Ирэн Фрэн - Набоб

— Нет жалования — нет солдат, майор Адамс!

На следующий день, услышав, как трубят общий сбор и стучат копыта лошадей, Адамс и не подумал выйти из своей палатки. Двумястами пятидесятью французами меньше, какая разница, раз он держит в руках Бенгалию! Он усмехнулся, услышав приказания Мадека:

— Тащите пушки!

— Быков не осталось! — ответили солдаты.

— Английские свиньи! Они спрятали их. Ладно, потащим их на ремнях!

Майор Адамс очень развеселился, когда, выйдя из палатки, увидел, как французские солдаты по четыре впрягаются в пушки и, надрываясь, тащат их по дороге. Но ему стало не до смеха, когда некоторые из его людей пошли следом за Мадеком. Тогда он послал вдогонку мятежникам нескольких офицеров с кошельками полными денег. Всяческими посулами они добились того, что часть из сбежавших соотечественников согласилась вернуться; французы же остались глухи к их уговорам. Наконец Мадеку надоел этот офицерский эскорт и, чтобы от него избавиться, он скомандовал «К бою!». Подобная решительность заставила англичан ретироваться.

В двух лье от Буксара Мадек сделал остановку. Нужно выбрать командира. Согласно обычаю, принятому среди искателей приключений, выбирали всем сходом, после чего все должны были поклясться, что будут подчиняться начальнику, как генералу. Все единодушно избрали Мадека. Но радость от обретенной свободы омрачало одно обстоятельство: Мартин-Лев остался с англичанами. За многие месяцы он привык к британским порядкам. Когда во время последнего дежурства Мадек рассказал ему о своих планах, Мартин-Лев нахмурился:

— После такой блестящей победы глупо буянить из-за того, что тебе не выплатили жалование. Англичане скоро дадут тебе все, чего ты хочешь: чин, почести, богатство. Потерпи немного… Подожди, пока мы вернемся в Калькутту.

— Англичанам я не нужен. По их мнению, сражение выиграл майор Адамс. И по моей вине Бенгалия теперь у них в руках.

— По твоей вине! Но у тебя не было выбора!

— Мы выполнили свой долг по отношению к англичанам, Мартин-Лев. Теперь они опять наши враги.

— Ты с ума сошел! Пора заканчивать эти войны! Индия становится английской, и Англия принесет ей мир. Да, мир и процветание!

— Ты стал одним из них, Мартин-Лев, давно уже стал одним из них.

Больше они не сказали друг другу ни слова, не похлопали друг друга по плечу, не попрощались. Но при свете гаснущего костра Мадек увидел, как опустились плечи его товарища; он вдруг заметил, что этот великан, которого он встретил в горах Декана, за это время ссутулился, исхудал, его жизнерадостность поблекла. Ему и впрямь уже нечего было сказать, потому что теперь Мартин-Лев мечтал уже не о сражениях, а о совсем другом: он видел себя банкиром, процветающим администратором. Разве можно на него за это сердиться? Мадек плеснул в костер воды из ведра и вернулся в палатку, чтобы провести там свою последнюю ночь под английскими знаменами.

Теперь он был свободен. Свободен и одинок. Сидя на коне, он осматривал окрестности. Лучи восходящего солнца скользили по верхушкам пальм, по рисовым полям, по благодатной земле, где росли удивительные растения. Мадек решил идти вдоль реки. Он снова ринулся на поиски приключений, будучи теперь наделен высшей властью. Но теперь он один. Времена, когда четверо друзей были равноправными командирами, когда вели беседы под баньяном, уже никогда не вернутся. А вернется ли Годх? Теперь он понимал, что его судьба тесно связана с этим княжеством, и мысленно делил всю свою жизнь на до и после.

Солдаты Мадека проявляли нетерпение; кони били копытами. Один лицом к лицу с Индией. Это не так уж страшно. Но что именно он будет теперь искать? Самого себя, свою любовь? Сейчас его менее, чем когда-либо, интересовала Европа. Ему больше были по душе эти джунгли, войны, страшные боги, чем белые завоеватели, обещавшие спокойствие, порядок и процветание. Идти вперед, скакать галопом в легком опьянении, но — навстречу какой тайне, навстречу каким глубинам сущего? Он не мог бы ответить; это было безумие, но следовало идти туда, куда оно звало.

— Куда мы идем? — крикнул один из солдат.

— Форсированным маршем до первого же города! — приказал Мадек. — Строго на запад!

Он сказал «на запад» не случайно, а потому что знал, что именно там лежит исконная Индия. И Годх тоже, розовый и спокойный, он тоже находится там.

Мадек пришпорил коня:

— Кто меня любит, за мной!

Маленькая армия двинулась в путь. На следующий день она добралась до странного города, города храмов и мертвых, населенного скелетоподобными йогами и астрологами. В нем повсюду звучали божественные гимны, а улицами служили длинные дорожки, которые заканчивались не менее длинными лестницами, спускавшимися прямо в огромную реку. Мадек узнал эту реку: это был Ганг. Что до самого города, блаженного и полного прокаженных, города, который явился солдатам на рассвете, сверкая в лучах восходящего солнца и всполохах первых погребальных костров, то он не мог быть ничем иным, как городом Шивы, священной Варанаси, или, как его называли европейцы, древним Бенаресом.

Октябрь 1763 года

Раджа Бенареса был невысоким сухощавым человеком и этим отличался от всех других правителей Индии. Он жил на левом берегу реки в старом дворце несколько неправильной формы и не покидал своих апартаментов с тех пор, как английская чума опустошила Бенгалию. И раз уж он соизволил явиться в свой Диван-и-Ам, то, должно быть, произошло нечто невероятное. Еще более странным — отчего министры терялись в догадках, — было то, что раджа сам решил принять прибывших фиранги, как только узнал, что они вошли в город. Мадек стоял у входа в храм и наблюдал, как йог сосредоточенно медитировал, когда к нему подошли стражники из охраны раджи и передали приказ явиться во дворец. Мадек даже вздрогнул от неожиданности, потому что давно уже не слышал официального, изысканного языка сановников; он сразу понял, что это приглашение, от которого нельзя отказаться. Проходя через бесчисленные дворы, где жевали жвачку невозмутимые слоны, потом по столь же бесчисленным коридорам и галереям и, наконец, через анфилады залов, ведущих в зал Дивана, он даже мгновение подумал, что вернулся в Годх.

Раджа ждал, сидя на груде шитых золотом подушек в окружении придворных и слуг с пальмовыми опахалами. На лице не было и тени усталости; он держался очень прямо и казался погруженным в свои мысли, что не смутило Мадека, ибо он нашел в нем сходство с факирами, которых видел на улице. Раджа произнес краткое приветствие, движением руки отвел наргиле, которое ему поднес услужливый слуга, и спросил:

— Откуда ты пришел, фиранги?

Он говорил глухим голосом и не переставая теребил какой-то непонятный предмет; поначалу Мадек не обратил на него внимания. Это было нечто вроде раскрашенного деревянного тигра, склонившегося над жертвой. Сначала Мадек подумал, что это — статуэтка какого-то божества из разряда тех, какими индийцы любят себя окружать. Однако, приглядевшись, различил на жертве треуголку, красный камзол и голубые кюлоты, ту самую униформу, которую он получил на службе у англичан и которую еще не успел снять. Тогда он понял причину столь срочного вызова во дворец раджи и, глядя на то, как тигр пожирает тело европейца, испугался, что и его ждет не лучшая участь.

— Ты не отвечаешь, фиранги? Но стражи сказали мне, что ты прекрасно понимаешь наш язык. Ты не новичок в этой стране. Кто ты? Куда ты направляешься?

Мадек с трудом припомнил придворный хинди.

— О высокочтимый раджа, будь уверен, что я не принадлежу к твоим врагам.

— Ты носишь их одежду!

— Мы бежали от людей в красных камзолах, раджа. Мы не одни из них.

— Бежали в тот момент, когда они завладели всей Бенгалией?

Раджа улыбнулся и нежно погладил тигра.

— Нас силой забрали в их армию, высокочтимый раджа. Мы поклялись, что убежим при первой же возможности. И эта возможность представилась два дня назад в Буксаре.

— Ты говоришь правду, фиранги? Я хорошо знаю лживость людей, пришедших из-за Черных Вод! Вы всегда прикидываетесь смиренными, чтобы обмануть нас. «Продай мне перец, продай мне шелк, я всего лишь песчинка у ног твоих, я приехал сюда только затем, чтобы торговать, и припадаю лбом к земле…» А теперь эти так называемые мирные торговцы захватили наши земли!

— Я говорю правду, раджа!

— Хм… хмммм, — пробормотал тот. Он немного помолчал, а потом заговорил потеплевшим голосом: — Как не поверить тебе? Ты вошел в святой город с невинностью ребенка.

Мадек покраснел.

— Теперь скажи, куда направляешься.

— Я иду на запад.

Раджа положил деревянного тигра на подушку.

— И что ты намереваешься найти на западе?

— Я немного знаю эту страну. Я хочу предложить свои услуги индийским царям.

Раджа снова улыбнулся.

— А наши восточные земли тебе, выходит, не нравятся? Разве ты не знаешь, что Бенарес — самый святой город в Индии? Люди мечтают о том, чтобы их путь окончился на берегах города Шивы! Вы странные люди, раз бесцельно слоняетесь по миру! Но я полагаю, у тебя есть цель.

Мадек молчал.

— Деньги?

Мадек не ответил.

— Вы, фиранги, бродите от раджи к набобу, от набоба к радже подобно тому, как садху ходят от одного храма к другому!

Раджа повернулся к балкону Диван-и-Ама и указал на реку:

— Садху рано или поздно приходят умирать в Бенарес, отрешаются от груза своих жизней, и их очистившийся прах сливается с водами Ганга. Вы же, фиранги, бродите по дорогам с одной лишь целью — продать себя подороже!

— Откуда ты знаешь, раджа, что я продаюсь? — ответил Мадек. — Это ведь ты послал за мной. Чего ты от меня хочешь?