Ольга Ясинецкая - На соискание счастья

Вдруг Айгуль заговорила, да еще и на прекрасном русском языке. Таша от неожиданности поперхнулась.

— Извините нас. Это наш вечный спор. — Она встала из-за стола, кинула мужу что-то резкое на еще более непонятном языке и удалилась.

Именно удалилась. Как королева. Бакир вскочил, побежал за ней, но после еще одного короткого слова Айгуль вернулся за стол, как побитый Югай. Югай — это огромная среднеазиатская овчарка, некогда Лялькина и ее первого мужа. А теперь только мужа. Первого. Муж, кстати, был первым и третьим. Как-то так у них получилось. Так вот, когда Югаю случалось очень сильно провиниться, особенно в подростковом возрасте, его горе и раскаяние были такими бесконечными, что не только у Ляльки, а и у первого и третьего сердце обливалось кровью от невыносимого сочувствия к любимому псу.

Бакир вернулся за стол и запустил свою гигантскую пятерню в густые, наполовину седые волосы.

Ну точно Югай, хоть бери да чеши за ухом. Таша закончила завтрак, но уйти и оставить этого здоровяка, который страдал так неподдельно, не смогла и даже не подумала об этом. Она стала подыскивать слова. Но потом вспомнила, что на этот счет можно не беспокоиться. И правда, Бакир поднял голову и заговорил сам:

— Не понимает меня. Я вырос в степи. Бедность. Четырнадцать братьев и сестер. Я мечтал, что и я, и мои родные будут жить в роскоши. Все для этого делаю. Сил не жалею. Все для нее и для детей. Три дня в Париже умолял — давай выбери себе колье, серьги. Я и сам дарю, но она не носит. Хорошо. Я говорю — выбирай сама. Говорю — платья купи себе, какие хочешь. А она — нет, и все. Понимаешь? Не любит меня. Я хочу, чтобы она шла, и люди все смотрели и любовались. Ну ладно, дома — хорошо. Ходи в чем хочешь. Но здесь. Почему не порадуешь мужа?

Таша как-то сразу согласилась с Бакиром. Это же сколько надо вкалывать мужику, чтобы из Казахстана вывозить ее во Францию. Да еще бриллианты покупать. Конечно, может у него не одна отара. Таша почему-то решила, что Бакир и Айгуль живут в степи и выращивают овец.

Чего не уважить мужа? Таша была уверена, что ни одна женщина от такого не откажется. А нет, гляди-ка, нашлась равнодушная.

— А ты видела, какая она красавица?

Таша кивнула.

— А кто это видит? Этой женщине цены нет. Она самая лучшая на свете. Хочу, чтобы все видели, какая она. Сегодня закрытие фестиваля. Нацепит на себя опять юбку до пола и какой-то балахон. А нас по телевизору показывать будут, у нас пол-Казахстана родни. Я ей в Париже магазин нарядов скупил. Даже палантин из какого-то там редкого зверя, так она ж не оденет. А, — в отчаянии махнул рукой Бакир.

— А почему она сейчас обиделась?

— Сказал, что успеем ее еще в салон записать. Здесь есть, я узнавал. Хоть волосы в прическу закрутить. Так сказала, что не пойдет со мной, раз я ее стесняюсь. Не любит меня.

— А что за фестиваль?

— Я кино снял, понимаешь? Про лошадей, про степь. Фестиваль документальных фильмов. Мечта моя была. Кино. Фестиваль. И чтобы я и Айгуль, как в кино. Все получилось. Только упрямицу эту мне, видно, никогда не переспорить.

Бакир встал и с опущенными плечами поплелся из ресторана.

— Подождите! — крикнула Таша. Она подошла поближе. — Я не обещаю, но постараюсь вам помочь.

Айгуль открыла дверь и не удивилась.

— Проходите. Присаживайтесь. Попросил вас меня уговорить? Вот неугомонный человек.

— Да вовсе нет. Это я сама. Так его жалко стало. Говорит, что вы не любите его. Переживает.

Айгуль села в кресло напротив Таши и сложила руки на коленях. Помолчала немного.

— Он ошибается. Просто я не могу говорить об этом, как он. Разные мы.

— Вы меня извините, конечно, это не мое дело, но все-таки. У вас же должна быть какая-то причина не соглашаться на его просьбу.

— Правильно подумали. Есть причина.

И Айгуль замолчала, как будто больше не желая продолжать разговор. Таша не смела настаивать. Хотя в силу своей профессии могла уговорить любую клиентку на что угодно, если считала, что это ее украсит. А тут… Ничего не получится. Слишком гордая эта Айгуль. Такая, если что решила, то капут. Просто индейская скво на тропе войны. Вот тебе и восточная женщина. Смиренная. Ничего не поделаешь. Айгуль продолжала молчать. Таша уже подошла к двери. Потом вдруг разозлилась то ли на себя, то ли на Айгуль. Выгонит, так выгонит. Черт возьми. Деликатной быть, может, и хорошо. Но что там Лялька говорила про деликатность? Чаще всего она продиктована страхом за свою шкуру.

— Можете меня прогнать, но я и через дверь вам скажу. Не знаю, что там у вас произошло и что за принципы такие мешают доставить небольшую радость человеку, который вас так любит.

Айгуль сидела, не шевелясь, опустила плечи. Таша осмелела и вернулась в кресло.

— Он ударил меня. Это было через месяц после свадьбы. Очень давно. Мы пошли в гости. Я нарядилась, у меня было бирюзового цвета платье, модное. Я чувствовала себя настоящей принцессой. Он так гордился мной. А когда вернулись домой, он ударил меня по лицу и назвал грубым словом. Он сказал, чтобы я больше никогда не выряжалась как шлюха. Потом он просил прощения, десять раз, сто раз. Но что-то как будто треснуло внутри. Умом-то я его простила, а вот здесь. — И Айгуль приложила руку к груди. — Столько лет. Понимаю, что глупо, а ничего сделать не могу. Я пыталась, но мне все как будто хочется отомстить, что-то доказать, сама не понимаю, что это. Я уже не знаю, как может быть по-другому. Мне в моей одежде спокойно.

«Как в панцире», — подумала Таша. Какая все-таки странная штука — страх. Как различить, когда он нужен? Страх бывает полезен. Он делает человека осторожным и часто позволяет выжить. И в то же время страх — это толстый панцирь. Надежно защищает от жизни, счастья и любви.

Где найти инструкцию к применению?

— А что там произошло, в гостях?

— Да ничего особенного. Праздник, он и есть праздник. Приревновал он меня. Вот что произошло.

— Значит, одежда ваша ему нравилась. Просто он не мог прямо сказать, что его разозлило. И вы до сих пор обижены на того молодого и вспыльчивого мальчишку, который не справился со своей ревностью.

— Выходит, что так.

— Моя бабушка пятнадцать лет не разговаривала со своим младшим братом. Никогда не рассказывала, чем он ее обидел. А он взял и умер в блокаду. — Таша встала и снова подошла к двери. — Мне очень жаль. Вот мой телефон. Если вдруг передумаете.

— Подождите…

— Надевай-надевай, даже не думай отказываться, мы без тебя не пойдем.

Таша надела то самое настоящее маленькое черное коктейльное платье, без которого не мыслим гардероб настоящей женщины. Это было потрясающее платье. На ценнике значилось 2300 евро и марка, в бутик которой Таша даже не осмелилась бы зайти.

— У меня все равно нет к нему туфель, — крикнула она Айгуль.

— У тебя какой размер?

— Тридцать восьмой.

Через минуту Айгуль пододвинула к зеркалу две коробки.

— Выбирай. Я по-прежнему в этом ничего не понимаю.

Таша уже видела эти туфли и босоножки, когда подбирала обувь к наряду Айгуль. Это был шедевр. Это был обморок.

— Это не я, — Таша смотрела на свое отражение. Айгуль подошла и стала рядом.

— А это я? — Женщина прошлась руками по платью из тяжелого атласа. Серый цвет необычайной жемчужной глубины любовно оттенял чуть смуглую кожу.

— Где пресса? Где вспышки фотокамер? — оглянулась Таша.

И они хохотали до слез, пока Таша не спохватилась.

— Все. Хватит, а то макияж переделывать некогда.

— Надо позвать Бакира. Ему пора одеваться.

Таша развернула женщину к себе, еще раз проверив детали макияжа и прически. Холодные волны из ее роскошных волос отливали в антрацит. Губы приглушенного красного цвета. Кто бы мог подумать, что Айгуль так оценит смелую яркую помаду? Голливуд. И ни грамма лишнего. Все гармонично, все только так и должно быть.

— Знаешь, Айгуль, — Таша всхлипнула, легко перейдя к слезам, — я, по-моему, еще никогда так не радовалась тому, что могу делать своими руками такое чудо.

Айгуль осторожно дотронулась до щеки Таши.

— Чудо получается, когда трудится душа, а не руки.

Бакир зашел в номер и замер при виде своей жены. Он смотрел на нее как на чудо и не верил своим глазам. Потом своей большущей лапой он утер слезы, подошел к Айгуль и, прижав ее к груди, прошептал:

— Ты простила… — больше он ничего не смог сказать.

Таша плюнула на макияж и плакала уже навзрыд, тихонько поскуливая. И дело для Бакира было вовсе не в том, что все будут любоваться на его Айгуль. Просто наконец-то она его простила.

— Давай зайдем в бар. Я бы от коктейля не отказалась.

Кирилл чуть не взвыл. Оказалось, что ему с ней некомфортно и неинтересно. Надо держать марку. А не хочется. Быть самим собой гораздо приятнее. Неужели она не чувствует, что между ними все прошло. Страсть прошла, а больше ничего не осталось. И от присутствия женщины, которая еще не так давно была для него любимой или казалось, что любимой, сейчас было очень неуютно. Как будто они напевали красивую мелодию, но постепенно сбились с ритма, и теперь неприятно осознавать, что все ноты фальшивы. И неловко и за себя, и за Тамару. Что не замечает этого. Еще хуже, если это для нее не имеет значения.

— Я пойду. Что-то устал за последний месяц. Да еще ты выгуляла меня так, что засну сейчас без задних ног. Спасибо за приятный день.

— Дорогой. Ты меня удивляешь. Видишь, тот противный дядька с крашеными усами только и ждет, чтоб я осталась одна. Что тебе стоит составить мне компанию? Всего на полчасика. Или тебе плевать, если меня будут домогаться всякие сексуальные иностранные маньяки?