Реальность казалась сном, и я все еще с трудом верила в происходящее. Возможно, я скоро проснусь, и все, что останется со мною – вкус его губ.

– Малышка, – привычно позвал меня Антон, нарушая взаимное согласие, и тотчас поправился:

– Катя.

– Что? – тихо спросила я, повернувшись к нему. Глаза у него были серые и растерянные.

– Я тону, – сообщил он мне и осторожно сжал мою лежащую на колене ладонь.

– Ты не можешь тонуть. Ты же сам – вода, – улыбнулась я, всматриваясь, словно впервые, в его бледное, чуть удлиненное лицо с правильными крупными чертами, обрамленное платиновыми прядями.

– Я не умею плавать в небе. – Антон коснулся губами моего лба и встал. – Не знаю, что со мной, – отрывисто произнес он, внимательно глядя на меня сверху вниз. – Это любовь, да?

Я промолчала, замерев и чувствуя, как босые ступни касаются травы.

– Когда я был с Алиной, все было по-другому, – продолжал, взлохматив волосы, Антон. Кажется, они стали длиннее, нежели в нашу первую встречу. Мне почему-то вспомнился настоящий цвет его волос – редкий, действительно красивый, пепельно-русый. Я видела его на старых фотографиях, когда Антон еще не выступал в «На краю». На тех же снимках была и Алина, его бывшая. Яркая, красивая девушка, принадлежащая к тому же кругу, что и сам Тропинин, но редкостная стерва, которая упорно цеплялась за прошлое.

– Что именно было по-другому? – спросила я, пытаясь скрыть раздражение, вызванное упоминанием Лесковой, и тоже встала напротив парня.

– Чувства. Все было не так, – Антон покачал головой и задумчиво потер высокую переносицу, словно прислушиваясь к своим ощущениям. – Я не тонул. Плыл на красивом лайнере, на котором она была капитаном.

– Пил текилу, – зачем-то сказала я и усмехнулась сердито. – А Алина пьянела от виски. Не хочешь тонуть – тебя всегда ждет твой чудесный лайнер. Встретите с его борта закат и все дела.

Кей вдруг весело рассмеялся. Он обнял меня сзади, положив руки на пояс, прижимая спиной к себе и обжигая горячим дыханием шею.

– Глупая моя, – ласково произнес Тропинин. – Ты еще только начала, а мне уже нравится, как ты ревнуешь.

– Антон, перестань, – слабым голосом попросила я, чувствуя, как от его неспешных чувственных прикосновений подкашиваются ноги. И снова появляются эти притягательно-омерзительные бабочки в животе и ощущение то ли полета, то ли падения: быстрого, головокружительного, но приятного. Как во сне.

Да сколько можно уже? Я устала от этих насекомых!

– Может быть, ты все же примешь кольцо? – в который раз спросил Антон.

– Ты знаешь условия, при которых я смогу это сделать, – тихо сказала я.

– Я выполню их, – спокойно пообещал он, не сомневаясь в себе. – Если сказал – выполню.

Я смотрела в его серые глаза и теперь видела в них уверенность.

Из двухэтажного особняка, принадлежащего Валерию, мы уехали через час – я забежала, чтобы переодеться, забрать вещи и попрощаться с домоправительницей – милейшей женщиной, которая волновалась из-за моего долгого отсутствия. Теперь она косилась на Антона, с фирменным скучающим видом подпирающего косяк двери плечом, и убеждала меня, что нам нужно остаться и пообедать. А потом вдруг тихо спросила:

– Помирились?

– Что? – не сразу поняла я, запихивая в сумку последнюю футболку, одну из тех, что привезла мне добрая Настя.

– Утром юноша приходил с совершенно больными глазами, – зашептала, чтобы Кей не слышал, домоправительница. – Видели бы вы, как он на вас смотрел. Вы-то, вернее, видели, да не замечали – были очень злой. А теперь у него совсем другой взгляд! Простила? – вдруг спросила она как-то очень по-женски сочувствующе.

– Попыталась понять, – осторожно отозвалась я.

– Прощать – это искусство, – как-то тяжко вздохнула женщина, видимо, вспомнив что-то свое. – Если человек кается, простить можно многое. Гордость – она ведь до добра не доводит. Это сначала чувствуешь победу, а потом-то понимаешь, что эта победа в крошечной битве, а сражение-то проиграно в пух и в прах. Эх, чего это я к вам лезу, – спохватилась она. – В любом случае, Катенька, вы сделали юношу крайне счастливым.

– Думаете? – мельком взглянула я на Антона. Почему-то сейчас он напоминал мне себя самого в кабинете у Нелькиной классной руководительницы. Та же скучающая отстраненная мина, те же жесты, скрещенные ноги.

Кажется, наш котик не любит ждать. Что ж, пусть учится этому. Полезное умение.

– Конечно. Говорю же – глаза совершенно другие, хотя выделывается много, – добавила она. – Будьте счастливыми.

Я благодарно улыбнулась.

– Ой, я же цветы выкинула в окно, – вдруг вспомнилось мне. – Сейчас соберу!

– Уже собрали, – мягко улыбнулась женщина. – Езжайте, ни о чем не беспокойтесь.

Мы попрощались. Парень, демонстрируя чудеса галантности, неведомые прежде Кею, а присущие лишь Антону, молча взял у меня не особо-то и тяжелую сумку с вещами, и мы направились к припаркованной около особняка машине, синей, блестящей на солнце. Прежде, чем сесть в нагретый автомобиль, я строго сказала:

– Если собрался гнать, как в прошлый раз, я с тобой не поеду, понял?

– Без вопросов, – отозвался Тропинин, глядя на меня и убирая за ухо прядь моих длинных темных волос. – Теперь ты будешь всем заправлять, малышка. А я буду слушаться тебя.

Я со здоровым скепсисом в глазах посмотрела на музыканта. Что-то мне подсказывало, что так не будет. Слишком уж он свободолюбив.

– Не слушаться, а прислушиваться, – поправила я его, и ладонь моя как будто бы невзначай коснулась его плеча. Почему меня так сильно тянет к этому человеку?

Антон, словно поняв это желание, без слов притянул меня к себе. Мои руки тут же оказались у него на поясе. Поток нежности захлестнул с головой, и дышать стало труднее.

Я поцеловала его в плечо через черную ткань футболки.

– Катя-Катя, – проговорил Антон тихо, отпуская меня. – На что же ты меня обрекаешь?

Я не ответила.

Казалось, салон машины был раскален, но он почти тут же охладился стараниями кондиционера. И мы неспешно поехали прочь с места моего добровольного заточения, мимо пугливо отступающих от дороги молодых лесов и зелено-желтых полей, над которыми низко и лениво нависали белоснежные кучевые облака.

На ходу я позвонила Валерию, поблагодарила за гостеприимство и сообщила, что покинула его коттедж. После написала несколько сообщений Ниночке, еще отдыхающей в Ницце, Насте и почему-то брату, сообщив, что, наверное, приеду сегодня домой. Телефон Журавлика оказался выключен, зато Настя и брат тут же ответили мне. Подруга восторгалась, пророчила мне невероятную романтику и советовала быть смелее. Эдгар был настроен куда более мрачно и вместо ответа прислал сморщенный смайлик.

Набирая последние слова ответного сообщения для Насти, я, почувствовав на себе острый взгляд, подняла глаза на Антона.

– С кем переписываешься? – спросил он, косясь на подаренный им же телефон.

– С Максом. У тебя просто особенность прожигать людей глазами, Антош, – лукаво сказала я, довольно улыбнувшись – знала, что Кей не любит, когда на него не обращают внимания.

Будем мучить его маленькими дозами! Чтобы не расслаблялся.

Я думала, что он что-нибудь скажет, но Тропинин молчал, сосредоточенно глядя на дорогу.

– Почему ты не спрашиваешь, что он пишет? – нетерпеливо поинтересовалась я.

Антон, не поворачиваясь ко мне, убрал одну руку с руля и приложил указательный палец к моим губам. Я попыталась поймать его палец зубами, но не успела.

– И что это значит? – не поняла я.

– Не говори глупости, – ответил он. – Твой талант выводить из себя просыпается тогда, когда ты сама этого не ожидаешь. Внезапно.

Я обиженно покосилась на своего теперь уже парня, понимая, что поиграть с ним не удалось, и вновь ловя себя на мысли, что хочу дотронуться до него.

Неужели он действительно любит меня? И это не сказка?

Но почему вместо эйфории появилась отстраненность? И мне снова кажется, что я падаю, держа его за руку.

Или лечу вверх?

Нет, это правда. Он – со мной. Но что теперь делать?

Как быть с исполнившейся мечтой? Создавать новую? Или учиться жить по-новому?

А может, и то, и другое?

Флер сказочности испарился, и я вдруг точно поняла, что происходящее со мной здесь и сейчас – неоспоримая реальность. И мне вдруг стало страшно.

– Я же знаю, что ты переписывалась не со своим фотографом, – насмешливо говорил Антон в это время, не подозревая, что со мной происходит. – Если бы это был он, ты была бы другой, Катя. Задумчивой. Без радости в глазах. И печатала бы медленно и…

Он, повернувшись ко мне, замолчал. Словно действительно научился читать по моему лицу.

– Что-то не так?

– Что? – не сразу поняла я. – Н-нет, все хорошо.

– Жалеешь? – вдруг резко спросил Антон. Я уловила отчаяние в его голосе.

Он остановил машину, плавно съехав на обочину. В стороне, за полем, блестела река, широкая и неспешная, в которой отражались обманчиво тяжелые облака.

– Ты чего? – удивленно спросила я, видя, как Антон отпускает руль.

– Жалеешь? – повторил он свой странный вопрос, повернувшись ко мне. Вместо ответа я развернулась, решительно обняла его за шею и требовательно поцеловала, не мимолетным касанием губ к губам, а с неожиданным даже для себя напором, не в силах больше сдерживаться.

Антон, не понимая меня, сначала почти не отвечал на поцелуй, разрешая играть с ним и легонько поглаживая меня по распущенным волосам, но в какой-то момент не выдержал. Он больше не хотел отдавать инициативу и с неожиданной силой прижимал меня к себе.

…это действительно какой-то наркотик.

И что, ты хочешь быть зависимой от него? А если Кейтон решит поиграть с тобой еще в какую-нибудь интересную игру?

Нет, теперь я буду все решать.

И, отстранившись от Антона, я вышла из автомобиля и с удовольствием вдохнула полевой горячий воздух, пропитанный пышным ароматом разнотравья. Ромашки, колокольчики, иван-чай, душица, неизвестные мне луговые цветы – казалось, они плывут по зеленой травяной реке, впадающей в реку серо-голубую, водную.