— Оставим это, — он снова перешел на светский тон. — Вы хороши собой, очаровательны. Не задерживайтесь в Пондишери.

— Почему? И куда мне следует отправиться?

— В Мадрас, дорогая.

— К англичанам? — удивилась она.

— Да, в Мадрас. Там мы и встретимся. Потому что вы действительно очаровательны, мадам, вы не из тех, от кого отказываются.

«Ошибаетесь», — чуть было не сказала она, вспомнив, как быстро угасла ее первая любовь, и что именно это заставило ее искать приключений. Сейчас ей потребовался весь ее актерский арсенал: нужно казаться спокойной, даже равнодушной, нужно быть хитрой и обворожительной.

Он снова привлек ее к себе.

— В Мадрас, говорю я вам, в Мадрас!

— Но вы же француз, — прошептала она, испытывая наслаждение от его прикосновений…

— Француз… Я бы сказал, случайный француз.

Сен-Любен повернул Мариан на чарпаи и стал любоваться ее телом. Она расслабилась. Этот человек не переставал ее удивлять. Он так молод, ему лет двадцать, не больше. И он не лгал, он действительно француз. Его светские манеры не оставляли никакого сомнения: Париж и Пондишери научили Мариан разбираться в людях. Сен-Любен лег рядом.

— Поговорим откровенно, мадам, вы мне нужны. Но вы должны поклясться, что сохраните все в тайне.

Эти слова сопровождались столь нежными поцелуями, что Мариан готова была выдержать самые страшные пытки инквизиции, лишь бы любовь этого молодого человека продлилась как можно дольше. И она поклялась.

— Хорошо, — улыбнулся Сен-Любен. — Дела в Индии идут скверно, мадам, вы не можете этого не знать. Я… скажем так, я тайный и чрезвычайный посол короля Франции. Наш морской министр, который предложил ему мою кандидатуру, поручил мне изучить положение дел в Пондишери. Годе ничего не понимает в политике; его донесения подробны, как жизнеописание Александра Македонского. Я же должен выяснить, что замышляют англичане против наших факторий. Так что мне придется поехать в Мадрас…

— Но чем же я могу вам помочь? — спросила Мариан.

— Официально я считаюсь протеже маркизы де Помпадур, она якобы послала меня сюда учиться коммерции. Никто не знает о моей миссии… Увы! Министр не позаботился о моем кошельке. Впрочем, было бы неосторожно приехать сюда с сундуками, набитыми экю. К сожалению, новый губернатор болван и ничего не смыслит в войне. Он должен оставаться в неведении относительно истинной цели моего приезда, поэтому я не могу попросить у него ни су.

— Война! И вы тоже говорите о войне… Сейчас вы начнете рассказывать мне о злоупотреблениях Компании, запугивать гневом брахманов…

— Вовсе нет. После отъезда Дюпле с Компанией покончено, мадам, она доживает последние дни: это птица, потерявшая крыло, она не может лететь на одном; несмотря на все усилия, она погибнет. Агенты Компании мечтают о войне. Но они не понимают, что потеряют фактории гораздо раньше, чем наша дурацкая армия сдаст свои позиции. А офицеры?.. Все они мечтают стать торговцами, чтобы набить карманы!

— Ну, это все городские сплетни, Пондишери всегда был таким.

— Да, мадам, но не тогда, когда ему грозит осада. И брахманы об этом знают. Они хорошо осведомлены. Больше всего ценят покой: предпочитают сидеть, нежели ходить; лежать, нежели сидеть; спать, нежели бодрствовать, и быть скорее мертвыми, чем живыми. Но нарушьте их покой, лишите их паствы и денег… и они моментально выйдут из оцепенения!

— Это в Париже вас так хорошо информировали об индийских делах?

— Я космополит, мадам; я везде свой.

Взгляд его голубых глаз стал жестким. Наступило молчание.

Мариан размышляла, почему они так быстро заключили между собой союз заговорщиков. Они и вправду стоят друг друга. Оба искатели приключений и удовольствий, оба обладают талантом обольщения и верят в удачу. Возможно, что оба способны на воровство. Давно ли сама она не крадет? Давно ли ограничивалась тем, что обирала тех, кого соблазняла в постели? Но лучше не думать об этом. Это все прошлое. А Сен-Любен — это настоящее, он здесь, рядом.

Сен-Любен — это имя поначалу ей так понравилось, а теперь казалось ненастоящим. Он явно из тех плебеев, которые придумывают себе изящное имя, эфемерное, как они сами. Человек, обладающий шармом, но достаточно дерзкий, чтобы бросить вызов богам, несомненно, художник, чьим шедевром является его собственная жизнь. Она чуть не вздохнула, но вовремя подавила меланхолическое настроение. Piacere senza репа, удовольствие без страданий… С этим ей уже приходилось сталкиваться. Она вспомнила, как ее совратил за кулисами парижского театра первый любовник. Потом он заставлял ее участвовать во всех его проделках. Ее желали, ее обменивали, она легко переходила от одного к другому, восхищенная блеском золотой молодежи своего века, века, величие которого угасало здесь, на индийских берегах. Эти люди, как и Сен-Любен, называвшие себя космополитами, были настоящими негодяями во всем — и в любви, и в делах. Они оставляли женщин так же легко, как счета в тавернах, жульничали в игре, в постели, в политике, горстями раздаривали жемчуга, а на следующий день оказывались в тюрьме, потом сбегали оттуда и исчезали, прежде надув двух-трех других жуликов, менее изворотливых, чем они сами. Мариан спрятала лицо под волосами. Этот Сен-Любен так похож на ее первого мужчину, того, что любил ее три недели в Париже, пока у него были деньги и пока был праздник. Он был молод, хорош собой и эфемерен, как этот, который явился неизвестно откуда и исчезнет неизвестно куда. Ей уже приходилось страдать, и сейчас она вдруг почувствовала знакомую боль. Она вспомнила свой девиз: piacere senza репа и поднялась на ложе.

— Тебе нужны деньги?

— Да. Для войны.

— Для войны, — повторила Мариан; не очень-то она в этом уверена. Он наверняка знает, что она живет у Жанны и что та очень богата, об этом говорит весь Пондишери. Что ж, есть способ привязать к себе этого человека: она, Мариан, станет орудием в его интригах.

— Если вам нужны деньги, господин де Сен-Любен, то вам следовало соблазнить другую. Вы ошиблись адресом.

— Да, дорогая, так представьте меня Той Самой Карвальо.

— Она жестока, когда речь идет о делах, имейте это в виду.

— Конечно. А когда речь идет о любви?

— В любви, сударь, вам не повезет, потому что она все никак не оправится от удара: четыре года назад ее бросил один подонок-солдат. Она теперь тоскует по его благосклонности и, как говорят, по его кулакам. Впрочем, вы талантливы, вы можете рискнуть: это будет настоящее приключение, уверяю вас. У нее верное и нежное сердце. Думаю, что с тех пор под полог ее постели не проникла даже тень мужчины.

— Тогда давайте заключим соглашение, дорогая: в ближайшие три ночи вы поможете мне пробраться под этот полог, а потом будете дарить мне счастье, иногда совершая со мной тайные прогулки. Потому что вы мне достаточно сильно нравитесь.

Щеки Мариан порозовели. Меньшего она и не ожидала. Как забавно это «вы мне достаточно сильно нравитесь»! И сколько оно обещает! Но Мариан сделала вид, что колеблется. Сен-Любен прошептал ей кое-что на ушко. Его дерзость развеселила ее — намеки были слишком прозрачны. Сен-Любен обнял ее за талию и заставил принять другую позу, довольно бесстыдную.

— И не забывайте, мадам, мы встретимся потом в Мадрасе! У англичан!

Еще ни один мужчина не разжигал в ней своими ласками такую страсть. Ради этого Мариан готова была бросить вызов всему свету, все равно — англичанам или гуронам.

* * *

Прошло несколько недель; позабыв слухи о войне, Пондишери обсуждал лишь одну новость: Та Самая Карвальо вновь обзавелась любовником. Счастливым избранником стал очаровательный молодой человек. Он был моложе ее лет на тридцать, а звали его шевалье де Сен-Любен. Многие недоумевали, почему он предпочел стареющую банкиршу юной Мариан, жившей с ней под одной крышей. Впрочем, Мариан была занята. Раз в неделю она посещала Уголок Цирцеи, откуда уезжала спустя два часа раскрасневшаяся и похорошевшая. По счастью, Пондишери не заинтересовался виновником этого превращения. Ему было достаточно наблюдать превращения, происходящие с другой женщиной. Никому и в голову не приходило, что Сен-Любен ублажает сразу обеих, ведь в Уголок Цирцеи он каждый раз являлся в новом обличье, подкупал сторожа и почти маниакально соблюдал всяческие предосторожности.

У Жанны не было дурных предчувствий; она вновь познала счастье. Опьянение араком смешалось с опьянением любовью. Она снабжала своего любовника деньгами, он же изо всех сил старался не давать ей повода для подозрений. При его изворотливости это было нетрудно. Между тем он внимательно следил за тем, что происходит на театре военных действий. И однажды сказал Мариан, что обеспокоен: Англия выигрывает одно сражение за другим, противник может скоро войти в город. Надо бежать из Пондишери; прощайте, господа министр, губернатор и французский король. Но прежде они с Мариан должны отыскать тайник, в котором Жанна хранит свои сокровища. В Мадрасе им не придется скрывать свои отношения, и они смогут предаваться там идеальной любви.

Поначалу сомневавшаяся Мариан в конце концов позволила себя убедить. Она догадалась, что ее возлюбленный — английский шпион. То, что он каждую ночь делил ложе с Жанной, пробуждало в ней ревность: иногда она просыпалась от поднятого ими в спальне шума. Свидания в оранжерее требовали конспирации и сопровождались постоянным страхом, что их обнаружат. Сен-Любен приезжал туда уже утомленный; их шалости потеряли былую пикантность. Поэтому идея о бегстве из города удовольствий, давно наводившего на нее скуку, понравилась Мариан. Она уже воображала себя обладательницей капитала, скопленного Жанной Карвальо за двадцать лет. Главное — покинуть Пондишери до прихода англичан. «Дело не терпит отлагательств», — твердил Сен-Любен. И действительно, каждый день в город возвращались остатки разбитых отрядов. Солдаты были в оборванной форме, со сбитыми в кровь ногами, изможденные лишениями и форсированными маршами. А однажды вечером в порту Пондишери бросил якорь фрегат «Бристоль». По словам прибывшего на нем некоего дю Пуэ, он потерял всех своих солдат. Ветер не позволил забрать этих несчастных с берегов Бенгалии на корабль. Им пришлось уйти в глубь джунглей, и здравый смысл подсказывал, что они уже никогда не вернутся.