Валентина Коростелева - На ветрах разбойных лет

– Сегодня – не зря. А пенсию получишь – пшик!

– А ты чё это, Николай, как ворона, каркаешь? Смотри, и проучить можем!

– Ты, давай-ка, не тяни, говори, зачем эту бодягу завёл?

– А затем, что надо потребовать реальные ведомости, с реальной зарплатой. Тогда и жуликами себя чувствовать не будем.

– Ax ты, сознательный! А ты соображаешь, что с тебя сначала вычтут, куда надо, и получишь ты всего ничего?!

– Ну, почему ничего. Зато перед стариками – и своими, и чужими – будет совесть чиста. На пенсию– то им кто будет зарабатывать?

– Нет, люди, это что за дрянь тут язык распустила? – крепкий худощавый парень схватил Николая за ворот рубахи, впился в него почти бешеными глазами. – Я полгода работу искал, сколько всего натерпелся, наконец, начал сводить концы с концами, и на тебе!

Николай отдёрнул руки парня, напрягся пружиной:

– У тебя, что, нет ни отца, ни матери? Которые вкалывали всю жизнь для России, отдали ей и силы, и здоровье? Которые гроши сейчас получают, и то не всегда в срок?

– А при чём тут мы?

– А при том. Одни скупили за копейки наши богатства, другие отобрали у стариков все сбережения, третьи – скрывают свои сверхприбыли, а мы – свой реальный заработок! Так чем мы лучше этого ворья, чем?!

– Что за шум, а драки нет? – в дверях показался хозяин с кассиршей.

– Да вот, нашёлся тут… И вправду говорят, в семье не без урода…

– Это ты Николая так? Да я за него десять таких, как ты, отдам! – бросил парню Лев Трофимович – красивый, степенный мужчина лет пятидесяти, и направился в кабинет.

– Отдашь, пока не узнаешь, какую агитацию этот тип развёл!..

– Николай, зайди.

Они прошли в кабинет.

– Ну, присаживайся. А ты, Катя, начинай выдавать зарплату. Топай к себе, открывай окошко… Та-ак… выкладывай, что к чему, что за страсти. Только коротко.

– Коротко может и не получиться, – Николай глотнул воздуха и выдохнул: – Во-первых, пора нам заключить письменный договор: что, к примеру, я обязан, а что вы. Указать в нём тот порог, ниже которого предприятие не имеет права опускать заработок. В общем, есть нормы, там всё расписано, в том числе оплата за больничный.

– Так, так… – хозяин будто впервые видел Николая и не спускал с него расширенных глаз. – А во-вторых?

– А во-вторых, и самое главное, – буду расписываться в ведомости за всю зарплату, а не за пятую её часть. – Николай подумал и добавил: – Не хочу на пенсии оказаться нищим.

– Так, хорошо… Я тебя понимаю, но… Не я принимал такие законы, когда честно заработать почти невозможно!.. Вот, месяц назад у меня сорвалась сделка, да ещё один паразит-коммерсант, грубо говоря, – надул. А на тебе это отразилось?

– Да нет…

– В том-то и дело! Не будь у меня свободных денег, я бы сгорел в два счёта и всех вас утянул бы с собой… А теперь другое. Ты знаешь, что с рубля прибыли я по закону имею чуть больше десяти копеек?… Вот и раскинь мозгами: воровство это или выживание? Я ведь тоже не пень, и сердце есть, и за кордон не уехал, и предпочёл бы спокойно спать… И ещё, – и хозяин наклонился к уху Николая: – Ты знаешь, сколько я за «крышу» плачу? У меня ведь свой хозяин и, увы, – отнюдь не государство. Да он размажет меня по асфальту, если я ему не заплачу вовремя что надо. А надо ему всё больше… Вот и крутишься, как карась на сковородке…

– А если… снести эту «крышу»?

– Пробовали некоторые, да зубы обломали. А ты и вовсе из головы выкинь эти мечты пионерские!..

– Посмотрим, – больше для себя сказал Николай…

А в это время Иван Петрович томился в камере следственного изолятора. Выстрел на даче услышали соседи и позвонили куда следует. А Сергея «скорая» увезла в больницу. К радости отца, рана оказалась не смертельной, да и стрелял он не целясь, а больше для острастки. И, если бы знал, что грабитель один, – попытался бы обойтись без ружья. Но он услышал резкий стук, а потом голоса (оказалось, соседские – за забором) и, когда дверь распахнулась, всерьёз испугался и нажал на курок…

Олег Петрович, не найдя в грабителе своего соседа, – готов был впасть в отчаяние. И потому рвался исправить, насколько это возможно, положение, в котором оказались отец и сын.

Он добился свидания с Иваном Петровичем, и… еле узнал его. Вместо могучего телом и духом друга увидел буквально побелевшего в одночасье, сломленного болью старика.

– Иван! Я всё сделаю, чтобы тебя оправдали, не сомневайся.

Но Ивану своя судьба, казалось, была вовсе не важна.

– Как Сергей? Ты был у него? Что он говорит? Рана очень серьёзная?

– Слава Богу, нет. Поэтому, прошу тебя, возьми себя в руки, успокойся.

– Сергей, Сергей… Вот и встретились… Не знаю даже, как я его почти в темноте узнал! Одну фотографию он прислал, и то из Чечни: мол, может, не свидимся больше… – Иван Петрович размазывал, не стесняясь, слезы по щекам. – Но узнал сразу, понимаешь?

– Как не понимать! Больше того, Сергей не держит на тебя зла…

– Он это сам сказал, да? Сам, да? – Иван Петрович впился глазами в лицо друга.

– Я это понял, когда разговаривал с ним… Поверь, Иван, это так! Не терзайся, прошу тебя…

– Значит, не сам… Значит, не простил, – почти застонал Иван Петрович. – А за что прощать? Ведь это я их оставил, ведь это он без отца рос… и вот докатился до чего… Я, только я во всём виноват! – Иван Петрович уже почти никого не видел.

– Друг мой, опомнись! Ты ещё нужен ему! Ох, как нужен!.. И ещё: очень хотела повидать тебя Изольда… Не пустили пока. Я-то всеми правдами и неправдами продрался!.. Очень она переживает, даже плачет…

– Изольда – плачет? Господи, да что же я натворил!.. Ты успокой её, скажи, что со мной всё в порядке, ладно? – Иван Петрович потихоньку приходил в себя. – Не хватало, чтобы она из-за меня убивалась!.. Ты, Олег, передай ей от меня большой привет, скажи, что я держусь, ладно?

– Какой разговор! – Олег Петрович был рад, что хоть это сработало. Тем более, что не чувствовал себя виноватым в «импровизации»: видел, как дорого стало Изольде внимание со стороны Ивана. И подлить масла в такой огонь – это же святое дело! Тем более что Изольда действительно беспокоилась о нём.

После этого свидания Олег Петрович снова пришёл к следователю.

– Опять за друга просите? Не ходите, не тратьте зря время. Раз стрелял, значит, будет отвечать. А то, вишь, распоясались совсем! Уже милиции для них не существует!..

Следователь был рад – перед образованным, судя по всему, порядочным человеком, – показать свою верность закону. Роль эта ему очень нравилась, и он почти вальяжно развалился в рабочем кресле с высокой спинкой.

Олег Петрович всё это хорошо и увидел, и понял, и думал, с какой стороны зайти к собеседнику.

– Ну, посадите вы отца. А парень так и будет катиться – по наклонной!

– Почему катиться? Сергей говорит, что вовсе не собирался никого грабить.

– Водички просил попить, так?

– Ну, может, и водички… Их сейчас немало, маются без дела, а ведь здоровые ребята! – следователь не заметил, как стал противоречить сам себе.

– Какое здоровые! Этот не раз пытался найти работу: не берут. На правой руке двух пальцев нет, да и, говорят, уж больно вы горячие, фронтовики войны чеченской… А власти наши в основном в собственный карман гребут, – до ребят ли им этих!..

– Ну, вы уж того… перебираете… А если так уж за друга страдаете, да и за сына его, добейтесь, чтобы Сергей снял с отца обвинение. Суд ещё может тут как-то среагировать…

– Спасибо за совет, я сейчас же в больницу поеду, – Олег Петрович, забыв попрощаться, поспешил на улицу. Он был уверен, что Сергей сразу согласится, что всё очень скоро устроится…

У выхода его ждала Изольда.

– Как он?

– Передавал большой привет, – у Олега Петровича явно повысилось настроение. – Держится молодцом. Я сейчас поеду к Сергею в больницу…

– Сейчас нельзя. После пяти вечера только, я узнавала.

– Вы хотели навестить его?

– Да… А что?

– Изольда, я думаю, пока не надо этого делать. Неизвестно ещё, как Сергей прореагирует… А надо, чтобы он письменно снял обвинение с отца. К тому же… он ведь Чечню прошёл, понимаете? Психика ещё не вошла в берега. Плен – это дело серьёзное…

– Вы так думаете?… Ну, хорошо. Я вам верю. Так, говорите, Иван Петрович молодцом держится?

– Ещё каким! – воскликнул тот, но, поняв, что переиграл, сказал твердо: – Он думает о вас, и ему от этого значительно легче.

Изольда с облегчением вздохнула, взяла Олега Петровича под руку и, будто про себя, негромко прочитала всплывшее из памяти:

В палате, куда поместили Сергея, были ещё двое: пенсионер с переломом ноги и новичок-бизнесмен с вывихом плеча. Сергей больше отмалчивался, зато товарищи по несчастью без устали спорили. И, не будь на «бойцах» смиряющих шин и осточертевших повязок, – схватки было бы не избежать.

– Вот и я говорю, что такие, как вы, растоптали в человеке всё святое! – вскипал пенсионер.

– Нет, вы только посмотрите на него, послушайте! Просто ха-ха! А мне вот недавно один бывший солидный коммунист, сегодня рядовой электрик, рассказал такую историю.

– Ну, ври, Емеля… Писано-переписано, село Денисово, писал кот да кошка, да брат Ермошка, да я немножко…

– Да ты послушай! А то ведь упёрся, что тебе козёл…

– Кто-кто? – снова вскинулся пенсионер и, застонав от боли, упал на кровать.