— Что с ним?! Ты ему уже что-то рассказал?! — сердито шиплю на Марка и опускаюсь на корточки перед Остином, обхватывая его лицо руками. То же делает и он, только с некой опаской аккуратно прикасается пальцами к моим щекам, губам и шее.

— Ты настоящая? — спрашивает он в изумлении, а я в таком же шоке устремляю полный укора взгляд на Марка.

— Вот давай ты сейчас только не будешь во всех грехах обвинять меня! Я ничего ему не говорил, и уж точно не я его до такой кондиции довел. Скорее ты должна поблагодарить меня — я уберег его от еще большего астрала. А вот кого тут и надо в чем-то обвинять, так это тебя. Не так ли, Никс? — парирует Марк, бросая на меня пронзительный взгляд, кричащий о том, что ему известен виновник его криминальной подставы.

— Марк, пожалуйста, — прошу я, смягчив голос до предела. — Давай наши с тобой проблемы мы обсудим чуть позже, а сейчас лучше скажи, что случилось? Что вы здесь делаете? Почему Остин вдрабадан пьяный, а ты в таком виде и… — запинаюсь, прикусывая губу, но Марк мне помогает:

— На свободе?

Я едва заметно киваю, с трудом выдерживая с ним зрительный контакт.

— И какой из всех вопросов тебя волнует больше? — вновь криво ухмыляется он, но на сей раз без тени присущего ему веселья.

— Остин, — честно отвечаю я и отвлекаюсь на любимого, который, продолжая ощупывать мое лицо, хмурится и спрашивает:

— Это правда ты, Ники? — и смотрит, как будто сквозь меня.

— Ну, конечно, я. Или ты видишь перед собой кого-то другого? — слегка улыбаюсь, глядя в его непривычно пьяные глаза.

— Нет. Я вижу тебя. Просто не понимаю, что ты тут делаешь? — это было сказано практически на китайском — настолько его язык заплетается.

— Я с работы домой возвращалась и наткнулась на вас, а вот почему вы двое посреди ночи сидите на полу и распеваете песни — этот вопрос куда интереснее, — перевожу выжидательный взор на Марка, так как внятных объяснений от Остина я вряд ли дождусь. В таком сильном опьянении, честно, я вижу его впервые.

— Что ж… — Марк поднимает с пола початую бутылку виски и делает смачный глоток. Морщится. Прочищает горло. И наконец начинает рассказ. — Стоило мне только выйти из полицейского участка, как какая-то девушка позвонила мне с телефона Остина, сообщив, что мой друг уже второй день проживает в их баре. Позже я узнал, что это была барменша. Она воспользовалась моментом, когда Остин в очередной раз отрубился за столом, и решила позвонить кому-то из списка частых контактов. Вроде как она пыталась сначала дозвониться до тебя, потому что видела кучу пропущенных звонков с твоего номера, но ты оказалась вне зоны доступа, поэтому вторым она набрала меня. И хочу сказать: Остину крайне повезло, что мне удалось выйти на свободу в нужный момент и притащить его из бара, потому что иначе с ним бы уже начала разбираться охрана.

Сердце вмиг сжимается в комочек, стоит только представить картину, как какие-то амбалы вышвыривают Остина в таком неадекватном состоянии на улицу. Значит, вот где он пропадал весь день, пока я беспрерывно названивала? В одиночестве напивался в баре? Таким способом пытался справиться с горем? Ну, естественно. Как же еще справляться, если один лучший друг загремел в полицейский участок, а второй всю неделю без объяснений избегает общения с тобой? И при этой мысли мое сердце автоматически сжимается повторно.

— А почему ты его привел сюда, а не к себе домой? Ты же знаешь, что ехать в Энглвуд ночью опасно, а по тебе и так уже бить некуда, да и он был бы не в состоянии кому-нибудь ответить, — озадачиваюсь еще больше, накрывая ладони Остина на своем лице своими.

— Я-то все это знаю! И я пытался отвести его к себе домой, хотя бы только потому, что моя квартира находилась в паре кварталов от бара, где я его нашел, но этот олух буянить начал. Заявил: либо он пойдет к Мэгги домой, либо вернется обратно бар. Я бы, конечно, в любой другой ситуации без проблем присоединился к его спонтанному загулу, но, как видишь, для меня минувший денек был не из лучших, и для веселья я сегодня никак не пригоден, поэтому, хочешь-не хочешь, пришлось везти его сюда, — тяжело вздыхает Эндрюз, пока я, глядя на него, понимаю, что всего за сутки пребывания в участке на его лице не только не осталось ни одного живого места, но также Марк заметно растерял весь свой вечно энергичный настрой.

Жалко ли мне его? Не особо. Он сам это заслужил. Меня он мучал куда более изощренно и значительно дольше. И тоже нисколько не жалел.

— А почему вы в квартиру-то не вошли? — спохватываюсь я.

— Ах да!.. Так это вообще перл истории. Я мучился с его пьяным буйством всю дорогу из центра, а когда мы сюда пришли, он сообщил, что не может найти ключи.

— Я тебя не просил этого делать, — встревает Остин, переводя свой стеклянный взгляд с меня на Марка. — Я бы и сам добрался.

— Ну, конечно, добрался бы. До ближайшего куста. Я же тебя буквально на своем горбу сюда приволок, придурок.

— Ну, конечно… конечно… именно поэтому ты сюда пришел… чтобы доставить меня домой.

— Конечно, для этого! Что мне еще, по-твоему, делать в Энглвуде ночью?

В ответ Остин бормочет какую-то абсолютно непонятную белиберду, которую не могу разобрать ни я, ни Эндрюз, что ясно дает нам понять: ему нужно как можно скорее добраться до кровати и как следует проспаться.

— Ты его обыскивал? — спрашиваю я у Марка.

— Нет. Он сам рылся по всем карманам.

— Господи! Он же говорить еле может, а ты не додумался сам проверить его на наличие ключей?

— Я что, лапать его должен был? — тут же взбухает Эндрюз.

— Лапать и ты — синонимы, Марк.

— Девушек, Никс, девушек. Сиськи, попки и все дела, а не этого чудака неблагодарного.

— Он же твой друг! — мои глаза сами по себе закатываются.

— И, позволь напомнить, твой тоже, так что лапай его сама, если хочешь, а ко мне не прикапывайся. Я свою часть дела выполнил и еле выжил, пока дотащил его досюда, — его лицо искажается болезненной гримасой, когда он снова присасывается к бутылке.

— Так, может, тебе не следует сейчас вливать в себя это пойло, а лучше поехать в больницу? — озадаченно предлагаю я. Не то, чтобы мне было дело до здоровья этого гада, который уже наверняка придумывает новую месть для меня, однако долю вины за его зверские побои я все-таки ощущаю и потому мне хочется быть уверенной, что в физическом плане с ним все будет в порядке.

— Алкоголь — мой анестезиолог, и он же мой лечащий врач, — выдает он торжественно, побуждая меня еще раз закатить глаза. К чему больница, если этому пьянчуге ни одно лечение мозги вставить не сможет.

— Точно, как же я могла забыть? Тебе же лучше всех известны методы быстрого восстановления, — усмехаюсь я, пожимая плечами, и скидываю сумку на пол, чтобы было удобнее обыскивать второго пьянчугу.

— А у самой-то что с башкой? — спрашивает Эндрюз, дотрагиваясь до пластыря на моей брови, своим жестом заставляя Остина нахмуриться.

— Ничего. Подралась на работе, — отмахиваюсь от Марка, начиная проверять карманы Рида.

— Член, что ли, с кем-то не поделила?

— Марк!!! — рявкаю я, взглядом указывая на то, что мы не одни.

— Да ладно, он все равно ни черта сейчас не понимает.

— Я все понимаю! — протестует Остин, хотя расширенные зрачки говорят о том, что мысленно он находится далеко от этой вселенной. — Я понимаю…

— И что же ты понимаешь? — но я все равно решаю на всякий случай проверить.

— Понимаю… что мы в Энглвуде.

— Уже неплохо, — усмехаюсь я.

— Сидим на полу.

— Ага.

— И ты находишься здесь.

— Это мы тоже уже выяснили.

— А еще ты меня трогаешь.

— Не трогаю, а ищу ключи, — которые вроде бы нащупываю в одном из передних карманов джинсов.

— Трогаешь-трогаешь… — Остин решает поспорить, явно пребывая на своей волне. — Я тоже хочу потрогать. — И после этих слов я резко взвизгиваю от ощущения проворных пальцев у себя под майкой.

— Ты что творишь, Рид?! А ну быстро угомонился! — но он меня не слышит, а лишь ускоряет и усиливает движения пальцев по моей коже. — Нет! Нет! Остановись! Ты же знаешь, как сильно я боюсь щекотки!

— Ты слишком серьезная, Ники… это нужно исправлять, — лепечет он, и я тут же срываюсь на неудержимый хохот, пытаясь оторвать от себя его руки, чтобы остановить щекотку. Однако Остин, хоть и пьяный в аут, силы свои никуда не утратил: схватив за талию, он одним легким движением заваливает меня к себе на колени, вовсю продолжая порхать подушечками пальцев по животу, бокам и ребрам.

— О-о-остин, приекрати-и-и! — скулю я, заливаясь смехом и повторяя попытки вырваться из его атакующих рук, пока Марк безучастно сидит рядом с нами и как ни в чем ни бывало прикладывается к бутылке.

— Не прекращу-у-у!

— Ости-и-ин!

— Не-е-ет! Посмейся громче!

— Дура-а-ак! Я сейчас всех соседей разбужу своим визгом! Хватит!

— К черту соседей! Я люблю твой визг, малышка! — Рид расплывается в пьяной довольной улыбке. — И смех твой тоже люблю очень… Ты всегда должна смеяться, — бурчит он, игриво прижимаясь носом к моей щеке.

Пахнет от него так знатно, словно он не только внутрь в себя заливал литры алкоголя, но еще и искупался в ликероводочном бассейне, а сразу после обвалял себя в куче табачного пепла. И пусть обычно я на дух не переношу этот едкий запах, от которого я сама, вероятнее всего, скоро опьянею, от Остина меня он нисколько не отталкивает.

Мне вообще кажется, что ничто на свете никогда не сможет меня от него оттолкнуть, потому что вот она — грёбаная любовь, что заставляет меня, контуженную на всю голову идиотку, будучи вконец уставшей после сумасшедшего дня, полного драк, ссор и происшествий, лучиться счастьем только потому, что я в грязном подъезде сижу на коленях недосягаемого для меня человека, источающего из себя целый букет ароматов алкогольных напитков, и неконтролируемо смеюсь от его щекотливых прикосновений.