Я глубоко дышу, стараясь унять внутренний мандраж, но уверенный голос Эрика и его жестокий взгляд лишь усиливает ощущение арктического холода, что неудержимо нарастает, оседая ледяной глыбой внизу живота.

— Готово, — внезапно подаёт голос мой молчаливый визажист, в последний раз мазнув одной из кисточек чуть выше моей груди. — На шее только всё равно заметны пятна. Но платье должно их скрыть, — добавляет она, а я осознаю, что из-за напряжения и гнетущей боязни всё это время даже не замечала её порхающих движений, тщательно маскирующих несдержанные поцелуи Остина.

Боже… Остин… Любимый мой… Я тебя больше никогда не увижу. А ты уже, наверное, прочёл моё сообщение и ждёшь моего приезда. Но так и не дождёшься… И даже не узнаешь, что со мной произошло. Но это и к лучшему… Хотела бы и я стереть из памяти все слова Мэрроу о том, что именно меня ждёт в скором будущем.

— Держи. Оденешь это, — Мэрроу небрежно бросает на меня чёрное платье. — Я освобожу тебя от наручников, но даже не думай учудить какую-нибудь глупость. Выход отсюда ты не найдёшь, а если и найдёшь, у двери стоит охрана, которую тебе ни за что не миновать. Попыткой побега ты не добьёшься ничего, кроме ещё одного усмирительного укольчика. Ты меня поняла? — строго спрашивает Эрик, доставая ключи из карманов брюк.

Не стану скрывать, мысли о возможном побеге проскальзывают даже в моём не до конца трезвом уме, и я непременно воспользуюсь первым же удачным случаем сделать это. И дай бог, чтобы такой случай подвернулся.

— Повторяю: ты поняла? — не дождавшись моего ответа, бывший босс сжимает мои щёки, поднимая лицо к себе.

— Поняла, — сдавленно бормочу я, едва сдерживая порыв плюнуть ему в рожу.

И на этого преступника я проработала больше года, не ведая о том, в какой опасности ежедневно нахожусь? В уме не укладывается. Эрик хоть и не вызывал во мне никакого доверия с самой первой встречи, но я и подумать не могла, что вечно спокойной, сдержанный и немногословный начальник замешан в криминальных делах. Интересно, Тони тоже погряз в этом ужасе или он не в курсе беспредела, что творит его скользкий брат?

Слышу характерный щелчок открывающихся наручников и тут же дёргаю рукой, освобождая покрасневшее запястье из металлического кольца. Следом совершаю то же действие второй рукой, а затем и ногами, шустро прижимая колени к груди в инстинктивном желании укрыться от цепкого взора Эрика.

— Что уселась? Одевайся быстрее. Нам пора выезжать. И лифчик сними. С этим платьем он тебе не пригодится, — безапелляционным тоном приказывает он, быстро набирая кому-то сообщение.

— А где моя одежда? И сумка с вещами? Куда всё делось? — спрашиваю я, с немалым раздражением хватая с кровати брошенную Мэрроу тряпку. Если я узнаю, что смартфон находится где-то здесь, у меня ещё сохраниться немного веры в благополучный исход. Щепотка надежды, которая не позволила бы мне сойти с ума уже прямо в эту секунду.

— Об этом тебе больше не стоит волноваться. Твоё жалкое тряпьё на свалке, документы будут переданы покупателю, а сумка оставлена на вонючей улице, где мы тебя подобрали.

Вера? Надежда? Благоприятный исход?

Смешная.

Забудь, Николина! В твоей жизни никогда не было ничего из этого, так с чего ты вообще решила, что в этот раз окажется иначе?

По ходу, на этом и правда всё! Мне нужно начинать смиряться с реальностью, где я не главная героиня крутого блокбастера, по сюжету которого предусмотрено фееричное появление героя, спасающего меня из рук похитителей и группового изнасилования. Никакого спасения не будет. Меня ждёт исключительно печальный финал.

Никому не известно, где я.

За мной никто не придёт.

Теперь я в этом больше, чем уверена.


Но, наверное, я в самом деле наивная мечтательница или же просто человек, переживший за свои двадцать лет столько дерьма, сколько многие не встречают за всю жизнь, который отказывается потухать и сдаваться до тех пор, пока не испустит последний вздох.

Я не позволю преждевременной панике поглотить мой разум, даже несмотря на осознание своей неминуемой участи. Мне не нужны спасители, чтобы позаботиться о себе. Я сама могу за себя постоять и попытаться выбраться из этой ловушки. И пусть, по словам Эрика, сейчас сбежать у меня шансов никаких нет, но, возможно, они появятся во время перевозки или же непосредственно на месте встречи с покупателями.

Ещё не всё потеряно. Я всё ещё смогу спасти себя. Я смогу. Обязательно смогу. Сдаваться ещё слишком рано.

С этими воодушевляющими, поддерживающими боевой дух убеждениями я молчаливо надеваю на себя платье, что оказывается до неприличия откровенным: коротким, облегающим, без рукавов и бретелей, но с удерживающей полосой на шее, похожей на ошейник, и с прозрачной сетчатой вставкой, почти полностью открывающей зону декольте. Будь в этой комнате зеркало, мне бы даже смотреть в него не понадобилось, чтобы понять, что я выгляжу, как вульгарная шлюха. А красные туфли на пятнадцатисантиметровых каблуках и в тон им яркая помада, которой меня намалевала помощница Эрика, завершают сей бля*ский образ.

Стоит только Мэрроу удовлетворённо хмыкнуть, глядя на итог моего очередного вынужденного преображения, как в комнату входят двое крупных амбалов.

— Все готовы и уже погружены в транспорт, сэр, осталась только эта, — отчитывается лысый громила с полностью истатуированными руками.

— Превосходно. Эта тоже готова, — отзывается Эрик и подходит ко мне. — Руки.

— Что?

— Руки вперёд.

— Зачем?

— Что значит зачем? Ты в самом деле такая дура и думаешь, что я тебя отправлю без наручников?

Я искренне на это надеялась. Точно дура.

— Я думаю, эти два гиганта вполне способны справиться с одной девушкой и без наручников, — неосознанно делаю шаг назад, желая избежать намерений Эрика, но он остаётся непреклонным, грубо хватая меня за запястье.

— Хватило бы и одного гиганта, чтобы с тобой справиться, но я всегда люблю подстраховаться, — монотонно сообщает он, замыкая наручники на моих руках, а затем достаёт из кармана пиджака чёрный тканевый мешок.

— А это ещё зачем? — на сей раз я не просто совершаю шаг назад, а отскакиваю на несколько метров, ударяясь спиной об стену.

— Это, чтобы ты глазками своими вокруг не щёлкала, — он неизбежно наступает на меня, как танк, загораживая собой весь обзор на комнату, а когда замечает мой порыв начать от него защищаться, требует от амбалов удержать моё взбунтовавшееся тело, пока сам надевает мне на голову мешок.

— Сними это с меня, Эрик! Сними! — рычу я, ничего не видя и задыхаясь от неприятного запаха ткани.

— Не стоит так кричать, иначе ещё и рот заклею. И прекрати брыкаться, Анна. А то макияж подпортишь, — равнодушно отвечает он.

— Пошёл ты на хрен со своим макияжем, ублюдок, — сдавленно шиплю я, вкладывая в слова весь страх и гнев, когда две пары кувалд отрывают меня от пола и начинают уносить в неизвестность.

Материя мешка на моей голове настолько плотная, что мне не удаётся разглядеть даже малейшего просвета. Я только слышу гулкий стук мужских шагов по бетону, а чуть позже по ступеням вверх. Проходит полминуты, и раздаётся протяжный скрип открывающейся двери. Мы резко останавливаемся, и я уже собираюсь заорать во всю улицу о помощи, как спасательный ор мгновенно обрывается, когда нечто твёрдое упирается мне в правый бок.

— Только попробуй пискнуть, и сразу же получишь пулю в живот, усекла? — угрожает один из великанов, безжалостно сдавливая мою руку.

Стрельбу в Энглвуде я выдела не раз, но никогда ещё дуло пистолета не было направлено в мою сторону, поэтому страх, который я столь отчаянно пытаюсь от себя отогнать, в мгновенье лишает меня дара речи. Даже если бы захотела, теперь уж закричать я точно не смогла, а в ответ на грозное обещание мужчины я всего лишь издаю утвердительное мычание.

Мы выбираемся на улицу, тишину которой разбавляет рычание мотора и жалобный женский плач, что в разы усиливается, когда открывается дверца автомобиля, или скорее грузовика. Меня, наконец, опускают на землю. Один амбал запрыгивает на какое-то возвышение, а второй продолжает крепко удерживать меня под локоть, полностью обрубая мне возможность сбежать.

— Давай её сюда, — летит приказ откуда-то сверху. Меня тут же подхватывают и мощным рывком поднимают в машину. Я оказываюсь в центре гомона жалобного плача и всхлипов, что словно тысячи лезвий чиркают по моим и так напряжённым нервам, повышая уровень моего собственного страха до предела.

Сколько же нас здесь? Около двадцати, тридцати, а то и больше? И всех нас продадут неизвестным мужчинам? Маньякам? Извращенцам? Или просто богатеньким выродкам, для которых человеческая жизнь ничего не значит?

Ужас! Нет! Этого не случится! Моя жизнь не кончится подобным образом, так и не начавшись. Я же только что освободилась из собственноручно построенной клетки не для того, чтобы прямиком попасть в новую, что непременно окажется несоизмеримо страшнее.

Всю дорогу я пытаюсь абстрагироваться от душераздирающего гула женских рыданий и мужской ругани, беспрерывно повторяя себе под нос всевозможные утешительные мантры, и, как последняя идиотка, всё ещё не перестаю надеяться, что в любой момент наш грузовик остановят или же, как в прошлый раз в случае с Марком — врежутся и всех нас спасут.

Никогда не могла бы подумать, что скажу нечто подобное, но если бы мой проклятый робот-шпион сейчас объявился, я бы на радостях расцеловала бы всё его безэмоциональное лицо. Однако он не объявляется и никакой аварии не происходит. Мы беспрепятственно добираемся до пункта назначения, нас поочерёдно вытаскивают из машины и куда-то ведут несколько минут. Заставляют опуститься на колени прямо на холодный цементный пол и только после этого наконец избавляют от чернильного пакета.