Валентина Коростелева - На ветрах разбойных лет

Когда, обманув дежурных медсестёр, они вошли в палату, Лев Трофимович сказал, что видел в дверях знакомую рожу из банды Хабита и что, по-видимому, того спугнула медсестра, разносившая по палатам лекарства.

– Быстро переодевайтесь! Я придержу дверь. – Павел командовал чётко и убедительно. – А ты напяль на себя всё больничное и ложись в кровать. Оружие есть?

– Да я и без него справлюсь, не впервой. – Спутник его юркнул под одеяло и накрылся с головой.

Павел взглянул на Льва Трофимовича, натянул тому ушанку почти на глаза, и они рванули, насколько позволяла раненая нога, по коридору в сторону запасного выхода…

Успокоились, когда выехали за город.

– Вам сейчас надо слинять, и подальше отсюда. Пока здесь всё не уляжется. Хабит уже мечется, но сдаваться не собирается. – Павел говорил и чувствовал, как ещё одна часть тяжёлого камня, что висел на душе все эти годы, свалилась с него. Он улыбнулся сам себе, чем удивил попутчика.

– Чему это ты, Павел?

– Да так, есть кое-что… Значит, я выхожу, обратно на такси доеду, а Вы – подумайте сами, куда податься. Но – чтоб надёжно!

– Подумаю! – с облегчением ответил Лев Трофимович…

Вернувшись домой, Павел обнаружил дверь квартиры незапертой.

«Похоже, опять сюрприз от Хабита», – подумал он и, пройдя в комнату, не увидел на столе фотографии Лены. И, будто от выстрела, упал на диван. Голова пошла кругом, в висках застучало молотом…

А в это время у себя в офисе Хабит разглядывал тот самый снимок.

– Чудесно! Какой подарок судьбы! Какая красота, какая нежность! – ходил он по кабинету, почти не замечая помощника, того самого – сухощавого и щеголеватого.

Тот был рад хорошему настроению Хозяина и держал улыбку наготове.

– Ты представляешь, я не двух, а сразу трёх зайцев убью! И тут утру многим нос!.. – Он сел, расслабившись, в любимое кресло, причмокнув жирными губами… – Загоню в угол отца её, чтобы забыл о своих затеях благотворительных. Это раз! Накажу, поставлю на место Павла, втюрившегося в неё без ума, – это два! И, наконец, главное… – и Хабит закатил к потолку глаза, ставшие маслеными: – Главное, такой ягодки – нежной и душистой! – я ещё не знал! И, чёрт с ним со всем, если меня тут разорят! Наплевать! С таким сокровищем – где хочешь и как хочешь начнёшь no-новой жить!

Хабит так размечтался, что почти был счастлив. Наконец опомнившись, скомандовал:

– Где мой главный? Вернулся из больницы?

– Ну, да…

– Чего мямлишь, зови его сюда! – Хабит будто помолодел, энергия так и рвалась наружу.

Главный бугай остановился на пороге, боясь гнева Хозяина.

– Ну? – Хабит взял его за горло.

– Сбежал Лев Трофимович…

– Куда? След его взял?

– Нет, он вместо себя другого оставил, пока я момент выжидал…

– А другой – кто? Где он сейчас?

– Да я только дверь отворил, как он нажал на звонок, и врачи бросились к палате… Пришлось дать задний ход, – объяснял он почти хрипя.

Хабит с трудом заставил себя разжать руки: пригодится ещё. И вдруг вспомнил о главном, показал фотографию:

– Хороша, а?

– Да уж… ничего не скажешь… – ещё не веря, что гроза пронеслась, отвечал бледный раб.

А Хабиту всё ещё хотелось говорить о русской красавице, за которой не надо ехать за моря и горы. И оттого, что Лена близко, нетерпение Хабита возрастало с каждой минутой. Все местные красотки, ждущие его взгляда и внимания, а больше – денег, не стоили одного мизинца этой необыкновенной девушки. Мысленно он уже был рядом и тонул лицом в её пышных, спадающих на плечи, волосах. Он чувствовал, что пьян уже этим ожиданием. А что будет, когда это превратится в явь?!.

– Чтобы к концу недели она была в загородном доме, понял?…

Бугай уже подходил к двери, как Хабит окликнул его.

– Ты знаешь, что я не прощаю тем, кто становится поперёк моей дороги. Кашу эту – насчёт зарплаты в конвертах – заварил некий Николай. Говорят, и ему тогда, у офиса, досталось, но ты подумай, как его отдельно наказать. Пошевели мозгами. Чтоб без большого шума, но наверняка… Всё понял? Тогда – вперёд и с музыкой! – закончил Хабит, бросая взгляд на фотографию Лены.

До открытия тяжёлых металлических дверей, за которыми всегда дежурит очень бдительный милиционер, оставалось минут пятнадцать, а пенсионные страсти набирали привычную точку кипения.

– Вот наш список! Мы не успели пройти до обеда.

– Ничего не знаю! – парировала крепкая накрашенная продавщица с рынка. – Где вы все были? Вон, только одна бабка стояла. За ней я и буду!

– Не могли же мы мёрзнуть ещё час здесь! Три часа до обеда отсидели, это мало, что ли? – стойко сопротивлялась пожилая женщина в платке.

– Ничего не знаем! – шумел уже внизу у крыльца сухопарый мужик с острыми глазами.

– Да вот же список наш! – пробовала защитить своих «товарищей» бабка.

– А ты, дорогая, молчи! А то и тебя не пущу, – срезала ее продавщица.

– Что-то вы уж больно резвы, и на пенсионерку мало похожи, – заметил негромко Тимофей, у которого тоже были вопросы к этой конторе.

– Потому что я вкалывала чуть не с детства, и пенсию заработала не за письменным столом, как некоторые! – она покосилась на писателя, которого в небольшом городке многие знали в лицо.

– Хорошие книги создавать – не так просто, как вам кажется, – послышался знакомый Тимофею голос. Он взглянул вниз и увидел Веру Ильиничну, свою первую учительницу.

– Потому и пенсия, небось, не с нашу! – гнула своё боевая бабёнка.

– Шестьсот рублей, не хотите?

– А может, вы одну книгу всю жизнь рожали, и ту – так себе! – не унималась спорщица.

– Извините, у Михаила Матвеевича вышло двенадцать книг, и все пользуются хорошим читательским спросом, – негромко, но чётко внесла поправку Рина Петровна Маслова, бывший библиотекарь. – Кстати, раньше он бы персональную получал!

– А чё тут удивляться, всё с ног на голову поставлено! – подхватил охотно сухопарый мужик. – Кто в конторах просидел всю жизнь – сейчас поплёвывает в нашу сторону: как же, госслужащий! А мы – чьи служащие? На кого всю жизнь пахали?

И вдруг все замерли. Бабка у дверей всхлипывала в платочек.

– Дорогая, ты чё? Ну, извини, если обидела… – среагировала продавщица.

– Да не потому я… Вот, проработала всю жизнь в колхозе, здоровье угробила, а ведь ничего мне в этот раз не прибавили! Говорят, кофицент мал…

– В том-то и дело! Объявили на всю страну, мол, пенсии повышаем!.. И чё получилось? Повысили тем, у кого они и так выше были! У кого эта коварная цифра не ниже 0,8! А нам опять фигу показали! А цены на всё ползут вверх, и для всех разом! Хотя, между прочим, доллар «спал» всё лето! – вскипел мужик под одобрительный гул собравшихся.

– И вправду, дайте людям сначала просто выжить, а потом уже делите, кого обласкать, а кого так оставить! – поддержала бывший библиотекарь. – А коэффициентом этим совсем головы задурили! Уж вроде не такая глупая я, образование имею, а ничего понять не могу!

– А чё понимать-то? Надо ведь как-то обосновать наше положение нищенское! Вот и вдалбливают, что, мол, не заработали мы на нормальную стариковскую жизнь! – мужик, судя по севшему голосу, вконец расстроился.

– Говорят, в следующем году будут повышения… – попробовала разрядить обстановку женщина в платке.

– Будут, но пока мы их дождёмся, цены на всё снова вырастут! Сотню дадут, а триста отнимут. И что получится, соображаете? – не выдержал и писатель. – После дефолта цены выросли в четыре-пять раз, а пенсии – в два раза, и то не у всех!

– Так ведь это ж надо совесть иметь, государству-то! А где она у него?

– Небось, и та на запад уплыла, – заметил кто-то.

– А жить-то как-то надо! Вон, донашиваю старые тряпки и обутки. Ни сшить нового, ни обувь починить, ни комнату отремонтировать – ни на что это денег нет! Только на хлеб, да крупу, да лекарства… За квартиру однокомнатную уже сто пятьдесят плачу! Почти треть пенсии!

– А тут-то чего мёрзнешь? – спросила продавщица.

– Taк вот, ещё справку о приработке принесла. Может, на десятку какую прибавят…

– А ты к депутату обратись, которого в Москву выбирала! Он-то, как сыр в масле теперь катается! И о пенсии своей уже хорошо позаботился! Пусть поможет слуга народа! – предложил остроглазый мужик.

Тимофей смотрел на старую женщину и жалел – не только её, но и всех, кто тут мёрзнет в ожидании конца обеда у сотрудников ПФ. Невесёлые мысли и его доконали, человека терпеливого и лояльного к властям. «Ну за что вот эти люди, среди которых нет ни бомжей, ни бандитов, – терпят столько унижения? Почему они, отпахавшие свой, как правило, сорокалетний стаж на производстве, в поле, за писательским столом – должны просить милостыню у государства, которому отдали жизнь и здоровье? Разве это можно выразить коэффициентами и другими цифрами от лукавого? Сколько же можно экономить на стариках?!» – Тимофей, бывший передовик соцсоревнования, электрик по профессии, а ныне дворник волею судьбы, достал из кармана и принял очередную спасительную таблетку…

– Пора открывать! – продавщица стукнула в дверь каблуком.

– Да откроют, не стучите, сейчас всех примут, – заметил писатель. – Им с нами тоже не просто. Не они эти законы меняют, а мы поневоле…

– … всех собак на них спускаем, это точно! – согласился мужик. – Так ведь довели уже! Эти пенсионные страсти из меня гипертоника сделали! А я ведь был самый спокойный в бригаде… Вот тебе и «заслуженный отдых»!..

Когда Тимофей, наконец, добрался до нужного кабинета, строгая женщина объяснила, что и его коэффициент не дотягивает до необходимого уровня.

– Но вы же мне говорили, что я набрал максимум, что справок больше не нужно!

– Мало ли что тогда было. А по новым правилам – так…

– Хороши же ваши правила! – вспылил Тимофей и, почувствовав знакомую тяжесть в сердце, вышел. Присел в коридоре, принял таблетку и подождал Веру Ильиничну.