Клер Кросс - На третий раз повезет

Николас нервничал, вглядываясь в первые признаки города, словно неопытный путешественник. Перелет этот отличался от других. Он напоминал ему об одном путешествии, где не раз пришлось менять маршрут. Ощущение дежа-вю… То, что его позвали, еще ничего не значит, как и в прошлый раз.

Чтобы пройти полный круг, Николас потратил почти тридцать лет жизни. В каком-то смысле странно было не чувствовать уверенности сейчас, спустя все эти годы.

Самолет развернулся над Атлантикой. Николас прижался лбом к холодному стеклу иллюминатора и стал смотреть на рябь океана, которая все приближалась и приближалась. В самый последний момент из ниоткуда появились посадочные огни. Покрышки взвизгнули, коснувшись бетона, и его, как и остальных пассажиров, вдавило в кресло реверсом тяги.

Дом.

Ну или что-то около того.

Николас был из тех людей, что подолгу обдумывают каждое решение. Ему нравилось рассматривать каждую грань проблемы, прокручивать все имеющиеся в наличии варианты, прежде чем принять окончательное решение. Но, сделав выбор, он всегда с нетерпением брался за дело, рвался в бой в надежде скорее приблизиться к следующей головоломке.

Вот и сейчас все схоже. Он хотел, чтобы неизбежное скорее осталось позади.

Николас уже взял свой рюкзак с полки над головой и, не дожидаясь знакомой надписи на табло впереди салона, встал в проходе.

Ему не удалось в числе первых сойти по трапу – кресло находилось в хвосте самолета, зато в терминале он быстро обогнал своих попутчиков и сразу поймал такси. Таксист лихо вел машину в перегруженном потоке, и Николасу это было на руку.

Дорога до дому не займет много времени. Николас заставил себя расслабиться и наблюдать, как за окном проносится город, в котором он вырос. Город изменился… Ну конечно. Все меняется, даже здесь – хотя именно здесь он ни при чем. Старый город нравился ему больше – меньше бетона, гуще зелень, – но разве его мнение кто-нибудь спрашивал? Николас отмахнулся и от воспоминаний, и от своей манеры взвешивать все «за» и «против» и подумал о доме.

Как-то его примут? Бабушка не на шутку разозлилась, когда он ушел пятнадцать лет назад, а она не из тех, кто легко прощает обиды и забывает обидчиков, – вот почему приглашение Люсии так удивило его. Едва ли бабушка упустит момент отплатить ему по счетам. Она всегда умела выбирать правильный момент и вставлять свое веское слово вовремя. Так или иначе, он все узнает, открыв дверь, которую никогда не запирали. (Интересно, так ли это сейчас? Ведь никто не защищен о г уличной преступности, особенно в Розмаунте.).

Обычно если Люсия готовила для него еду, значит, прощала. Впрочем, и это могло измениться.

Когда выехали за город, Николас опустил окно и вдохнул полной грудью соленый воздух. Забавно, ему так и не удалось совсем уйти от океана. Забавно и то, как сильно отличалось все на другом побережье страны. Теплые ветра, обдувающие Сиэтл, несли дождь и терпимость, оптимизм и легкое отношение к жизни. Здесь же ветра кусались. Здесь под ветрами зерна отделялись от плевел, и более слабые отправлялись на поиски лучшей жизни, вглубь континента. Здесь ветра не шли на компромиссы. Они отшлифовывали сильных духом, а с неженок сдирали кожу. Даже цвета неба и океана сдвигались под их натиском к холодному краю спектра.

Воздух казался свежим, он давал силы, несмотря на холод. Воздух очистил мысли Николаса, как и всегда. Он вдыхал его с жадностью, благодарный, что хоть это не изменилось.

Затем такси ворвалось в пригород, и Николас подался вперед, вглядываясь в знакомые улицы. Его поза выдавала бурлящие в душе эмоции и резко отличалась от обычной бесстрастности. Дома изменились, один за другим отдавая свое очарование на милость реставраторам. Они стали неуловимо похожи, тогда как раньше каждый был неповторим и уникален.

Люди не умеют ценить то, что имеют. Дело ведь даже не в том, что все изменилось, а в том, что почти все изменилось к худшему.

Но дом Люсии стоял, словно часовой прошлого, во всяком случае, снаружи он остался таким, каким Николас его и помнил. Старым и немного покосившимся. Казалось, он всегда был здесь и всегда будет. Спустя столетия под действием ветров и дождей он врастет в землю и станет неотъемлемой частью пейзажа.

В доме наверняка еще больше суматохи, чем всегда. По углам собраны непонятного назначения предметы. Люсия, словно древесная крыса, тащила все в дом. Во всяком случае, раньше так и было. Вкусы ее преимущественно сводились к театральной бутафории, это же касалось манера одеваться и говорить. А еще Люсия собирала старые афиши. Сокровища ее коллекции висели на самом видном месте и освещались лампами. Не может быть, чтобы ее коллекция осталась неизменной за пятнадцать лет.

Николас расплатился с таксистом и еще долго стоял у бордюра, слушая, как затихает за поворотом шум двигателя. Он вспоминал, что чувствовал, когда увидел дом в первый раз. Вспоминал тот благоговейный трепет, который охватил его, едва он узнал, что им предстоит здесь жить. Тогда Николас не сомневался, что это какая-то ошибка. Вот и сейчас он чувствовал отголоски той уверенности. Дом не подавал виду, что рад ему или вообще его ждет.

С трубы по-прежнему осыпались сланцевые плитки, но они так и лежали вокруг нее, не сваливаясь вниз. Медные желоба для стока дождевой воды еще сильнее позеленели, плющ разросся, вечнозеленый кустарник почти закрыл ворота, но выглядел не лучше, чем в старые времена. Сад умер, впрочем, он и раньше был мертв, отражая полное отсутствие интереса к нему со стороны бабушки.

Люсия не признавала полумер. Все или ничего – именно так она вела игру. У Николаса было все, но он не понимал этого до определенного момента. Его авантюра в итоге закончилась хорошо, если не считать цены, которую пришлось заплатить.

Николас скучал по дому. Скучал по Люсии. Понимание этого таило в себе угрозу. Это была брешь в его броне самоуверенности. Оставалось лишь надеяться, что ему удастся это скрыть.

Николас обнаружил, что дверь слегка приоткрыта. Для Люсии это было в порядке вещей, мирская суета не тревожила ее. Раньше бы Николас вошел не раздумывая, но сейчас стоял в нерешительности, гадая, постучаться или нет.

Много воды утекло с тех пор. Но ведь бабушка сама позвала его.

Николас взялся за старую бронзовую ручку и толкнул тяжелую дверь. Петли предсказуемо заскрипели, и он догадался, что долгое время их никто не смазывал.

Николас шагнул через порог и позволил себе насладиться минутой негласного пребывания в холле. Он поймал себя на том, что ему нравится здесь, несмотря на все перемены. Две куклы распятых на кресте воров определенно были новым приобретением Люсии. Они не сводили с него стеклянных глаз, которые Люсия натерла воском.

Куклы хорошо смотрелись на фоне чучела рыси, которое, оскалив пасть, выглядывало с перил. Большая кошка была совсем не страшной, шерсть скаталась, клыки пожелтели. Отделка холла любого могла привести в замешательство, но Николас лишь улыбнулся, закрыл за собой дверь… потрепал чучело рыси… клок шерсти остался на его ладони – и громко объявил о своем присутствии.

Дом эхом вернул его крик.

Дом был большой, а его единственный обитатель старел. Убедившись, что Люсия не слышала его, Николас бросил на пол рюкзак и пошел на кухню. Дверь скрипнула, впуская его в вычищенное до блеска, пропеченное солнцем убежище Люсии.

Бабушка не готовила…

От разочарования Николас укоротил шаг. Он проделал столь длинный путь не для того, чтобы развернуться и уйти без боя. Более того, он с нетерпением ждал встречи.

Дверь в оранжерею была открыта, выдавая местоположение бабушки. Она наверняка возится с каким-нибудь цветком и не заметит его приближения.

Или делает вид, что не замечает.

Николас позвал бабушку с порога оранжереи. Ответом ему был лишь плеск воды.

Что ж, Люсия не собирается упрощать ему жизнь.

Это можно было предугадать.

Воздух в оранжерее был таким влажным, что Николас чувствовал, как испарения оседают на коже. Какой-то цветок источал невероятный аромат, и Николас догадался, что бабушка нашла новый предмет для обожания.

Солнце пробивалось сквозь листву, и было так жарко, что Николасу захотелось сбросить пиджак. Под ногами хрустел мелкий гравий. Запахи стали навязчивее. Цветы хищных лиан распахнули пасти, поджидая мух и пауков. Когда Николас смотрел на них, ему становилось не по себе. Он свернул по тропинке и… замер.

Бабушка лежала на каменной дорожке. Ее красные садовые сабо соскользнули с ноги, открывая взору толстую лодыжку, испещренную синими венами. Лицо посерело, глаза были открыты, а рот застыл в безмолвном крике.

Запах, который Николас почувствовал сразу, как вошел, оказался запахом крови. Ее крови.

Кровь блестела на камнях и на платье и уже успела подсохнуть.

Слишком поздно…

Оцепенев, Николас уставился на нож. Ему вспомнился маленький магазинчик в Венеции, где он купил его. Николас сразу понял, что нож идеально подойдет Люсии. Стилет для открывания конвертов соответствовал ее образу жизни и чувству юмора. Тогда Николас думал, что это лучший подарок для примирения. Но все вышло иначе.

Николас слишком хорошо понимал, что таких совпадений не бывает. Кто-то очень тщательно выбирал именно это орудие убийства, кто-то, кто не хотел его примирения с Люсией.

И Николас догадывался, кто этот «кто-то». Прошлое восстало из небытия и поглотило его.

Завыла полицейская сирена. Звук приближался с пугающей скоростью. Николас почувствовал, как капкан захлопывается.

Это происходило с ним снова.

Но не по его желанию.

Николас неуклюже развернулся, словно нескладный подросток, каким когда-то был, и выбежал из оранжереи. Схватив рюкзак в холле, выскочил на солнечный свет, оставив за собой незакрытую дверь.