– Ничего.

– Причина должна быть, иначе молоко не пропало бы.

– Ма говорит, что это из-за того случая на пароме. Я тогда так разволновалась… – Лидия умолкла, вспомнив сцену в фургоне.

Раздосадованный тем, что она напомнила ему о том, о чем сам он предпочел бы забыть, Росс отвернулся. Ему незачем было видеть широко открытые выразительные глаза Лидии – слишком живо он помнил, какими были эти глаза до и после поцелуя. Ему незачем было видеть ее лицо в ореоле роскошных волос – он и так помнил, каковы эти волосы на ощупь. Ему незачем было видеть ее рот – его вкус он ощущал так же живо, как в тот памятный день. И уж тем более не забыл Росс о том, как прижималось к нему там, в фургоне, ее нежное женственное и восхитительное тело.

Проклятие! Он предпочел бы вычеркнуть все это из памяти, но помнил так отчетливо… Целую неделю эти мучительные воспоминания преследовали его, услужливо подсовывая одну соблазнительную деталь за другой.

Воспользовавшись паузой, Лидия пояснила:

– Ма считает, что в этом нет ничего необычного. Иногда после пережитых волнений у женщины пропадает молоко. Но с Ли все будет в порядке, – поспешно добавила она. – Он уже научился сосать из бутылочки. Видимо, коровье молоко пришлось ему по вкусу. Вон как Ли потолстел! Так что…

– Что ж, прекрасно, но факт остается фактом – я все еще женат на тебе, а мне этого вовсе не хочется. У меня была жена, настоящая леди, с мягким характером и тихим голосом. Она всегда аккуратно причесывалась и ни за что не позволила бы… – Росс осекся, подумав, что Виктория никогда не позволила бы ему целовать ее с такой неистовой страстью, с какой он целовал Лидию. Сказать это значило бы признать, что он помнит о том, что произошло на пароме. А Росс предпочел бы об этом забыть.

Если его целью было вывести Лидию из себя, то он, несомненно, своего добился. Лучше бы Коулмен избил девушку, как Клэнси, – тогда пострадало бы ее тело, и боль скоро прошла бы. Но он ранил ее душу, напомнив Лидии, что, сколько бы она ни старалась, ей не избавиться от своей сущности. Ни новая фамилия, ни новые наряды не в силах этого изменить. Для окружающих она навсегда останется дрянью.

Словно загнанный в угол зверь, Лидия ринулась в атаку. Ее янтарные глаза сверкали, как солнце на закате. Она вскинула голову, и ее роскошные волосы взметнулись.

– Я тоже не считаю наш брак выгодной сделкой! Мне осточертели ваши дурные манеры и постоянное раздражение. Вот что я вам скажу, мистер Коулмен, – мы с вами одного поля ягоды. Это-то вас и бесит.

Росс угрожающе шагнул к ней, но, ослепленная гневом, Лидия, не замечая этого, продолжала:

– Как подумаю, что до конца своих дней мне придется мучиться с вами, так просто мороз по коже дерет. Блудливый козел!

От этих слов, таких неожиданных в ее устах, Росс онемел.

– Добрый вечер, миссис Коулмен, мистер Коулмен.

Певучее приветствие Уинстона Хилла с характерной южной растяжкой проплыло в воздухе и слегка остудило ссорящихся. Лидия приосанилась и, чтобы скрыть смущение, без всякой необходимости расправила складки платья. Росс сердито куснул ус.

– Как здесь красиво, не правда ли?

– О да, мистер Хилл, очень красиво, – с готовностью отозвалась Лидия, готовая расцарапать Россу физиономию. Что, если молодой человек слышал, в каком оскорбительном тоне разговаривал с ней муж? Щеки девушки пылали от гнева и унижения. – Какие милые цветочки! – добавила она.

– Я только что собрал их у реки. Позвольте преподнести этот букет вам, мисс Лидия. – Мозес галантно протянул ей цветы. – Они очень украсят ваш фургон.

Лидия украдкой бросила взгляд на Росса, но он хранил каменное молчание.

– Спасибо, Мозес. – Забыв, как недавно подшутили над ней Мэринелл и Атланта, девушка наклонилась, чтобы понюхать цветы, и тут же чихнула. Услышав добродушный смех Хилла и Мозеса, она еще больше смутилась.

– Мозес восхищен вашим умением править лошадьми, мистер Коулмен, – сказал Уинстон. Ростом он был ниже Росса, но от всего его облика веяло врожденным достоинством и благородством. – Мозес всегда работал в доме, поэтому с лошадьми обращаться не умеет. Не поделитесь ли с ним своими секретами? Пока при столкновениях Мозеса с упряжкой победа неизменно на стороне четвероногих.

Росс откашлялся.

– Почему же не поделиться.

– Я был бы вам чрезвычайно благодарен, мистер Коулмен. Лучшего учителя мне не найти, – обрадовался Мозес.

– Ну вот и прекрасно! – Покончив с деловой частью, Хилл обратился к даме: – Вы еще не были на реке? Там гораздо прохладнее, чем в лесу, и к тому же вид великолепный. Я был бы счастлив сопровождать вас, если, конечно, позволит мистер Коулмен.

– Я… гм-м… я сам собирался отвести Лидию туда.

Она удивленно посмотрела на мужа. Росс произнес эти слова так небрежно, словно совместные прогулки уже давно вошли у них в привычку. Более того, он жестом собственника обнял жену за талию и привлек к себе.

– В таком случае разрешите пожелать вам приятного вечера. – Хилл коснулся полей шляпы и учтиво поклонился Лидии.

– До свидания. – Мозес поспешил вслед за хозяином.

Росс мгновенно убрал руку, весьма разочаровав Лидию. Еще минуту назад она надеялась, что они вместе отправятся к реке. «Ведь гулял же он по вечерам с Викторией!» – пронеслось у нее в голове.

Итак, прогулка не состоялась. Неужели теперь, когда Хилл и Мозес ушли, ссора возобновится? Чувствуя себя совершенно измотанной, Лидия, однако, с вызовом посмотрела на мужа. Их глаза встретились.

– Блудливый козел, говоришь? – тихо спросил он.

– Что? – Она не поверила своим ушам. Неужели он нарочно дразнит ее? Но вид у Росса был вовсе не сердитый. Напротив, уголков его рта чуть коснулась улыбка.

– Где ты набралась таких выражений и как у тебя хватило смелости их повторить?

Лидия вспомнила, что так соседи называли Отиса Рассела и Клэнси.

– А что это значит? Что-то плохое? – робко осведомилась она.

Росс от души расхохотался. Лидия, впервые увидев его смеющимся, охотно присоединилась к нему.

– Плохое? – переспросил он, утирая слезы. – Да уж куда хуже! Я бы не советовал тебе произносить такие слова, если хочешь, чтобы тебя считали леди.

Отсмеявшись, Росс присел под деревом на корточки и снизу посмотрел на жену с необычным выражением – мягким и добрым.

– Черт возьми, Лидия, ну что мне делать с тобой? Только что я был готов задушить тебя своими руками, а уже в следующую минуту ты насмешила меня до слез. Уж и не помню, когда я так веселился!

Он опустил глаза. Глядя на его густую шевелюру, Лидия поймала себя на том, что ей ужасно хочется дотронуться до его волос, разгладить морщинки между бровями. Но тут Росс снова взглянул на нее – уже с прежним выражением.

– Нам никуда друг от друга не деться, по крайней мере до тех пор, пока мы не доберемся до Джефферсона.

– Пожалуй, да.

«А что потом?» – подумала Лидия. Иметь мужа с таким буйным темпераментом – удовольствие маленькое, но он хотя бы не бьет ее. Конечно, общество даже такого человека, как Росс, лучше, чем одиночество, в котором она пребывала еще месяц назад. Лидия уже привязалась к мужу и скучала, когда долго не видела его.

– Мне очень жаль, что так вышло с молоком… Когда мы поженились, я об этом не знала.

Глаза Росса уперлись ей в грудь, как бывало всегда, когда речь заходила о молоке.

– Понимаю. Я сержусь не на тебя, а на судьбу.

Он сердился потому, что Виктория умерла так рано и так нелепо. Он досадовал на себя за то, что, женившись на этой «дряни», поклялся не прикасаться к ней. И теперь, сгорая от желания, терзавшего его, несмотря на все клятвы, не мог не беситься.

– Зачем вы сказали мистеру Хиллу, что поведете меня к реке? Зачем обняли меня за талию? – Последние слова могла расслышать только земля – так низко опустила голову Лидия.

«Потому что я не хочу, чтобы он увивался вокруг тебя. Потому что, стоило ему упомянуть о прогулке, как меня охватила бешеная ревность. Потому что это дало мне возможность прикоснуться к тебе».

– Я боялся, что он и Мозес слышали, как мы ругались. Не хватало, чтобы весь лагерь начал судачить о том, как дурно я с тобой обращаюсь!

– Ах, вот оно что!..

– Пошли домой. Ма вот-вот вернется. – Удивив Лидию и неожиданно для себя, Росс взял ее за локоть.


– Ну и жалкое же зрелище! В жизни ничего подобного не видела…

Бубба Лэнгстон, отфыркиваясь, высунул голову из воды. На берегу, в нескольких футах от него, сидела Присцилла Уоткинс, поджав колени так, что мальчику были отчетливо видны ее ноги и нижняя юбка.

– Чего это ты за мной шпионишь? И что такого жалкого увидела? – осведомился Бубба, выбираясь на берег. Перед купанием он собирался раздеться и теперь благодарил небо, что остался хотя бы в штанах.

– Ни за кем я не шпионю, – отрезала Присцилла. – Просто пришла посидеть в холодке. В фургоне так душно! – Она капризно надула губки – уловка, действовавшая на мужчин безотказно, – и подняла руки над головой. Платье натянулось, обрисовав развитую грудь. Сквозь полуприкрытые веки девочка украдкой взглянула на Буббу. Интересно, он хоть что-нибудь заметил, этот олух?

– А жалкое зрелище – это твоя грудь, Бубба Лэнгстон. На ней же нет ни волоска! Вот мистер Коулмен – другое дело. Я однажды видела, как он купался, так у него волосы повсюду – и на груди, и под мышками. И еще кое-где, куда девицам смотреть не пристало. – Присцилла широко зевнула, изображая скуку, и с радостью заметила, как непроизвольно дернулся кадык Буббы. – Знаешь, что я сейчас сделаю? – оживилась она. – Сниму ботинки и чулки и поболтаю в воде ногами. Везет мальчишкам! А вот мы, девочки, не можем поплавать, когда нам хочется.