— Кто там? — крикнула она, приподнявшись в ванне.

— Джордан. Можно войти?

— Нет, я принимаю ванну.

Но уже хлопнула дверь, в спальне послышались шаги — и вот уже Джордан на пороге ванной комнаты. Кэти вздохнула и спряталась под белыми клубами пены.

— Но, Джордан, — запротестовала она, — я ведь моюсь.

— Это я уже понял, — ответил он. — Но говорить-то ты, надеюсь, можешь?

— Ты не должен здесь находиться.

— Почему же? А может быть, я забыл что-нибудь в этой комнате.

— В доме полно гостей. Вдруг кто-нибудь застанет тебя здесь?

— Тогда я спрячусь в ванной. И там никто не найдет меня. Разве что придет твой молодой симпатичный увалень.

— Джереми спит.

— Надо же! В такое время?

— А тебе бы не мешало быть рядом с Тарой.

— Но сейчас я рядом с тобой и хочу с тобой поговорить.

— Поговорить мы, конечно, можем. Но не надо играть чувствами других людей. Тара и без того пережила сегодня серьезное потрясение. А ты снова хочешь заставить ее мучиться.

— Не слишком ли ты хлопочешь о ее самочувствии? Уж не скрывается ли за этим твое беспокойство о мнении Джереми?

— Не болтай глупости.

— Тара прекрасно себя чувствует и совсем не нуждается в твоей заботе. А я хотел лишь спросить, не составишь ли ты мне компанию на этот вечер. В семь зайдет Мики, и мы отправимся ужинать в местную закусочную. Кстати, там есть отдельные кабинеты, где можно поговорить.

— Хорошо, — согласилась Кэти, — но как мы это объясним Таре?

— Она прекрасно знала, что всю эту неделю я буду очень занят. И теперь ей не на что жаловаться.

— И все же это как-то некрасиво.

— Брось. В конце концов безопасность наших дочерей касается только нас двоих.

— Но Тара тоже может помочь нам.

— Да с какой стати, не пойму, ты ее так защищаешь? Будто она тебе близкая подруга или родная дочь.

— Я всегда защищаю маленьких.

Джордан улыбнулся. И Кэти вдруг почувствовала благодарность судьбе за то, что родилась женщиной, вновь ощутила праздничную полноту жизни. Вся ванная комната наполнилась мягким, живительным теплом, а в углах ее словно засветились разноцветными огоньками маленькие карнавальные фонарики. Или это заиграли всеми цветами радуги легенькие, наполненные светом пузырьки пены? Кэти осознала, что все эти годы в ее жизни было так мало живой, страстной любви, так мало секса. Что все это время ей так не хватало настоящей нежности.

Кэти почувствовала, как поднимается в душе, окатывая теплыми волнами ее затуманившееся сознание, глубокое, как морское безмолвие, и жаркое, как летний день, томительное, страстное желание. И она с благодарностью подумала о густой белоснежной пене, что надежно скрывает от посторонних глаз ее неуместное любовное смущение и помогает ей удерживаться от новых нелепых безрассудств.

— Чем это ты занимаешься? — спросил Джордан, взяв в руки лежавшую на низенькой скамеечке рукопись.

— Читаю, — пробормотала смущенная Кэти.

Нужно было встать и убрать рукопись подальше от воды. Но она боялась, что затвердевшие, набухшие соски выдадут Джордану скрываемое ею желание.

— Читаешь? Здесь?

— А что в этом странного? Не думаешь ли ты, что я и читать уже не в состоянии?

— Нет, не думаю. Ты ведь у нас вообще молодец. Умудряешься работать в любом месте, в любых условиях.

— Убери, пожалуйста, листы подальше от ванны.

Джордан внимательно прочитал несколько страниц и, переложив рукопись на столик, пристально посмотрел на Кэти:

— Зачем тебе все это?

— Хочу знать, чего стоит этот роман.

— Зачем?

— Чтобы решить, будем мы его покупать или нет.

— Но ты не у себя на работе. Здесь можно и отдохнуть.

— Мы редко редактируем в офисе. Чаще всего занимаемся этим дома или вообще где придется.

— Удивляюсь тебе. В доме все вверх дном, происходят загадочные события, приезжают старые друзья, вот-вот прояснится хоть что-то об этой таинственной смерти: вдруг это действительно убийство! А ты — читаешь?

— Привычка. Знаешь, у каждого редактора есть маленькая подставка для книг с небольшим, но очень удобным фонариком. И он читает редактируемые романы и в метро, и в машине, и посреди улицы. А иногда, когда садятся батарейки его маленького фонарика, он пристраивается под большим уличным фонарем и торопливо делает свои пометки. Такая уж работа. Ничего с этим не поделаешь. А этот роман, кстати, довольно интересный.

— Интереснее, чем реальная жизнь?

— Как и в реальной жизни, в нем много и спорного, и неопределенного.

— А если рукопись упадет в ванну? — улыбнулся Джордан, низко наклонившись над Кэти, и она смущенно прикрыла грудь рукой, заметив, как поредели клубы скрывающей ее пены.

— Именно так один из крупнейших филиалов «Нью-Йорк таймс» лишился однажды своего бестселлера: рукопись утонула в ванне редактора.

— Забавная история. Чем же он занимался в своей ванне?

— Я же говорю: топил рукопись. А с ней — миллионы долларов.

— А может быть, его развлечения в ванне стоили того?

Кэти почувствовала, что сердце гулко стучит у нее в груди. Близость Джордана горячо волновала ее кровь. Давно знакомый запах его одеколона притягивал, манил к себе. И она ощущала, как с каждым мгновением убывает ее самообладание и уже нет сил сопротивляться томительному, страстному влечению.

Нужно было прогнать Джордана из ванной. Заставить его уйти и не мучить любовным желанием. И последним усилием воли, собравшись и попытавшись сосредоточиться на произносимых словах, она сказала:

— Нет, Джордан, нет. Мы разведены, мы отвечаем за других людей. Мы не должны забываться. Уйди. Оставь меня.

— Что? — сказал он шепотом, наклонившись еще ниже. — Что мы не должны?

И вдруг, резко обхватив ее руками, поставил на ноги и жадно поцеловал в губы. Поцелуй был долгим и жарким; горячей волной разлился он по всему телу Кэти, и она в одно мгновение забыла все то, что так жаждала объяснить. Нежные руки Джордана ласкали ее упругие, налитые соски, а она торопливо расстегивала пуговицы его рубашки и в жадном исступлении гладила ладонями крепкие, мускулистые плечи, твердую, широкую грудь, сильные, теплые руки.

Она добралась до его джинсов. И взвившейся взволнованной осой зажужжала, скользнув вниз, блестящая серебристая «молния». Джинсы упали на пол. А торопливые пальцы уже добрались до узких голубых плавок и жаждали разоблачения скрываемой ими тайны. И тайна не заставила себя ждать. Глухой темный огонь обжег сердце Кэти, когда ее рука коснулась таившегося в них богатства.

Джордан застонал. Он горячо стиснул ее мокрые, дрожащие от любви плечи, вытащил Кэти из покрытой пеной ванны. И их тела соединились в мощном, страстном порыве.

— Повернись, — шепнул он ей.

И вот уже, прижавшись к ее спине всем своим крепким, упругим телом, он жарко ласкал ее нагую трепещущую грудь, живот, нежные волоски между бедер. Он заставил ее нагнуться вперед, и их тела вновь слились, двигаясь в едином восторженном ритме.

Кэти чувствовала невыразимое блаженство. Ее губы бормотали бессвязные нежные слова, а руки с судорожной силой стискивали влажные края ванны. Она выгибалась, стонала, вздрагивала и вдруг закричала так громко, что сама в испуге зажала себе рот ладонью.

— Ничего. Все прекрасно, — прошептал ей на ухо Джордан.

Он все еще сжимал ее своими сильными руками. И Кэти успокоилась и улыбнулась своему минутному испугу.

В дверь постучали. В коридоре раздался голос Джереми:

— Кэти, с тобой все в порядке?

Отстранив Джордана, Кэти закуталась в полотенце и вышла из ванной. Остановившись у двери, она принялась успокаивать Джереми:

— Все хорошо. Просто я уронила баночку с кремом и сама же испугалась. Извини, что разбудила тебя. Можешь спать дальше.

— Ну что ж, если с тобой все впорядке, я и правда пойду еще немного посплю.

— Иди, конечно. У меня все прекрасно.

Кэти обернулась и взглянула на Джордана. Он стоял рядом, неторопливо натягивая джинсы и с улыбкой посматривая на нее.

— Так, значит, ты уронила баночку с кремом? — засмеялся он. — А я и не знал, что это так называется.

— Помолчи ради Бога! — нахмурилась она. — Тебе так хочется говорить пошлости?

И, резко повернувшись к Джордану спиной, отправилась в ванную. Он поймал Кэти за руку и, приблизившись, заглянул ей в глаза. Его глубокий, нежный взгляд, казалось, проник ей в самую душу. И она смущенно прищурилась, но не попыталась освободиться из его рук.

— Прости, — прошептал он ей на ухо, — я не хотел расстраивать тебя.

— Я не сержусь. Во всем, что со мной случается, я предпочитаю винить только себя.

— Но я, наверное, тоже не всегда бываю на высоте?

— Что ж. Я ведь немного старше тебя, а значит, большая доля ответственности и за это тоже лежит на мне.

— О да! — улыбнулся он. — По сравнению с тобой я еще совсем мальчик.

— И все же мне грустно, — вздохнула Кэти. — Сама не знаю почему.

— Странно. А я чувствую себя замечательно.

— Скажи, — смущенно опустив глаза, спросила она, — ведь мы расстались не потому, что у нас что-то не ладилось в наших сексуальных отношениях?

— Конечно, нет. С этим у нас всегда все было прекрасно.

— Да, но одного секса, увы, мало для создания крепкой семьи.

— Но и он очень важен.

— Не потому ли тебе так нравится Тара? У нее, наверное, самое красивое телосложение — просто мечта любого мужчины? И тебе очень хорошо с ней?

Кэти хотелось быть дерзкой, хотелось победить Джордана в этом непринужденном словесном поединке. Но он лишь печально улыбнулся в ответ.

— Тело-то у нее красивое, — согласился он.

— И к тому же молодое, — добавила она, недовольная, что сама же вынудила Джордана признать достоинства Тары.

— Но я всегда любил только твое. И ты сохранила его в замечательной форме.

— Неужели?

— Да. Я ведь тоже старался все эти годы выглядеть как можно лучше. Но когда я увидел рядом с тобой этого древнегреческого бога, я понял, что вряд ли смогу состязаться с ним.