– Может, лучше отнести его доктору Хантли – пусть его развернут специалисты?

Грейдон родился и вырос в гораздо более древней стране, какие-то две сотни лет не произвели на него особого впечатления, поэтому он развернул рулон сам. Оказалось, что это три листа хорошей льняной бумаги: два исписаны мелким почерком – по-видимому, пером, – а на третьем оказались эскизы домов. Пока Тоби осматривала листы, Грейдон успел достать из внутренности рамы еще несколько рулонов.

– Это доказательство того, что Алиса спроектировала дома, а первый Джаред их построил, – сказала Тоби. – Доктору Хантли это понравится.

– Подождите! Тут еще что-то есть. – Дейр указал на крошечный цветочек, вырезанный в верхнем правом углу, похоже, когда-то голубой.

Цветочком занялся Грейдон: пытался его поворачивать, нажимать на него, сдвигать, – все было безрезультатно. После нескольких неудачных попыток он уже собирался махнуть на это рукой, когда вдруг пружинисто открылась длинная узкая дверца. Внутри оказался лист бумаги, скатанный в рулон размером с карандаш. Грейдон развернул его, и от его лица отхлынула кровь. Несколько мгновений он, казалось, не мог пошевелиться. Дейр заглянул ему через плечо.

– Что это? – спросила Тоби.

– Рисунок девушки. – Дейр посмотрел на Грейдона, озадаченный его реакцией.

– По-моему, это японка, – заметила Лоркан. – Только у нее светлые волосы.

Все трое посмотрели на Тоби.

– Почему вы на меня так смотрите?

Грейдон отдал бумагу Лоркан и вышел из дома: они слышали, как за ним закрылась дверь, а та протянула рисунок Тоби. Он снова свернулся в трубочку, поэтому она села на диван и разложила его на кофейном столике. Ее взору предстал прекрасный акварельный рисунок, как ей показалось, японской гейши, но у женщины действительно были светлые волосы и голубые глаза. И Тоби с удивлением заметила, что женщина похожа на нее. Рядом с рисунком было несколько отметок, и, развернув свиток до конца, она поняла, что смотрит на изображение мужской спины.

– Это татуировка. – Тоби посмотрела на Дейра и Лоркан. Неужели это как-то связано со странным желанием Грейдона показать ей фотографии японских татуировок?

– Вы посмотрите на все остальное, – сказал Дейр.

Тоби полностью развернула длинный узкий рулон. Наверху оказалось лицо Грейдона. Он улыбался, глядя через плечо на художника. Это была спина Гаррета и цветная татуировка Тоби в виде белокурой гейши.

– Я помню, – прошептала Тоби.

Она действительно вспомнила все: каждую секунду, каждое слово, вкусы, запахи; каждого человека и каждую мысль.

– Свадьба. – Тоби, ослабев от наплыва чувств, посмотрела на Дейра и Лоркан. – Мы поженились, и я думаю…

Договорить она не смогла – силы вдруг покинули ее. Дейр едва успел ее подхватить, когда она потеряла сознание и начала падать вперед, положил на диван и, сунув под голову подушку, повернулся к Лоркан.

– Позови Грейдона.

Лоркан, не мешкая ни секунды, бросилась к двери черного хода, благо для ее длинных ног это расстояние было пустяковым, и громко позвала Грейдона на ланконианском, по ее голосу можно было понять, что дело срочное. Грейдон был в теплице, но, услышав зов Лоркан, бегом помчался в дом. Тоби лежала на диване, возле нее сидел Дейр, но, увидев Грейдона, отодвинулся, освобождая ему место.

– Вызови «скорую»! – приказал тот, но Тоби вяло возразила:

– Не надо.

Она пыталась открыть глаза, но ей было страшно посмотреть на Грейдона: ее память переполняли образы: как ее мать угрожала Грейдону-Гаррету; как он не спасовал перед ней. А потом та ночь… руки, губы, прикосновения, ласки… Ощущение его плоти в ней!

Грейдон положил руку ей на лоб, как будто хотел проверить, нет ли жара, и прошептал:

– Тоби, все в порядке. Это были не совсем мы.

Тоби не знала, стало ли ей от этой мысли лучше.

Грейдон через голову принялся стягивать с себя рубашку, и Дейр с Лоркан вышли из комнаты. Они не понимали, что происходит, но чувствовали, что их присутствие нежелательно. Грейдон тем временем повернулся к Тоби спиной.

– Открой глаза и посмотри на меня. Я не Гаррет, а ты Карпатия, не Табита.

Тоби медленно открыла глаза и увидела его спину – чистую кожу цвета меда, под которой перекатывались мускулы. Ни татуировок, ни еще каких-нибудь отметин. Она несмело подняла руку и дотронулась до него. Грейдон резко втянул воздух, но не двинулся с места. Тоби провела ладонью по его боку, где, как она отчетливо помнила, была татуировка, вспомнилось другое: как целовала его кожу, и как он повернулся, привлек в свои объятия и занимался с ней любовью.

Тоби резко села, обвила Грейдона руками и прижалась щекой к его обнаженной спине.

– Там было чудесно. Мне не хотелось возвращаться… а сейчас я жалею, что вспомнила.

Ладони ее тем временем легли ему на живот, но он схватил ее за руки, не смея повернуться, зная, что, если сделает это, пути назад не будет.

– Ты пытался сделать все, чтобы я вспомнила, так ведь?

– Да, хотя, наверное, не стоило… – Его голос переполняли чувства: и уже испытанные, и настоящие. – В этом веке у меня совсем другая жизнь, мне нельзя здесь оставаться.

– Я знаю. – У Тоби выступили слезы на глазах. – Я все это знаю, но… – Она замолчала, не желая выдавать свои чувства.

– Обещай, что, после того как я уеду, у тебя все будет хорошо, что ты будешь жива и здорова.

– И полюблю другого мужчину?

На мгновение Грейдон крепче сжал ее руки, потом повернулся и, прижав к себе так крепко, что едва не задушил в объятиях, заявил:

– Я направлю сюда королевскую гвардию, и его казнят.

Тоби, спрятав лицо у него на груди, прошептала:

– Я отправлюсь в Мэн и выберу одного из твоих кузенов Монтгомери.

Грейдон не засмеялся, только молча погладил ее по голове, потом сказал:

– Никто из них не сможет любить тебя так сильно, как я.

Оттого, что он сказал «как я», а не «как мог бы я», у Тоби слезы хлынули рекой. Она не всхлипывала, но слезы лились и лились.

– Ты не мог бы остаться и…

Тоби не договорила, но Грейдон понял, что она имела в виду. Но он не может отречься от наследования престола в пользу брата! Кроме всего прочего, эти недели показали, что Рори с этой работой плохо справляется и к тому же терпеть ее не может. В отличие от Грейдона он не был подготовлен жить изо дня в день в монотонности и однообразии, подчиняясь протоколу, и быть не столько личностью, сколько символической фигурой. И к тому же нужно еще учитывать Дейну и интересы ее отца в стране.

– Нет, не могу. Мне необходимо вернуться домой. Такова моя жизнь.

Грейдон знал, что не должен продолжать ее обнимать. С каждой секундой ночь, которую они провели вместе, становилась все более отчетливой в его памяти. А прямо сейчас ему нужно было внести в их жизнь что-то хорошее, счастливое.

Он улыбнулся и отстранил Тоби от себя на расстояние вытянутой руки. В ее глазах стояли слезы, и ему хотелось стереть их поцелуями, но это противоречило бы его цели.

– Ты сознаешь, что мы сделали?

– Ты имеешь в виду, что я потеряла невинность, но, вероятно, по-прежнему девственница? – Она достала из коробки на кофейном столике бумажный носовой платок. – Может, это неизлечимая болезнь? Как думаешь, существует таблетка от моей проблемы?

Грейдон, не удержавшись от смеха, взял ее лицо в ладони и поцеловал веки.

– Ты считаешь, я слишком стар, чтобы переучиться на лекаря?

– Не смеши меня! Все это ужасно. Ты и я… мы не можем… – Она готова была разрыдаться.

– Тоби, дорогая, любимая, мы изменили историю. Разве ты не понимаешь? Табби вышла замуж за того, кого любила: не за какого-то коротышку лавочника, а за красавца капитана и…

– Который был очень плохим моряком, – пробормотала Тоби сморкаясь. – И что с ними произошло?

– Я это не выяснял, потому что ждал, когда ты меня вспомнишь. И уже начал думать, что этого никогда не случится. – Он взял ее за руку, помог встать и повел в кухню. – Просто уму непостижимо, как ты могла забыть так много.

Он достал из холодильника упаковку рыбы и передал Тоби пакет моркови.

Она начала постепенно приходить в себя. Грейдон правильно делал, что пытался разрядить обстановку и поднять ей настроение. У нее есть выбор: или плакать из-за предстоящей разлуки, или наслаждаться каждой минутой времени, которое у них еще осталось.

– Понимаешь, не произошло ничего особо выдающегося, чтобы я это запомнила.

Но Грейдон не улыбнулся ее шутке, а мягко спросил:

– Скажи, в нашем времени твоя мать такая же, какой была тогда?

– Да. – Тоби начала чистить морковь. – Я ее всегда разочаровываю. Может, причина такого отношения там, в прошлом?

Грейдон положил рыбное филе на сковородку и посыпал приправами.

– Это-то меня и озадачивает. Гаррет собирался отказаться от моря, остаться дома и взять на себя ответственность за будущее семьи Кингсли. Если он хорошо с этим справился, разве сейчас не должно было что-то измениться? И если смог доказать твоей матери, что она ошибалась, возможно, у тебя сейчас были бы с ней другие отношения.

– Если бы они были другими… Но моя мать вечно твердила, что мне нужен тот, кто сумеет «обо мне позаботиться». Ей и в голову не приходило, что я могу позаботиться о себе сама.

– Точь-в-точь как думала Лавиния, – кивнул Грейдон.

Он убрал оставшуюся рыбу обратно в холодильник и начал чистить картошку. Тоби спросила:

– Почему ты хмуришься?

Грейдону не хотелось отвечать на этот вопрос, потому что в глубине души он чувствовал: что-то не так. Он не знал, что именно, но что-то случилось, и это его мучило.

– Возможно, все-таки случившееся приснилось нам обоим…

Тоби вспомнила его слова: они изменили историю.

– Я думаю, нам с тобой стоит завтра встретиться с доктором Хантли и спросить его про Тоби и Гаррета. Если это был не сон и все происходило на самом деле, то его рассказ изменится. – Она положила очищенную морковь на разделочную доску. – Я не говорила, каким был доктор Хантли до того, как Виктория согласилась выйти за него замуж? Это был вдовец с грустным взглядом, весь его облик выражал печаль, на него было больно смотреть. Он казался скорее мертвым, чем живым.