— Марк, успокойся… ты сам вынудил меня это сделать.

— Сам? Ну, конечно, как всегда, я сам во всем виноват. Да только мои издевки — ничто по сравнению с тем, что сотворила ты, идиотка. Ты хоть понимаешь, что из-за влиятельных связей Харта даже адвокату моего отца едва удалось выбить разрешение суда о выходе под залог? Я чудом выбрался из этого зверинца сегодня! Мог бы застрять там надолго и выйти на волю только если в морг!

— Тише! Не кричи, — прошу я, с опаской оглядываясь назад, но придурку абсолютно пофиг на сон Остина и он продолжает громогласно вываливать всю информацию:

— Понимаешь, что моему бате пришлось отстегнуть кучу бабла за свободу сына, который вконец очернил его безупречную репутацию и теперь никогда не будет допущен к правлению семейным бизнесом, потому что ни один партнер не захочет вести дела с наркоторговцем!

— Что? — изумленно выдыхаю я.

— Что? Удивлена масштабом проблем, которые спровоцировала? Так это только начало, малышка. Отец не только поставил крест на моем участии в своей компании, но также отнимает у меня квартиру, машину, уже заблокировал доступ ко всем кредитным картам и приказал в течение недели исчезнуть из Рокфорда и больше никогда не возвращаться!

— Боже! — ошарашенно пищу я, искренне ужасаясь услышанному. — Но как твой отец вообще мог такое сказать?

— Элементарно, Никс, элементарно. А все потому, что требование о моем отъезде принадлежит именно Харту, а моему папаше просто приходится его выполнять, в противном случае Адам не позволит ему так просто совершить его любимую «уборку» всех следов, свидетельствующих о моем заключении, чтобы о нем уже через пару дней не было и воспоминая. А вот этого отец точно не может допустить. Репутация для него превыше всего остального, и он сделает что угодно, лишь бы на его имя не падали никакие криминальные тени. Все! Даже без колебаний выгонит единственного сына из родного города.

— Но… Это ужасно… Я не хотела этого, Марк! Поверь, такого точно не хотела. Мне нужно было всего лишь, чтобы ты прекратил меня мучить и изменять Эмилии. Я даже подумать не могла, что Харт тебе всю жизнь разрушит, — звенящим от сожаления голосом произношу я, глядя на него с настороженностью, будто ожидаю получить первый удар уже прямо сейчас.

— Да уж! Подумать она не могла! А стоило… Ты ведь долбанная фабрика по производству проблем! Нет, не проблем! Трагедий! Как для себя, так и для всех окружающих. Ты хоть представляешь, что я с тобой сейчас готов сделать?! — гневно выдает он, подпитывая мои опасения о его скорой расправе надо мной.

— Но я не хотела этого, — делая непроизвольный шаг назад, жалобно повторяю я, на что надеясь — сама не знаю.

— Это не меняет факта, что ты сделала из меня новоиспеченного бомжа, — криво ухмыляясь, он грозно надвигается на меня до тех пор, пока я не упираюсь бедрами в прикроватную тумбочку, чуть ли не роняя на пол светильник.

— Марк… Пожалуйста, не здесь, — умоляюще лепечу, бросая взгляд на беспокойно ворочающегося в кровати Остина, но было бы глупо надеяться, что пьяный друг остановит Марка от того, чтобы меня… Эм… Задушить? Свернуть мне шею? Ударить? Или еще раз попытаться изнасиловать? Не знаю, что со мной сейчас сделает этот устрашающий гневный Халк, только не зеленый, а синий — из-за огромного количества синяков, но однозначно ничего хорошего, поэтому, когда он вплотную подходит ко мне, я просто закрываю глаза и вжимаю голову в плечи, морально готовясь к любым его действиям.

К любым, даже самым агрессивным, неадекватным и болезненным действиям, но то, что Эндрюз делает дальше, поражает меня не просто физически, а, черт подери, — до самых недр души.


Он обнимает.

Да! Мои нервы натягиваются, как тонкие струны, тело сжимается в ожидании беды, а этот побитый пьяный громила просто обнимает меня, тем самым будто прокручивая мои мозги через мясорубку от тотального ступора.

Что, мать его, происходит?!

— Выдохни, Никс, я просто говорю тебе «спасибо», — неожиданно радушным голосом отвечает он на мой непроизнесенный вопрос, лишь увеличивая шкалу моего шока.

— Спасибо? — неуверенно бурчу я, впечатавшись щекой в его грудь.

— Ага.

— Ты что, помимо алкоголя наглотался чего-то посильнее? — мой вопрос заставляет его засмеяться и тут же снова застонать от боли.

— Я бы не прочь наглотаться чего-нибудь мощненького и желательно болеутоляющего, но нет — я чист, как стеклышко, — заявляет Марк и наконец выпускает меня из объятий, сразу же пошатнувшись в сторону.

— Про «стеклышко» ты сейчас явно переборщил, — констатирую осипшим голосом и уверена, пока я с нетерпением ожидаю услышать объяснения, мои глаза становятся похожи на блюдца.

— Вот эта твоя оторопелая моська — что-то с чем-то! Она меня забавляет даже больше, чем когда ты разгневанная гарпия, — лепечет он какую-то ерунду, что никак не относится к теме.

— И?

— И-и-и… — нарочно тянет время Марк, продолжая играть на моих нервах. — Поэтому я не мог упустить возможность и не построить из себя разъяренного дядьку, который намеревается покончить с тобой, но теперь, когда я увидел твою ошалелую физиономию, ты можешь расслабиться, Никс. Я ничего тебе больше не сделаю.

— Нет? — широко распахиваю веки.

— Не-а-а! Мести никакой не будет. Как и новых поручений в обмен на молчание тоже!

— Не будет? — а теперь мои глаза вообще норовят выскочить из глазниц.

— Ничего не будет, подруженька. Только если ты не захочешь, чтобы я отблагодарил тебя не только объятиями, — кошара в своей любимой манере многозначительно поигрывает бровями, но я пропускаю мимо ушей его очередной призыв на «перепихон» и спрашиваю:

— Да за что ты благодаришь меня?! Я понять все никак не могу. Ты же в полной заднице! Или все, что ты сказал мне о проблемах с отцом, тоже выдумка?

— Ох, нет-нет! Каждое мое слово — сущая правда, и именно за нее я и благодарю.

Марку везет понаслаждаться еще одной моей вконец «оторопелой моськой», что вновь заставляет его ненадолго рассмеяться, а затем продолжить:

— Ты просто не знала, Никс, что я годами творил всякую хрень не просто так, а одержимый стремлением своими выходками выбесить отца, чтобы он наконец отказался от своей навязчивой идеи — передать мне все нудные дела семейной компании и посадить меня в свой чертов офис, на который мне чихать хотелось. Однако, сколько бы не позорил его на людях своим дурным поведением, у меня ни черта не получалось. Он всегда покрывал все мои выкрутасы и оставался непреклонным в своем убеждении: «Семейное дело должно перейти исключительно в руки члену семьи Эндрюз и бла-бла-бла…», — он понижает голос и делает серьезнейшее лицо, явно пародируя манеру речи отца. — Но Харту всего за день удалось сделать то, что мне годами не удавалось — он навсегда уничтожил планы отца видеть меня у штурвала семейного дела и буквально вынуждает его собственноручно выгнать меня из города. Фишка лишь в том, что Адаму вряд ли придет в голову, что своими действиями он не лишает меня всего, а наоборот — дарит свободу от папаши, который не только навязывал мне свои желания с самого детства, но и на корню обрубал все возможности для меня заниматься тем, чем я всегда страстно желал заниматься.

— Музыкой? — вырывается у меня первое, что приходит на ум, потому как пение Марка в самом деле произвело на меня неизгладимое впечатление.

— Так точно. Он постоянно перекрывал мне все пути для начала музыкальной карьеры. На какие бы прослушивания я ни ходил, в какие бы звукозаписывающие студии я ни пытался попасть, меня везде встречали отказы. Да что уж там… меня даже в обычные бары для музыкальных вечеров не брали, а каждое мое видео с песнями на УouTube бесследно удалялось в первые же минуты загрузки. Смекаешь степень пи*деца, в котором я жил все это время? Против власти отца у меня не было никаких шансов, но теперь все двери для меня открыты, я могу уехать куда глаза глядят, как можно дальше от всего своего зацикленного на бизнесе семейства, и смогу всецело посвятить себя творчеству, — он опускает обе руки на мои плечи и смотрит прямо в глаза. — И прикинь, Никс, все благодаря тебе и твоему любовничку. Я сам в шоке! Но этот так: если бы не твое желание от меня избавиться, боюсь, я бы никогда не смог отвязаться от отца и его планов на мою жизнь, — проговаривает Эндрюз устало, запинаясь и съедая многие окончания слов, но с таким воодушевлением и ликованием, что я в который раз за наше с ним знакомство прихожу к одному-единственному умозаключению.

— Какой же ты гребаный везунчик, Марк! — с усмешкой выдаю я, от удивления покачивая головой. — Без дома, без денег, без семьи, лицо — сплошной синяк, и все равно даже из такой ситуации ты выходишь победителем.

— Неужели я слышу в твоем голосе зависть, малышка? — он едва справляется с тем, чтобы тыкнуть пальцем мне в кончик носа, а когда я резко вздрагиваю от очередных ворчаний Остина, и вовсе попадает мне в глаз.

— Честно? Как бы это странно ни звучало, но да, я завидую тебе, — признаюсь я. Отталкиваю Марка от себя и ухожу в другой конец комнаты, устало прислоняясь к шкафу спиной. — Я ничего плохого в своей жизни никому не делаю, а беды сыплются на меня, как из рога изобилия. Ты же конченый засранец, а Вселенная все равно почему-то тебя любит и постоянно благоволит.

— Ошибаешься, — он вразвалочку добирается до меня и также заваливается на шкаф, вызывая своим весом негромкий хруст деревянной дверцы. — Меня любит вовсе не Вселенная.

— А кто? Фортуна? Или ты сделку с демоном на перекрестке заключил?

— Не-а. Все куда проще — я сам себя люблю и всегда в первую очередь думаю о себе любимом. И, возможно, именно в этом и заключается корень всех твоих неудач, Никс.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не любишь себя, — бросает Марк, будто баскетбольным мячом попадая в центр моего солнечного сплетения. — И именно поэтому ты год за годом не можешь выбраться из всего болота, которое тебя окружает. Я ведь в курсе, что у тебя тоже, как и у меня, есть карьерная мечта. И я сам видел, насколько ты талантлива. Но разница в том, что если на пути к моей мечте у меня стояла влиятельная преграда в виде отца, который, так сказать, то и дело подрезал мне крылья, то в твоем случае — ты сама их безжалостно себе режешь. Тебя никто не держал здесь много лет, не останавливал, не вставлял палки в колеса в каждом твоем начинании. Ты добровольно торчишь здесь ради мамы, которая вряд ли стоит таких жертв…