Забыть все горячие кадры их с Ридом страсти, обнять Лину крепче, исцеловать всю с головы до ног, сказать ей, что ничего не имеет значения… Всё останется в прошлом… Что готов попытаться переступить через уязвлённую гордость, усмирить властолюбивый нрав и изменить свою привычную жизнь, чтобы испытать вместе с ней нечто незнакомое, чуждое, пугающее, нахрен ненужное мне. Дать ей то, что она по-настоящему от меня хочет, подарить ей новый повод улыбнуться, исполнить любую мечту и хоть весь мир вверх дном перевернуть, лишь бы вручить её кусочек счастья.

Но это не я! Не я! Не мои это мысли! Не мои истинные желания! Я бы никогда сам не смог захотеть и согласиться на подобное! Никогда!

И как же, однако, прекрасно, что моя злость на сей раз клокочет таким неистовым адом, для которого эта мимолётная слабость срабатывает исключительно как легковоспламеняющийся газ.

Обуздав минутный, «любовный» заскок, я не даю Лине времени до конца прийти в себя после блаженного забвенья и сбрасываю себя на пол за секунду до её порыва меня поцеловать. Не нужны мне её поцелуи. Рот её я буду использоваться исключительно по другому назначению.

— Стой, — приказываю я и, убедившись, что она сама способна удержаться на ногах, полностью отстраняюсь от дикарки. Неспешно добираюсь до виски, залпом опустошаю бокал, абсолютно не чувствуя обжигающего горла вкуса, только лёгкий, почти незаметный, расслабляющий эффект от высокоградусного напитка, что не пьянит, а скорее отрезвляет меня, помогая не поддаваться чувствам, превращающим меня в незнакомца.

В слабую и жалкую версию себя.


— Что происходит, Адам? — оправившись от сверхъестественного оргазма, спрашивает Лина. После сброса напряжения голос её звучит значительно твёрже, а тело избавилось от всех признаков ненормального трепета. Но это ненадолго.

— Ты опять будешь молчать? — с минуту прождав моего ответа, шипит она. Теперь к её твёрдости добавляется ещё и раздражение. — Ты мне можешь хоть что-то объяснить? Спасаешь меня, чтобы потом игнорировать и опять мучить своей силой? Так, что ли?

— Разве я мучаю? — вопросительно изгибаю бровь.

— А разве нет?

— Мне кажется, я без всяких просьб только что облегчил твоё состояние даже толком не стараясь, — бесстрастным тоном напоминаю я. Лина переминается с ноги на ногу, не находясь с ответом, потупляет сметённый взор в пол, обхватывает себя руками. Прям сама невинность, бля*ь. Стесняшка.

— Зачем я здесь? Зачем ты меня спас? — она решает ловко перепрыгнуть на другую тему.

— А ты хотела бы, чтобы я не спасал? Вроде бы именно на это ты и надеялась.

— Да. И я… я безмерно тебе благодарна… но я не это имела в виду… — заметив, что я вновь надвигаюсь на неё, Лина заминается и бегло оглядывается по сторонам в попытке найти убежище, а когда понимает, что ей от меня нигде не скрыться, вжимается в стену так, будто надеется сквозь неё пройти.

— А что тогда ты имела в виду, Николина? — сжимаю веки в испытывающем прищуре, неторопливо гуляя взглядом по её блестящей от пота фигурке, обильно наполняя её новыми потоками сексуального влечения.

— Зачем ты спасал… если… если ясно дал понять, что контракта никакого не будет? Если ты сам нарушил главное условие и вернул Филиппа домой? И если злишься на меня сейчас непонятно за что и, по всей видимости, даже не собираешься ничего объяснять? Не понимаю.

Ну, естественно, не понимает, куда уж ей понять с её-то куриными мозгами?

Хотя, наверное, в данном случае загвоздка вовсе не в её недалёком уме, а в череде произошедших драматических событий. Вряд ли у Лины была возможность как следует пошевелить извилинами из-за чуть было не совершённого убийства, после которого её сразу же схватили и погрузили в фургон уроды Эрика, поэтому, так уж и быть — я облегчу блондинке задачу, тем самым сократив количество времени на ненужную болтовню с ней.

Не отходя от неё ни на шаг, молчаливо достаю из кармана смартфон, открываю нужный файл и протягиваю гаджет девчонке, вновь начинающей трястись от постепенно нарастающего желания.

— Что это? — не успев посмотреть на экран, выбрасывает Лина, но я снова не произношу ни слова — ответ и так лежит в её руках. И когда она соизволяет-таки сфокусировать свой взгляд на ночном видео её вчерашних секс-приключений, клянусь, даже в огненном свете можно понять, что лицо дикарки бледнеет на несколько оттенков.

— Хорошо попрощалась с братом? — ровным голосом спрашиваю я, сжимая челюсть до скрипа, вновь слыша убийственные звуки их соития. И, по ходу, на сей раз время помолчать настало именно для Лины. Она не то что дар речи теряет, а дышать и дрожать вмиг прекращает, будто в застылый манекен превращаясь, и только с ужасом продолжает глядеть перед собой в экран смартфона. Меня хватает не более, чем на полминуты, и я выхватываю телефон из её рук. Останавливаю видео и указываю ей на застывшую картинку трахающихся голубков.

— Кого ты здесь видишь? — моим голосом можно резать металл, взглядом — сжигать заживо. Лина наконец резко отмирает и недоумённо хмурит лоб, растерянно хлопая глазами. — Отвечай, — понижаю голос, густо пропитывая его повелительным тоном, не оставляя ей шансов промолчать.

— Я вижу себя, — неохотно бросает чертовка, но её неполный ответ меня ни хера не устраивает.

— Кого ещё?

— Зачем тебе это? Ты и так всё видишь и знаешь, кто он, — она сейчас явно попыталась рявкнуть на меня, да только ничего не вышло.

— Ты права. Вижу и знаю, но я хочу услышать твой ответ. Кто тебя трахает на видео? — монотонно проговариваю я, едва справляясь с жжением в глотке от каждого произнесенного слова. А эта сука опять додумывается тормозить с ответом, будто совсем не понимает, что в этом нет никакого смысла. Приходится вновь повторить свой вопрос, применив низкие вибрации, чтобы уяснила это раз и навсегда.

— Остин… Это Остин, — выдавливает из себя Лина со страхом, чётко улавливаемым в её раздражённом тоне. Боится за жизнь своего кавалера? Не стоит. Жить Рид точно будет. Другой вопрос — как именно?

— И кто такой этот Остин? — конкретизирую информацию, которую хочу выудить из этой патологической вруньи в желании проверить — признается ли она мне во всём хотя бы сейчас или вновь попытается сделать из меня конченого дебила?

И судя по тому, что Николина впервые за последние минуты сама решает поднять к моим глазам прямой, открытый взгляд, я заранее готовлюсь получить от неё новую порцию пиз*ежа.

— Он мужчина, которого я люблю больше жизни, — к моему немалому удивлению уверенно произносит она, ни на секунду не разрывая со мной зрительного контакта.

Вот оно как… С ним, значит, она ломает свою лжесистему. Теперь понятно, почему я, как олух, поверил ей, даже несмотря на свои внутренние сомнения. А ну-ка, проверим еще раз.

— Любишь? — делаю еще один шаг к ней, оставляя между нашими телами не больше пары сантиметров. Она вскидывает голову и, глядя на меня в упор, подтверждает только что сделанные мной выводы:

— Люблю.

— Больше жизни?

— Больше всего на свете.

— Не как брата?

— Как мужчину.

— И давно?

— Всегда.

— А меня?

Знаю, что да, но мне нужно проверить кое-что другое.

— Что тебя? — её недоумённый голос резко сходит на сип.

— Меня любишь? — уточняю я, не упуская из внимания ни одного перелива чувств в синих радужках глаз, что предательски выдают её с головой.

— Нет. Тебя я не люблю, Адам, — но Лина в очередной раз отказывается смотреть правде в лицо, в то время как на меня глазеет так, будто жаждет выжечь эту ложь на сетчатке моих глаз.

Получается, со мной лжесистема работает по отлаженной схеме. Всё ясно. Остин, значит, особенный. Ну, понятное дело… Не будь он таковым, не смог бы парнишка быть для Лины таким мощным щитом от моего притяжения, как и столь веской причиной для отказа подработать шлюхой, чтобы с лёгкостью улучшить свою жизнь. И теперь, когда я точно знаю корень всех своих затянувшихся проблем с дикаркой, моё решение по устранению Рида лишь увеличивает твёрдость.

— Хорошо, — бесстрастно произношу я и отступаю от вконец сбитой с толку девчонки. С напускным спокойствием наполняю себе неизвестно какой по счёту бокал янтарным успокоительным, ощущая на спине напряжённый взгляд Лины, ни на йоту не сдвинувшейся с места.

— И что значит это твоё «хорошо», Адам? — неуверенно подаёт голос дикарка, когда я ленивой походкой добираюсь до кровати и усаживаюсь на край. — Может, ты соизволишь ответить хотя бы на один из моих вопросов?

— На какой из? — стреляю в неё тяжёлым взглядом исподлобья, отчего Лина вновь затрудняется с подбором верных слов. — Зачем оставил человека приглядывать за тобой? Почему посмотрел, как ты проводишь время со своим братцем? Или с чего вдруг я решил отпустить Филиппа домой? — помогаю растерявшейся сучке с вариантами вопросов.

— Меня интересует всё.

— А разве всё и так не очевидно, Лин?

— Для меня нет. Ты обещал, что уберёшь слежку, но не сделал этого. Затем посмотрел то, на что не имел никаких моральных прав смотреть, рискнув испытать ненормальную ревность, что, насколько я понимаю, и произошло. Зачем это надо было? Мне кажется, с кем и чем я занимаюсь в свой последний выходной перед годом работы на тебя — не твоего ума дела, Адам. Ты мне не муж и даже не парень, для которого мои действия с Остином могли бы стать веской причиной столь сильного гнева и решения нарушить главное условие контракта. Заметь, это не я нарушила, а именно ты. Я собиралась прийти к тебе сегодня, как и обещала. Но ты сам всё испортил, чуть было не сделав из меня убийцу. Ты хоть представляешь, что заставил меня пережить сегодня? Я оказалась в сантиметре от того, чтобы оборвать не только чужую жизнь, но и свою в придачу, так что если кому тут и надо на кого-то злиться, так это мне на тебя, — не пойми откуда набравшись смелости, выпаливает Лина и сразу же пугливо потупляет взгляд в пол, ощутив палящий импульс моего возросшего негодования.