Меня здесь нет. Я переоделась в розовую пачку с пуантами и демонстрирую папе новые танцевальные па, которые выучила на последнем занятии в хореографической студии. Он внимательно смотрит на меня, улыбается, хлопает в ладоши и восторгается моими детскими успехами и кривляньями.

— Глухонемая, что ли? — сквозь отчётливые звуки лиричной мелодии в моей голове, что сопровождают моё танцевальное выступление, я едва улавливаю постепенно закипающий злостью тон мужчины.

— Нет, не глухонемая, а просто непокорная, — встревает Эрик и продолжает говорить что-то ещё, но я окончательно улетаю в свою вселенную, где на сей раз нахожусь на кухне бабушки Мэгги, помогая ей в готовке её фирменного рагу. Она, как всегда, делится кулинарными секретами, а я усердно пытаюсь намотать на ус всю информацию, чтобы в будущем самой готовить подобные шедевры Остину.

— Непокорная, значит? — едкая усмешка лишь слегка рассеивает мою иллюзию, поэтому я практически не чувствую, как мужская рука в реальности сползает с моего подбородка на шею. — Люблю таких. Особенно люблю их ломать, а потом переделывать на свой лад, — с наслаждением выдаёт он и сдавливает пальцами моё горло, явно предвкушая услышать мой болезненный всхлип. Но с моих уст не слетает ни единого писка, потому что мне нисколечко не больно.

Меня здесь нет. Я гуляю с Остином по белоснежному пляжу, держа его за руку, прижимаюсь к любимым губам с поцелуем. Наслаждаюсь солнцем, ем мороженное, несу чепуху, говорю, как сильно я его люблю, и смеюсь от счастья, растворяясь в его крепких объятиях под лёгкий шум морского прибоя. Он и море — две заветные мечты, наконец, соединились вместе, и я счастлива. Счастлива! Меня здесь нет.

— Открой глаза, — приказывает мужчина, рывком поднимая меня с колен, продолжая безжалостно сдавливать горло. — Быстро! Иначе задушу!

Но я не открываю. Ни за что не посмотрю в лицо своему ужасу. Если мне суждено сейчас умереть, то рожа этого животного не будет последним, что я увижу в своей жизни.

Пока мои лёгкие неудержимо опустошаются, а в мозг прекращает поступать кислород, я хочу ещё разок увидеть Эмилию… Детей в детдоме… Бабушку Мэгги… Папу… Остина… Всех, всех, всех, кто мне дорог и кого я люблю.

Но почему-то никого из них моё сознание больше не отображает перед внутренним взором. За считаные секунды до неминуемой гибели только одно лицо всплывает ярким кадром на воображаемом экране. Только один аромат разбавляет всю кровь в теле своими огненными чарами. И только один голос ласкает пленительными нотами мой слух, даже несмотря на то, что Его нет рядом.

— Чёрт бы тебя побрал, Лина, ты меня слышишь?! — теряя терпение, он рычит, точно дикий зверь, и, освобождая мои ягодицы от своих нежно-грубых терзаний, запускает руки в мои волосы.

— Слышу… Но не понимаю, — с полустоном добавляю я, в сотый раз неумолимо пропадая в его обсидиановых глазах.

— Что ты не понимаешь?

— Почему?

— Что почему?

— Почему я?

Адам накрывает моё лицо ладонями, пальцами медленно водит по нему, будто изучая или надеясь найти в нём что-то важное, своими трепетными касаниями растворяя меня в моменте нашего с ним эмоционального слияния.

— Потому что ты особенная, дикарка… Особенная… И ты даже представить себе не можешь насколько. Ты никуда от меня не денешься. Я не отпущу, и сбежать от меня у тебя больше не получится. Ты — моя! И это всё, что тебе нужно понять и запомнить. Ты — моя, Лина! Я так решил, а тебе остаётся лишь принять это…

Его горячие губы накрывают мои, руки подчиняют тело своей силе, и весь окружающий мир исчезает на тот потрясающий миг, когда я нахожусь в плену его власти.

И после одного из самых счастливых, но насквозь пропитанного ложью воспоминания я чувствую, как смерть касается меня своими леденящими пальцами, в мгновенье ока руша всю мою защитную стену, что, падая, вновь впускает в разум дичайший страх и невыразимое желание сделать всё возможное, чтобы только выжить…

Чтобы ещё хоть раз увидеть его.

И я сдаюсь: хватаюсь руками за запястье изверга, душащего меня всё это время, и открываю глаза, встречаясь с до предела ожесточённым лицом, но даже разглядеть его как следует не успеваю — где-то снаружи внезапно раздаётся череда выстрелов и крики, после которых в ангар врывается группа людей. Всё происходит слишком резко, быстро, со скоростью света. Я ничего не понимаю и толком не могу разглядеть происходящий вокруг хаос, лишь чувствую, как некая мощная, порывистая сила пролетает мимо меня, вмиг освобождая моё горло от мужских ладоней.

Пребывая в предобморочном состоянии, я стремительно падаю вниз, начиная кашлять и жадно вбирать в себя живительный воздух. От сильного головокружения в глазах рябит, мелькают неоновые точки. Горло пересохло и болит, а уши закладывает от женских визгов, мужских криков, стрельбы и хлёстких ударов борьбы.

Продолжая восполнять резервы кислорода, я боюсь оторваться от пола, дабы не попасть под обстрел. Единственное, на что мне хватает сил и смелости — это немного приподнять голову и, повернувшись в сторону беспорядочной бойни, вмиг захлебнуться взрывной волной эмоций.

Он нашёл меня. Он всё-таки пришёл! Он пришёл за мной.

Вижу Адама сквозь плотный слой мглы, и кровь тут же начинает циркулировать с бешеной скоростью по венам, закипать внутри, взрываться, даруя ощущение полной потери равновесия. В глазах всё начинает вертеться, а земля будто уходит из-под меня, начиная двигаться, словно багажная лента, но я всё равно продолжаю восторженно улыбаться невероятной, ни с чем не сравнимой радости моему спасению.

Правда, недолго… Буквально пару десятков секунд.

А дальше…

Дальше весь мой мир переворачивается вверх тормашками. Кто-то обхватывает меня за талию, перекидывает через своё плечо и уносит прочь из эпицентра схватки, где люди Харта прибивают к полу всех покупателей вместе с Эриком Мэрроу, приставив к их затылкам пистолеты, а сам Адам не прекращает всё обильней пачкать свои кулаки кровью того самого ублюдка, что ещё минуту назад меня душил.

Я не успеваю ни спросить, кто меня схватил и куда несёт, ни попытаться посопротивляться. Последние силы разом покидают моё тело, картинка перед глазами резко обрывается, а разум вновь погружается в темноту.

Надолго или нет? Не знаю. Но проведённого времени в отключке оказывается достаточно, чтобы, проснувшись, понять — меня успели перевезти из ангара в самый настоящий ад.


Я открываю глаза, напрягаю зрение, но оно отказывается быстро проясняться до чёткой картинки, в то время как тело, наоборот, мгновенно ощущает, как вся кожа, покрытая влажной испариной, горит и пылает, словно я нахожусь возле кратера вулкана. Но, чёрт побери, на сей раз я предельно точно могу сказать, что лежу не возле опасного жерла, в любой момент способного окатить меня потоком лавы и угольной пыли, а в мягкой, удобной кровати, вокруг которой всё пространство окрашено в огненное зарево.

Что?! Огонь?! Пожар?! Меня что, ко всему прочему теперь ещё и заживо сжечь решили?!

Всего за секунду мой пульс взлетает до максимальной отметки, а сердце начинает колотиться, как безумный барабан, и за десять я успеваю резко принять сидячее положение, с титаническим трудом сфокусироваться на полыхающем в опасной близости огне и разом пресечь нешуточную панику с дальнейшими планами о спасении.

Никакого пожара нет, никто не решил меня убить подобным мучительным способом, и ничто моей жизни не угрожает, просто потому что оранжево-красные блики, превращающие спальную комнату в адскую преисподнюю, — не что иное, как цифровая визуализация огня на поверхности панорамных окон.

Страх постепенно отпускает меня из своих стальных объятий, пока я недоумённо всматриваюсь в уже знакомые окна и в такую же до щемящей боли знакомую спальню Адама.

Значит, меня привезли к нему. В его пентхаус. В его комнату. Я спасена. Я в безопасности. Меня никто не купит. Не изнасилует. И не станет издеваться или избивать, как сделали это с Лолой. Я могу начинать радоваться тому, что моя жизнь продолжается. Однако вздохнуть с облегчением почему-то не получается.

Несмотря на чёткое осознание, что огонь на стеклах и большинстве мебели в комнате — это просто качественная, до жути правдоподобная иллюстрация, стоит только вдохнуть ноздрями воздух, как он тут же выжигает в лёгких жгучие шрамы, будто я пребываю сейчас в стоградусной сауне.

Кое-как справляясь с кислородным голоданием, я встаю с кровати. Утонув стопами в шерстяном ковре, неспешно направляюсь к окнам, желая проверить, работают ли они сейчас ещё и как мощный обогреватель.

Иду навстречу пляшущему огненными языками экрану, неосознанно залипая на вид устрашающей безудержной стихии. Протягиваю руку, морально готовясь, что прикосновение к стеклу болезненно обожжёт мне кожу, но когда соединяю ладонь с окном, кроме прохлады, ничего не ощущаю. Лишь только сенсор на дигитальном экране мгновенно реагирует на мои действия усилением багровых всполохов огня.

От неожиданности я резко отскакиваю от яркой вспышки и тут же врезаюсь спиной в стену, которой быть за мной никак не может. Быстро разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и не сдерживаюсь от короткого громкого вскрика, что мгновенно испаряется во вкрадчивой, порабощающей душу интонации мужчины.

— Сколько бы раз ты ни горела, всё равно продолжаешь бездумно лететь на огонь, да, Лина?

Одержимое, мощное, сокрушительное желание вместе с его низким голосом прошивает тело с головы до кончиков пальцев, напрочь вытесняя из крови весь адреналин, что, по всей видимости, до сих пор являлся той самой преградой, что не позволяла мне ощутить присутствие Адама в спальне.

— Ты здесь… — испускаю изумлённый стон, с первой же секунды попадая в плен чёрных зрачков, что затягивают меня в космические бездны, парящие вне пространства и времени. Все вены вмиг наполняются магией. Она опустошает голову, туманит разум и превращает ноги в зыбкое желе, неспособное прочно удерживать вес моего тела, но всё это мелочи. Ничто не идёт в сравнение с моей радостью из-за новости, что с Адамом всё в порядке.