Я не могу, мать твою, передохнуть, не так ли?

Я медленно закипаю от злости, пересекая вестибюль и направляясь прямо к выходу, перед которым он стоит. Мне очень хочется впечатать его лицом в стеклянную дверь здания. Внезапное режущее ощущение заполняет мою грудь, когда я останавливаюсь всего в полуметре от выхода. Только сейчас я замечаю, что Тристан стоит под проливным дождем. Он пронизывает меня своим нетерпеливым взглядом, пока я раздумываю, стоит ли мне сделать нам обоим одолжение и оставить его ждать снаружи. Я сделал все возможное, чтобы выкинуть из головы их с Эмили связь, но это не так-то просто сделать.

Эмили все еще не простила меня за то, что я ударил Тристана в тот раз. По правде говоря, с ней вообще не просто иметь дело. Последние дни, те несколько раз, что я видел ее, она разговаривала за моей спиной. Ребекка стала ее союзником, а мне, я полагаю, просто уготована роль плохого парня. Они обе хотят, чтобы я пошел на примирение, но мне не так-то легко простить Тристана. Мое доверие, если утрачено, то навсегда.

— Ты собираешься пустить меня внутрь? — спрашивает приглушенный голос.

Спустя несколько секунд молчания я все-таки встречаюсь взглядом с Тристаном. Я не уверен, сколько он тут стоит, может час, а может последние пять минут. В любом случае, он промок с головы до ног. Он наклоняется вперед и стучит по стеклу, словно я не стоял тут все это время. У меня руки чешутся пробить стекло и ударить Тристана прямо в лицо, и я сжимаю их в кулаки. Промотав в уме этот сценарий раз десять, я наконец открываю дверь ровно настолько, чтобы он смог говорить, не входя.

— Что ты хочешь, придурок? — спрашиваю я, рассеяно смотря на свои часы, пока Тристан пристально смотрит на меня.

— Как долго ты собираешься обижаться?

Это я должен расстраиваться, не он. А чего он ожидал? Что я прощу его за связь с моей младшей сестренкой? Она неопытная, а он воспользовался этим.

— Я буду злиться столько, сколько потребуется, чтобы стереть образ тебя и Эмили из своей головы.

Его предательство ранит сильнее, чем я когда-либо признаюсь.

Разочарование появляется на лице Тристана, когда он стряхивает капли дождя со своего пальто. Мне стоит вышвырнуть его задницу отсюда.

— Я люблю твою сестру. И это не изменится.

— Может и изменится, если я выбью из тебя все дерьмо.

— Ты хочешь надрать мне задницу?

— Да, — рычу я, почти швыряя свой портфель на пол. Уверен, моему отцу понравилось бы прийти завтра утром и увидеть вестибюль, разнесенным на куски.

— Хорошо. Встретимся в тренажерном зале Кросфит. Через тридцать минут.

Я улыбаюсь. Он об этом пожалеет.

— Увидимся там, придурок.


Когда я наконец приезжаю в Кросфит, зал переполнен, что является необычным зрелищем для середины недели. Уровень адреналина повышается внутри меня, пока я сканирую помещение, заполненное влиятельными людьми. Сегодня здесь присутствуют как местные спортсмены, так и биржевые брокеры. Тренажерный зал является одним из немногих в своем роде, который предоставляет услуги только мужчинам. Вы не найдете здесь никакие Зумба занятия (Зумба — система физический упражнений под латиноамериканскую танцевальную музыку. Прим. пер.). Единственный вид танца, который здесь поощряют, на ринге.

Тристану не нужно объяснять, почему он захотел приехать в Кросфит сегодня вечером. С первого дня, как мы ступили в этот зал, мы оба приметили боксерский ринг, расположенный прямо на другой стороне помещения. Большинство членов Кросфит называют его красным рингом смерти. Его название более зловещее, чем репутация. Это тренировочный ринг для членов зала. Он не предназначен для проведения настоящих боев, но сегодня, шутки в сторону.

Тристан появляется из раздевалки в шортах и с парой красных боксерских перчаток. Мои губы расползаются в ухмылке. Если он думает, что выиграет этот поединок, он идиот. Я так сильно желаю преподать ему столь необходимый урок. Он не неуязвимый мудак, каким прикидывается.

Переодевшись в свои шорты, я встречаюсь с ним на ринге. К нашему удивлению толпа собирается вокруг ринга. Я оборачиваюсь и нахожу Тристана, ожидающего меня. Он вроде бы спокоен и собран, в то время как меня всего трясет от предвкушения. Я сосредотачиваюсь на единственной цели моего вечера — выбить дерьмо из Тристана. Здесь нет гонга или судьи, чтобы сказать нам о начале поединка. На самом деле, зрители, окружившие нас, наивно полагают, что это обычный, достойный поединок. Достойным это поединок точно будет.

— Ник, нам необязательно это делать, — говорит Тристан, опуская руки.

— Не говори мне, что ты струсил, придурок.

— Я просто даю тебе возможность уйти. Обсудить это.

— Я устал от разговоров.

Мы росли вместе, и у нас было немного случаев или причин для драки. На самом деле, была пара случаев, когда я дрался со своим старшим братом, Алексом. Те несколько моментов были единственной практикой, какая у меня была, но они были обучающими. У Алекса всегда был неплохой хук справа.

Я приближаюсь к Тристану, а он отскакивает, уклоняясь от моего первого удара. Он держит перчатки высоко, блокируя мои руки от своего лица. Мы уже две минуты поглощены нашим странным танцем, когда он опускает руки.

— Давай, Ник. Ударь меня.

— Если ты думаешь, что я этого не сделаю, ты сумасшедший.

Медленная ухмылка появляется на его лице, когда он приближается ко мне. Он не пытается блокировать джеб, который я наношу ему справа. Он даже не морщится, когда моя рука встречается с его лицом, но я знаю, что это больно, потому что он натыкается на оградитель ринга. Ему требуется несколько секунд, чтобы встать на ноги, и он делает это.

— Это все, на что ты способен? — дразнит он.

Я жду пока он нанесет свой удар. Я даже опускаю свои перчатки вниз, предоставляя ему отличную возможность показать мне из чего он сделан, но, к моему разочарованию, он ничего не делает. Его сопротивление еще больше злит меня. Я делаю два шага к нему и ударом сбиваю его с ног. Это больше не поединок, это настоящая война. Ярость, бушующая в моих вена, поглощает меня, и я наношу удар за ударом прямо ему в лицо. И только когда я чувствую, что другой член клуба оттаскивает меня от Тристана, я понимаю, что он истекает кровью.

Мой гнев исчезает, пока я стою там, и десятки глаз уставились мне в спину. Что, блядь, я делаю? Я наблюдаю, как Тристан медленно поднимается на ноги с помощью другого члена зала. К моему удивлению, у него на лице все та же невероятно раздражающая улыбка. Я начинаю думать, что этот ублюдок — законченный мазохист.


Жжение от виски немного притупляет боль, которая разъедает мои опухшие костяшки. Бить Тристана было намного больнее, чем я ожидал. Если бы я не знал его так хорошо, то подумал бы, что его челюсть сделана из титанового сплава. Я смеюсь, не взирая на режущую боль, которая пронизывает все двадцать семь косточек моей руки. Понадобится какое-то время, чтобы все зажило.

Когда я отворачиваюсь от барной стойки, я замечаю Тристана, задержавшегося у входа в бар O’Malley’s, и зажимавшего свой кровоточащий нос. Я бы соврал, если бы не признался, что получил удовольствие, когда выместил свою злость и разочарование на нем, потому что так и было. Чего я не ожидал, так это то, что он не будет сопротивляться. Тристан позволил мне избить себя и даже не пожаловался. Он просто стоял там, пока я наносил удары, и к концу думаю, я запыхался больше, чем он.

— Итак, ты собираешься купить мне выпить или просто заставишь меня смотреть, как пьешь сам? — говорит Тристан с полуулыбкой.

Смешно, как легко мне хочется простить его, но моя гордость не позволяет этого. Теперь я понимаю, почему он дал мне побить себя. В два удара я понял, что итог поединка был только один. Это сраный способ Тристана извиниться. В действительности, он бы не произнес этих слов, потому что я не думаю, что он и правда сожалеет о связи с моей сестрой. Я думаю, он сожалеет, что так долго не мог рассказать мне об этом.

— А тебе недостаточно на сегодня? — спрашиваю я, делая еще один глоток виски.

— Я хочу кое-что обсудить с тобой.

— Если ты просишь руки моей сестры, можешь забыть об этом…

— Я бы не стал просить.

Я резко поднимаю глаза и смотрю на лицо Тристана. Я не уверен, что он не стал бы спрашивать, потому что я сказал бы черта с два, или потому что он не считает, что должен. Не хочу признавать, но оба варианта охрененно меня раздражают.

— У меня есть деловое предложение, — говорит Тристан.

— Почему я должен хотеть вести с тобой дела?

Хмурое выражение появляется на его лице, когда он наклоняется вперед к барной стойке, сжимая кулаки. Я впервые вижу, как вздрагивает его броня.

— То, что я предлагаю, может в корне все изменить.

Я смеюсь. Я полагаю, что не осознавал, насколько Тристан обеспеченный. Я знаю, что у него много дел в его художественной галерее, но мы не часто обсуждали материальную сторону его бизнеса.

— Однажды ты предложил мне помощь в открытии Тринити. Теперь, я предлагаю тебе шанс начать все с чистого листа.

— И что конкретно ты предлагаешь? Купить мое одобрение?

— Нет, я предлагаю возможность открыть свое собственное издательство.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Начни с нуля, Ник. Открой свою собственную компанию. Позволь своему отцу делать то, что он хочет со StoneHaven Publishing.

— Ты хочешь, чтобы я отказался от своего наследства?

— Ты действительно веришь, что твой отец собирается опустить поводья, когда ты вступишь в права? Или позволит тебе быть счастливым с Ребеккой?

Слова Тристана достигают цели. Я молча подзываю бармена и прошу еще один стакан виски. Мысль об открытии своего собственного издательства звучит почти абсурдно, но почему бы и нет? Свое дело я знаю. Я с легкостью смогу найти клиентов и инвесторов. Я чувствую воодушевление при мысли о том, что мне больше никогда не придется иметь дело с играми своего отца или видеть Элисон Прайс. Я знаю, что Ребекка поддержит меня.