Керли ничего не говорил. Имея совершенно несчастный вид, с мольбой в голубых глазах, он изо всех сил старался сыграть на ее симпатии.

Оставаясь непреклонной, Кей методично, безжалостно расспрашивала его. Она забрасывала его вопросами, требуя объяснений, ожидая от него только правдивых ответов, в нетерпении сердясь, если он слишком медлил с ответом.

Расследование велось с единственной целью: добыть факты, какими бы они ни были. Кей оставалась неумолимой. Она запугивала и изводила Керли до тех пор, пока наконец не допыталась правды.

Чем больше она узнавала о том, что произошло, тем хуже ей становилось. Ей казалось, что кто-то ударил ее кулаком в живот. Она была не в состоянии осознать случившееся.

Ее единственный брат Керли, с его мальчишеской внешностью, вступил в ряды грешников чуть ли не в ту самую минуту, как приехал в Сан-Франциско. Сейчас совершенно случайно она нашла его в салуне. Застала милого невинного мальчика, никогда не доставлявшего никаких хлопот семье, за распитием крепкого алкоголя утром, как будто для него было привычным такое отвратительное поведение.

И это было только начало.

Испытывая сильную головную боль и приступ дурноты, Кей в недоумении смотрела на высокого, худощавого рыжеволосого мужчину, не в силах поверить, что он проиграл деньги армии.

— Сколько денег ты потерял? — спросила Кей. — Ты знаешь, как для нас важен каждый цент. Например, фуражки с блестящим козырьком стоят десять долларов за штуку, а униформа целиком стоит… Керли, ты не забыл, что нам был дан только год?

— Нет. Нет, я не забыл.

— Один год, чтобы доказать, на что мы способны! И четыре месяца этого года уже прошли! Сколько? Сколько денег армии ты потерял?

— Все, Кей. Я потерял все.

Кей почувствовала сильный приступ тошноты.

— Ты потерял все? Боже правый, Керли, как ты мог? Где ты потерял деньги?

— Я проиграл их, Кей. Разве теперь имеет значение где? — произнес Керли. — Они уплыли. Пропали. Я потерял их! Кому интересно, куда они делись?

— Мне! — закричала Кей, глядя на него в упор. — Мне интересно! Я хочу знать, куда делись деньги армии! — Ник Мак-Кейб откашлялся. Кей немедленно набросилась на него: — Это были вы, не так ли? Керли потерял деньги здесь, в «Золотой карусели», правда ведь? Все эти деньги прошли через столы, покрытые зеленым сукном, прямо в ваши туго набитые карманы! Я права, Мак-Кейб?

— Керли проводил немного времени за столами в «Карусели», — уклончиво ответил Ник.

— Немного времени? Сколько времени ушло на это, Мак-Кейб? Сколько часов провел здесь мой брат, прежде чем вам удалось выудить из него все деньги?

— Кей, остановись, — сказал Керли, — я заслуживаю твой гнев, но не Ник.

— Правда? — Кей резко повернула к Керли свое покрасневшее рассерженное лицо. — А документ? Он ведь забрал у тебя и документ?

— Ник ничего не забирал у меня, Кей. Ты немного не в себе, и если ты…

— Я не в себе! — взорвалась она, прерывая его. — Я не в себе? — скептически повторила она. — Тебя волнуют чувства этого человека? Этого… этого жадного, цепкого греховодника, присвоившего деньги армии и… и… документ? Ты позволил забрать ему и документ?

— Ну, не совсем, — ответил Керли. Лучик надежды мелькнул в его оживших голубых глазах, когда он сказал: — Ник только держит его у себя до тех пор, пока я не добуду достаточно денег, чтобы… чтобы… Он обещал не продавать его никому другому и…

У Кей подогнулись ноги. Керли не только потерял все деньги армии. Он проиграл документ на право владения собственностью в портовом районе, предназначенной для миссии. И этот документ был теперь тоже в руках Николаса Даниела Мак-Кейба.

— … И теперь все, что нам остается, это выплачивать Нику еженедельно сумму в сто долларов, — безнадежно заключил Керли.

Краска схлынула с лица Кей. Она почувствовала слабость и тошноту, ей казалась, что она вот-вот упадет в обморок.

— Я думаю, — произнес Ник, искренне обеспокоенный самочувствием Кей, — вам лучше присесть на минутку, капитан. Вы слегка побледнели.

— Как вы допустили, чтобы такое произошло? — Она сердито набросилась на него. — Почему вы ничего не предприняли? Почему не остановили его?

— Ну что вы, капитан, — промолвил Ник с невинным видом, — разве я сторож вашему брату?

От этих слов Кей еще больше рассвирепела. Она считала, что во всем виноват Ник. А он ничуть не сожалел о случившемся! Это была вина не бедного Керли, а Ника Мак-Кейба! Ник сбил его с пути. Ник выманил у Керли деньги.

Кей пристально смотрела на Ника, подбоченясь, со сжатыми в кулаки руками. Она говорила с непоколебимой уверенностью человека, не сомневающегося в своей правоте:

— Вы презренный тип, никчемный мелкий жулик и карточный шулер!

— Кей! — пытался остановить ее Керли. Она продолжала:

— Пьяница и бабник! Вы лжец, вы вор, вы…

— Еще немного — и вы начнете оскорблять меня, — произнес Ник.

— Вы бы и с мертвого золотые зубы сняли. Вы бы собственную мать продали, чтобы провести еще одну неделю в этом прибежище порока! Вы отвратительный, низкий… и вы называете себя человеком?

— Только в качестве упрека, уверяю вас. — Серебристо-серые глаза Ника зажглись веселым огоньком.

— Кей, перестань, Ник никогда… — Керли дотронулся до ее руки.

— Замолчи, Керли! — Она отбросила его руку, ни на секунду не отводя взгляда, от Ника. — Вы насквозь порочны, Ник Мак-Кейб. Дьявольское отродье!

Не помня себя от злости, капитан Кей Монтгомери стояла в полосе утреннего солнечного света, осыпая Ника Мак-Кейба потоками брани. Давая ей возможность выпустить пар, Ник теперь уверился в том, о чем раньше лишь догадывался. Быть может, капитан Кей Монтгомери была совершенством во многих отношениях, однако ей была присуща по меньшей мере одна вполне человеческая слабость.

Она не умела владеть своими чувствами.

Наконец она остановилась. Она ждала, что он скажет. Он молчал.

— Ну? Что вы можете сказать в свое оправдание, Мак-Кейб?

Нисколько не раскаиваясь, Ник еще больше разозлил Кей, когда низким и ровным голосом процитировал, как ученик, не пропустивший ни одного занятия в воскресной школе:

— Кротостью склоняется к милости вельможа, и мягкий язык переламывает кость. — Он одарил ее язвительной улыбкой и холодно добавил: — Соломоновы притчи 2, 5:15, как мне кажется.

Глава 12

Кей пришла в бешенство.

Ей захотелось изо всех сил ударить Ника Мак-Кейба прямо в наглый, ухмыляющийся рот. Опасаясь, что не справится с собой, она выхватила у него из рук свою шляпку, резко развернулась и, схватив Керли за ухо, потащила его из салуна. Ошарашенный Керли громко завопил от боли и возмущения. Она как будто не слышала его. В ее ушах звучал лишь низкий насмешливый смех Ника Мак-Кейба, который приводил ее в ярость.

— О-о-о! — выл Керли, когда они вышли на улицу. — Отпусти, Кей. Больно!

— Вот как? И хорошо! — Кей, прежде чем отпустить, пребольно скрутила его ухо.

— Боже всемогущий… у-у… а-а… вот так на, — бормотал Керли, потирая красное, горевшее ухо.

— Так что же? Поминать имя Господа всуе — еще один из твоих грехов? Какие еще есть, Керли? — Кей схватила его за рукав у локтя и грубо подтолкнула вдоль тротуара. — Пьянство! Азартные игры! Богохульство! Ты очень быстро усвоил это, маленький братец! Чему еще ты научился у этого порочного Ника Мак-Кейба?

— Кей, ради всего святого! Люди смотрят, — запротестовал Керли.

— Мать, отец, я, ты — на нас всегда смотрели! — горячо напомнила ему сестра. — Ты не был раньше таким чувствительным!

Кей притащила блудного брата прямо в свои меблированные комнаты на Керни-стрит. Она силком усадила его на единственный в комнате стул, а сама стала вышагивать взад-вперед по крошечному пространству перед ним, стараясь успокоиться. Керли притих, как мышка. Он сидел на стуле, сложив руки на коленях. Как он мог сказать Кей, что был еще один маленький грешок, о котором она не знала?

Еще была Роуз.

Наконец Кей остановилась.

Она встала перед Керли и неожиданно улыбнулась ему.

— Я так люблю тебя, ты ведь знаешь об этом, правда?

— Я знаю, — кивнул Керли. — Мне очень жаль, что так получилось.

— В этом не только твоя вина. Барбари-Коуст — без сомнения, самое порочное место из тех, в которых нам с тобой приходилось бывать. — Кей с легким вздохом честно призналась: — Его порочность как-то… притягивает и… очаровывает.

Голубые глаза Керли раскрылись от удивления и надежды.

— Ты тоже заметила это? Ты понимаешь, почему я…

— Я не чужда человеческих слабостей так же, как и ты, Керли. Надо быть совершенно слепой, чтобы не видеть, что места, подобные «Золотой карусели», не лишены притягательности, могут восхищать и очаровывать.

Кей подумала о смуглом опасном Нике Мак-Кейбе, и у нее по спине пробежал легкий холодок. Она пожала плечами и улыбнулась ободряющей и прощающей улыбкой. Она ласково дотронулась рукой до плеча брата.

— Если бы грех не был притягательным, — тихо произнесла она, — разве было бы так много грешников?

Керли покачал головой:

— Нет, конечно. Я не думал… Я боялся, что ты никогда не поймешь.

— Но я понимаю, как и Отец наш небесный. Он знает об опасностях. Ему ведома неслыханная сила дьявола. Вот почему Библия говорит нам: «Не дай злу победить себя, но победи зло добром».

Керли снова кивнул и улыбнулся в первый раз, как вышел из «Золотой карусели».

— Правильно. Меня только что одолело зло.

— Думаю, что да. — Она с любовью прикоснулась к его лицу. — Но теперь ты оставишь все это позади и…

— Кей, я не могу, — прервал ее Керли.

Кей отдернула руку, как если бы его кожа обожгла ее.

— Что? Не можешь? Ты что, совсем потерял веру?

— Нет, но я потерял свое сердце.

Кей начала говорить, но Керли остановил ее. Он вскочил, взял Кей за плечи и усадил на стул.