Прежде Никольская не думала, что сможет полюбить неродного ребенка, но теперь даже не стоило об этом задумываться. Конечно, для нее все детки всегда были своими, и она никому не могла отказать в помощи, потому что кто, если не взрослые, будут защищать маленьких и слабых деток. Любила она их всех, считала, что ребенок — это подарок Бога, за который должны благодарить всю жизнь. От того она так и страдала на своей работе, ибо понимала, что не существует чужих детей, и не бывает плохих, просто бывают ненужные тем, кого словом «мать» назвали по ошибке. Таких Юля всегда презирала и считала недостойными вообще рожать, ведь от этого страдали только детки, которых предали с первой минуты жизни. А еще Юля не понимала, что сказать ребенку, который уже просто нуждается в объяснении, где его мама, и почему он никому не нужен. И самым ужасным было видеть боль в их глазах, которые должны сиять от счастья. Но, так или иначе, эти детки, которые были лишены родительской любви, получали второй удар — удар осознания жестокой реальности.

И теперь ей безумно хотелось, чтобы Зоя никогда не испытала то, что многие переживают в детских домах, и чтобы в ее глазках она видела только здоровый, счастливый блеск. Маленькие ангелы должны знать, что их любят и в них нуждаются, они должны чувствовать себя важными в жизни родителей и, главное, наполнять родительский дом своим прекрасным звенящим смехом.

Юля всхлипнула и снова уткнулась лицом в подушку, стараясь заглушить слезы отчаяния и боли. Она так любила эту маленькую девочку, и ей казалось, что она сама ее родила, наверное, потому, что с самых первых минут жизни крошки Юля всегда была рядом. Конечно, она не знала, как будет находиться вдали от нее, но успокаивала себя тем, что Зоенька будет всегда с Дмитрием, а он уж точно позаботится о малышке. Сейчас было самым главным, чтобы ребенок был здоров и невредим, и чтобы он поскорее оказался около нее, но почему-то до сих пор Жаров не привез ей Зою, и даже не позвонил.

— Юля, я прошу, перестань плакать, все будет хорошо, ты должна в это верить, — прошептала Виктория, присаживаясь около подруги и поглаживая ее по руке.

— Его уже нет пять часов, понимаешь? Пять! — зарыдала в голос, приподнимаясь с дивана.

— Пять — не сутки, пять часов — не три дня! И если Димы до сих пор нет, значит, вернется он не один! И ты должна быть сильной, чтобы встретить свое Чудо. Ты просто должна, Ю-л-я! — буквально прокричала Загорская, не находя в себе больше сил бороться с Юлей.

Подруга понимала ее боль, и сама переживала за ребенка, но нельзя вот так доводить себя до предела, до нервных срывов, ведь Зоя в дальнейшем будет нуждаться к ней. Зоя уже нуждается. А Вике было больно видеть Юлю такой, ведь не впервые она страдает, только вот в этот раз боль ее подкосила гораздо круче. И на то были явные причины, о которых, кроме Юли, знала только Виктория.

— Ну, хочешь, мы прямо сейчас позвоним Диме, хочешь? Узнаем, что там у них происходит.

— Нет, нельзя, не нужно, а вдруг именно сейчас происходит что-то очень важное, а мы только помешаем.

— Тогда давай, успокойся, и мысленно поддержи Диму.

Юля все это время его поддерживала, молилась Богу, чтобы все было хорошо, и верила, что так и будет. Просто каждая минута ожидания приносила невыносимую боль, от которой просто некуда было деться.

— Вот так, маленькая моя, теперь мы дома, — услышали девушки тихие слова из прихожей и, буквально вскочив с дивана, рванули на голос.

У самой двери стоял Дмитрий, держа в руках маленький комочек, укутанный в одеяло, и совсем тихо кряхтящий что-то под носик. Увидев эту картину, у Юли словно сердце ухнуло вниз, а потом часто-часто застучало в груди, и у нее, от нахлынувшей радости и перенесенного стресса, ноги стали ватными и перестали держать тело. Девушка рухнула на пол и, жадно глотая воздух, пыталась подавить в себе крик. Жутко хотелось кричать, что-то разбить, или просто сорваться куда-то от осознания того, что маленькое Чудо дома. С ними. С ней. И теперь она может взять Зоеньку на руки и держать, сколько захочет. От понимания всего этого Юля истерически засмеялась, крепко закрыв рот рукой, а потом, словно опомнившись, зарыдала, крепко сжимая руки в кулаки. Стоявшая рядом Виктория тоже не сдержала слез, но все же улыбнулась, ведь главное — малышка живая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дима, быстро сбросив обувь, присел рядом с Юлей и, коснувшись ее волос, привлек внимание к себе, а уже через миг — и к Зоеньке.

— М-мо-можно? — еле проговорила Юля, до сих пор боясь, что девочку снова отнимут.

— Пойдем на диван, — сказал Дмитрий и одной рукой помог своей любимой подняться с пола.

Они все вместе прошли к дивану, и мужчина, наклонившись, передал сверток в руки Юли, которая уже чувствовала себя более уверенно. Склонив голову, она увидела, как на нее смотрят две голубые бусинки. Губки были сложены, словно бантик, а две маленькие морщинки манили разгладить их поцелуем. Неожиданно одна капля упала на пухлую щечку, а Юля даже не заметила, что плачет, и неосознанно склонилась к лицу малышки. Губами коснулась маленького лобика и вдруг счастливо улыбнулась, немного крепче прижимая ее к себе. Девочка пахла необыкновенно, тем неповторимым запахом, который бывает только у деток. Обычно говорят, что это запах молока, материнского молока, но Юля-то знала, что с Зоенькой такого быть не может. Значит, это просто ее волшебный запах, и девушка даже вдохнула глубже, чтобы впитать в себя, запомнить его на всю жизнь.

— Чудо, — воодушевленно прошептала она и, поцеловав малышку в носик, принялась разворачивать одеяло.

Руки немного подрагивали от волнения, но в целом она успокоилась, тыльной стороной ладони вытерла слезы и, подняв Зою на руки, пошла к себе в спальню.

— Малышка голодная? — спросила Юля у самой двери, коря себя, что поступила неразумно, и сразу не узнала об этом.

— Через час нужно покормить, — ответил Дмитрий, который продолжал стоять возле дивана.

— Господи, у меня же ничего для нее нет, — обреченно простонала девушка и снова поцеловала Зоеньку в носик.

— Я сейчас поеду за покупками. Тебе не о чем больше переживать.

Юля в ответ только благодарно кивнула и скрылась в глубине спальни, чтобы остаться наедине со своим счастьем.

Положив Зоеньку на кровать, девушка устроилась рядом, настолько близко, что, казалось, собой обернула ее маленькое тельце, спрятала от всего мира и защитила своим телом. Она шептала что-то непонятное, носом уткнувшись в макушку и вдыхая потрясающий запах. Только сейчас она зажила снова, и жизнь наполнилась яркими красками и запахами. Ее девочка здесь, здоровая и невредимая, что еще нужно для счастья?

Теперь в комнате воцарилась удивительная атмосфера тишины и тепла, и пока Юля шептала различные нежности, не заметила, как уснула одновременно с малышкой, убаюканная любовью к девочке.

Проснулась Юля от того, что почувствовала, как кровать прогнулась под тяжестью веса, и, открыв глаза, увидела Диму, который склонился над Зоей.

— Не забирай у меня ее, пожалуйста, — отчаянным голосом попросила девушка, хватая Дмитрия за крепкую руку.

— Юленька, я только покормить хочу Зою, — прошептал мужчина, грустным взглядом смотря на девушку.

Малышка, к слову, уже не спала, и только немного кривилась, скорее всего, из-за того, что желала получить свой ужин.

— Можно это сделаю я? Прошу…

— Конечно. Конечно, родная моя. Сейчас принесу бутылочку.

Дима вышел на минутку, чтобы принести бутылочку со смесью, а Юля, взяв девочку на руки, удобнее устроилась на подушках. Она сама хотела покормить ребенка, убедиться, что малышка не останется голодной, да и вообще отпускать от себя свое Чудо не хотелось ни на минуту. Сейчас было одно большое желание — ощущать ее физически. Чувствовать детское тепло.

— Держи, Юленька, — все также шепотом сказал Жаров и, протянув бутылочку, присел около своих девочек. — Нормальная температура?

— Да. Спасибо.

Юля приложила соску к маленьким губам-бантику и улыбнулась, когда Зоенька, обхватив ее, принялась аппетитно причмокивать, создавая умильные звуки.

— Она невероятная, — вполголоса произнес Дмитрий, ощущая, как начали щипать глаза.

— Ангелочек, — подтвердила Юля, не спуская взгляд от ребенка.

— Прости меня, Юля.

— За что? — она неожиданно вскинула на мужчину взгляд, пытаясь понять, за что тот извиняется.

— Прости, что так долго ехал, что так долго вез Зою. Просто этот убл… Захар ее практически не кормил, сама понимаешь, и… я возил ее к врачам на осмотр.

— И что они сказали?

— В принципе, то, что мы и так должны знать — кормить каждые два часа, но уточнили, что все должно быть в меру.

— Конечно. Иначе будет стресс.

— Да.

Никольская склонилась, и только сейчас увидела маленькую царапинку у девочки на виске, и сердце ее пропустило удар.

— Какая же я глупая, как сразу этого не заметила.

— Юля, не переживай, просто ты вся на нервах, а возвращение Зои вызвало множество эмоций. И, к тому же, я все узнал из первых уст, он и пальцем ее не тронул, так что возможно, что она сама себя поцарапала, бывает же такое?

— Если ручки не были в закрытой распашонке или закрыты пеленкой, то конечно.

— Ну вот, значит, успокойся. И поверь, эта свол… Захар получил по заслугам от меня.

— Где он теперь?

— Там, где ему положено быть.

— В тюрьме, — прошептала Юля, и снова склонилась к причмокивающей малышке.

— Не хочу здесь об этом говорить. Ребенка должны окружать позитивные эмоции.

После этих слов наступила тишина. Зоенька доела и заснула, а две пары глаз не могли налюбоваться своим счастьем. Говорят, нельзя коснуться счастья? Врут! Вот оно, живое и теплое, тихо посапывает во сне, и неосознанно дарит улыбку своим драгоценным родителям.