уже ругала себя за эту молитву, потому что фиранги указал Бхавани на мешочки с жемчугом, и они оба расхохотались, не обратив на нее никакого внимания, будто она была ночной бабочкой или одной из тех людей низшей касты, которые подметали сейчас дорожки в саду после праздника.

Они сели в лодку. Дворец на озере мерцал в ночной тьме. Потом был пир в открытых галереях над водой, и слуги запускали бенгальские огни. Для начала весны было слишком душно. «Муссон будет сильным», — думала Сарасвати, отгоняя от лица насекомых, которые обычно появляются в мае, когда природа готовится к большим бурям.

— Эй, служанки, пошевеливайтесь! — крикнула она уставшей прислуге. — Вы слишком медлительны сегодня и опахалами машете еле-еле, как евнухи. Ваш день еще не закончился, вам еще нужно искупать меня и подготовить к ночи!

Она понимала, что вредничает. Ее раздражали долгие беседы царя с чужестранцем; потом они так же долго молчали, просто улыбались и смотрели друг другу в глаза, не обращая на нее внимания. И ее окончательно довело до отчаяния то, что раджа даже не попросил ее танцевать. Может быть, он считает, что она уже стара для того, чтобы очаровать этого чужестранца, как других гостей? Он любит этого человека, это ясно. Тогда почему не почтить его так, как следует? Раджа больше не интересуется ею, он теперь думает только о своих садах и о войне, и все из-за того, что она не может родить ему еще одного ребенка.