– Неудивительно, что Джордж такого высокого мнения о твоих способностях массажистки. Просто чудесно! – Она продолжала массировать ему шею и голову. – Что думает твой папа насчет того, что ты живешь в доме вдвоем с мужчиной, пока он отсутствует?

– Так ведь он француз, этим все сказано.

– А что он думал о твоем романе с Патриком?

Она пожала плечами.

– Что обычно думают отцы о любовных делах своих дочерей? Как правило, это вызывает у них смешанные чувства.

– Значит, ты ему все рассказала, даже о причине разрыва?

Чтобы заглянуть ей в лицо, Скаут выгнул голову. Затылок уперся ей в живот. Ее смутил вопрос. Он видел это по ее глазам.

– Нет, об этом я ему не рассказала.

– Ты из-за отца позволила Патрику так легко отделаться?

– Не понимаю, о чем ты.

– Да нет, понимаешь. – Он поймал ее за руки, когда она попятилась. – Ты видела, как страдает отец, будучи оторван от семьи и друзей, от своей страны, и все из-за того, что он женился на твоей матери. Ты не хотела, чтобы такое же произошло с милым мальчиком Патриком.

Почему-то Скаут испытывал сильную неприязнь к калифорнийцу, с которым даже ни разу не встречался. Парень представлялся ему неким книжным червем, слабым, слегка сутулым, со слабыми худыми руками цвета старой замазки. Каждый раз, когда он представлял себе руки Патрика, касающиеся тела Шанталь, ласкающие ее, ему хотелось кому-нибудь врезать. И побольнее.

Он всегда считал ревность величайшей глупостью. Смешно ревновать к человеку, которого никогда не видел. И все же это зеленоглазое чудище – ревность держала его за горло, грозя удушить.

– Я не хотела, чтобы Патрик чувствовал себя в долгу, потому и согласилась на расторжение помолвки без лишнего шума. – Она говорила обиженным тоном. – Я сама решила, как поступить. Я не устраиваю скандалов, когда не получаю того, чего хочу, или когда у меня что-то отнимают. Я взрослая женщина.

– Я уже заметил.

Эрекция грозила скандалом: казалось, шорты вот-вот прорвутся. Он постоянно находился в полувозбужденном состоянии, и это действовало ему на нервы, просто раздражало. Он был не в состоянии контролировать физиологическую реакцию на Шанталь, как не мог справиться и со своей мальчишеской ревностью к Патрику. Это и заставляло его говорить теперь язвительным тоном.

– Тебе нравится сводить меня с ума, Шанталь?

– Мне эта тематика наскучила, Скаут. Отпусти мою руку.

Он послушался, но, когда она направилась в спальню, он поднялся со стула и заковылял вслед за ней, опираясь на костыль. Она подошла к туалетному столику, отделанному во французском стиле. То было абсолютно женское приспособление из всех имевшихся в доме. Когда он в первый раз сказал ей об этом, она пояснила, что Джордж заказал его во Франции специально для Лили. Шанталь унаследовала этот предмет мебели после смерти матери.

В комнате горели свечи. От них в помещении становилось как-то теплее, но в голосе Шанталь тепла не чувствовалось.

– Мне хочется спать.

– И мне.

– Скаут, пожалуйста. Мне казалось, мы сняли эту проблему.

– Сняли? – Он саркастически засмеялся. – Вряд ли это подходящее слово для моего теперешнего физического состояния. – Он уперся руками в дверные косяки, чтобы уменьшить нагрузку на больную ногу. – Что ты будешь делать, если я не стану обращать внимания на твои протесты, а войду и начну тебя целовать?

– Ты этого не сделаешь.

– Зря ты так уверена. – Его зловещий тон поразил его самого, но он был так взбешен, что извинил себя. Он не касался ее, но не забыл, какая она на ощупь. Сейчас он желал ее больше, чем когда-либо.

Дженнифер, считавшаяся красоткой, с каждым днем все более превращалась в туманное воспоминание. Она, наверное, планирует разные вечеринки, приемы, Бог знает что еще, готовясь к свадьбе. Она изощрена до мозга костей и иногда может по-настоящему достать человека, но она не заслужила, чтобы ее возлюбленный желал другую женщину каждой клеточкой своего тела, ворочаясь в постели в луже собственного пота и теряя рассудок из-за тех сцен, которые он не мог заставить себя не воображать. Он никогда не вел себя так прежде. Неужели все дело в Шанталь? Или обстановка сказывается? Окружение? Может, она так соблазнительна потому, что сама атмосфера такая сладострастная, а она находится прямо в эпицентре?

Как-то бессонной ночью ему удалось поддержать в себе это убеждение пару секунд, но помимо воли пришлось все же отбросить эту мысль. Если бы их пути с Шанталь Дюпон пересеклись в любом уголке земного шара, она произвела бы на него то же самое оглушительное впечатление.

Ему почти сорок лет. Его любовная жизнь не годилась для романтических легенд, хотя ему и довелось иметь дело с достаточным количеством женщин, чтобы можно было сравнивать. Ничто из испытанного им ранее не могло сравниться с этим всепоглощающим, сводящим с ума, всепроникающим желанием, которое он испытывал к Шанталь.

Это было больше, чем похоть. Да, он страстно хотел оказаться в ее теле, но он хотел также проникнуть ей в мозг. Ему никогда раньше не приходилось встречать такого интересного человека. Он хотел узнать, что таится на дне этих синих глаз, узнать, что представляют собой скрывающиеся за ними душа и разум. Наблюдая сейчас за Шанталь, он заметил тревожную искорку в этих потрясающих глазах. Выругавшись вполголоса, он опустил руки.

– Я не стану целовать тебя, – хрипло произнес он. – Мне вовсе не хочется умереть от яда, удара мачете или рыболовного копья.

– О чем это ты?

– О твоей сторожевой собаке. Ему чертовски не нравится, что я живу здесь в доме вместе с тобой уже столько времени. Я не удивлюсь, если он расположился на ночь где-нибудь под пальмой, дожидаясь, когда ты позовешь на помощь.

Она легонько покачала головой, отметая это предположение.

– Он же подчиняется тебе на стройке.

– Неохотно. Он делает, что ему велят, только потому, что ты его просила об этом, и он знает, что я работаю на благо деревни. Ему не по душе повиноваться моим приказам. Если вспомнить, ему это всегда не нравилось. Даже когда он работал на строительстве гостиницы, я всегда чувствовал его недовольство. А теперь, – добавил он, – я знаю, в чем дело. Он с самого начала видел во мне угрозу, узнавал соперника в борьбе за твои симпатии.

– Это просто смешно.

– Скажи это Андре. Он считает, что ты должна принадлежать ему, и готов придушить меня. Если я сделаю неверный шаг, он сначала убьет меня и только потом задастся вопросом зачем…

Она была подлинным олицетворением женственности: нежная, сильная, прямая и одновременно таинственная, простая и сложная, элегантная и эротичная.

Его горящий взгляд смущал ее. Он видел, как она сглотнула и нервно облизнула губы. В полутьме ее голос звучал хрипловато и неуверенно.

– Что – зачем?

– Ничего, – ответил он, поворачиваясь, чтобы уйти. – Я только подумал, что, может быть, ты и стоишь того, чтобы за тебя умереть.

10

Шанталь заметила его, когда он спускался по склону холма на пляж. Даже на расстоянии можно было понять, что он весь кипит от злости, подобно кратеру вулкана, причем в его случае извержение было неизбежным. Его тяжелые рабочие ботинки остановились прямо рядом с ее ступнями, обдав их песком.

– Что происходит, черт побери?

Она наивно смотрела на него из-под полей своей шляпы.

– Привет, Скаут. Я так рада, что ты присоединился к нам. Почему бы тебе не поплавать?

– Поплавать? – заикаясь, переспросил он, не веря своим ушам. – Я тут ишачу на них, а они развлекаются на пляже и плетут гирлянды из цветов, – заорал он, отшвырнув ногой венок из жасмина. – Устроили себе выходной! Я уже давно замечал, что обеденный перерыв несколько затягивается, но как заботливый начальник, учитывающий эту адскую жару, я подумал: эй, не заводись из-за нескольких лишних минут. Но потом рабочие, возвратившиеся с обеда, начали исчезать один за другим. Не успел я оглянуться, как оказался один на стройплощадке.

– И поэтому лучше присоединиться к нам, не так ли? Сядь здесь, в тени, и остынь немного до…

– Не желаю я садиться, Шанталь! Не желаю остывать. Мы почти закончили мост. Осталось зацементировать всего несколько ступеней. Конец уже не за горами.

– В таком случае полдня не имеют значения.

Ее сдержанность и благоразумие окончательно вывели его из себя. Он поднес сжатый кулак к виску, постучал себя по голове и от души выругался.

– Тебе от этого не остыть, – вполне логично высказалась она. – Ты имеешь право расслабиться, потому что до завтрашнего утра никто из мужчин на работу не выйдет. Сегодня объявлен праздник.

– Кем? Тобою? Разве твоя власть превыше моей?

Он все-таки сумел зацепить ее. Но она не шелохнулась. Ее ушедшие в песок пальцы твердо стояли рядом с его тяжелыми ботинками. Крошечное бикини мало походило на спортивную форму для поединка, но глаза ее воинственно блестели.

– Когда речь идет о счастье и покое этих людей, то да, моя власть превыше твоей. Как и власть деревенских старейшин. Высший совет сетует, что рабочие устали и им требуется отдых. Они не привыкли работать так подолгу, как ты.

– Ну, как ты знаешь, я здесь не развлекаюсь.

– Пожалуйста, говори потише, Скаут. Ты их огорчаешь.

– Это я-то? – проговорил он высоким, раздраженным голосом. – Да плевать я хотел, если я их огорчаю. – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Чтобы выдержать намеченные сроки, я должен быть уверен, что все рабочие будут на местах в течение полного рабочего дня. У нас и так хватает проволочек, как, например, когда устроили поимку этих кур, сбежавших из курятника. Они часы на это потратили, и в развлечении приняли участие все до единого. Затем вспомни тот случай, когда в генератор вселился злой дух, как они уверяли. Ты только представь себе, насколько я был смешон, защищая собой генератор? Весь этот дикий очистительный ритуал отнял полдня.