— Да.

— Надо же. И кто он?

— Откуда мне знать?! Потому-то я и спрашиваю у тебя об Эми, — вновь не сдерживаясь, рявкаю в ответ.

— Да ладно тебе, чего так нервничаешь? Эми ничего не говорила. Мы с ней Никс вообще не обсуждаем, да и если я не ошибаюсь, последние дни они не встречались. Может, за это время у неё кто-то и появился, — с деланным равнодушием произносит он, пока любопытство и некое волнение в нём лишь набирает обороты. Это ещё какого хрена означает?

— И ты её ни с кем не видел? Вроде бы ты говорил, что вы с ней подружились, — напоминаю я его же слова, едва справляясь с возрастающим негодованием.

— О-о-о да! Ещё как подружились, — друг расплывается в подозрительно широченной улыбке. — Можешь не верить, но пока ты был в отъезде, с Никс неожиданно произошли какие-то чудесные изменения, после которых она вдруг изъявила желание стать со мной «белой и пушистой», а я лишь пошёл ей навстречу. Да и как тут было не пойти, когда девушка сама предлагает перемирие? Да ещё такая красивая. Твоя сестричка, как оказалось, та ещё горячая штучка, не так ли? — весело проговаривает Марк, пока у меня аж лицо перекашивается от того, что его «сестричка» будто режет острием по сердечной мышце, «горячая штучка» — по нервным окончаниям, а тёплая волна его похоти, вызванная одним лишь упоминанием о Ники, обжигает весь низ живота.

Марк не успевает открыть входную дверь квартиры, как я схватываю его за грудки и смачно прибиваю к стенке.

— Воу! Воу! Воу! Это еще как понимать? — тотальное недоумение — вот из чего сейчас всецело состоит мой друг-блядун.

— Только посмей к ней притронуться, я не посмотрю, что мы лучшие друзья, и кишки тебе все выпущу! — практически рычу ему в изумлённое лицо, погружая его в ещё более глубокий ступор.

— Ты чего так взъелся? Я же ничего такого не сказал! — Марк поднимает руки, призывая меня успокоиться, но я так и продолжаю грубо вжимать его в стенку.

— Не сказал, зато почувствовал красноречиво.

— Да расслабься ты. Это обычная реакция на сексуальную девушку, не более, — миролюбиво заверяет Марк.

— Я тебе всё сказал: чтобы даже не думал к ней подкатывать. Она для тебя под запретом, понял?

— Во даёшь, братец! Тебе не кажется, что это вовсе не тебе решать, с кем Никс водиться? Мне уже становится искренне жаль бедолагу, кто посмел положить на неё глаз. Нельзя же так.

— Ты меня понял? — игнорируя его комментарий, повторяю я.

— Да понял я, понял! Даже в мыслях не было!

— Ага! Конечно, не было. Мне-то хоть не заливай. Я как никто другой знаю твою слабость к сексуальным девушкам, — безрадостно усмехаюсь я. Наконец расслабляю кулаки на его майке и отодвигаюсь от него, проходя в квартиру.

— Да ладно тебе, Остин. У меня, конечно, сестер нет, но так сильно опекать её, как по мне, уже слишком. Она уже давно не маленькая девочка, какой ты её воспринимаешь, и вполне в состоянии сама отшить кого угодно.

Он в самом деле сейчас встаёт на сторону девчонки, с которой всегда и пяти минут в одной компании выдержать не мог? Мне, бля*ь, сон, что ли, снится?

— Ты прям говоришь её словами, — недовольно отмечаю я, наблюдая, как Марк захлопывает за нами дверь и тут же валится на диван, вытягиваясь во все свои метр девяносто.

— Значит, ей ты уже тоже мозг вывернул? Теперь я даже не удивляюсь, почему она так отчаянно пытается скрыть от тебя всю правду, — после этих слов шкала волнения Марка многократно повышается, словно он только что сказал то, чего не должен был.

— Что она от меня скрывает? — мгновенно настораживаюсь, бросая на друга прямой, острый взгляд.


— Ну… как что? Парня своего, конечно же. Что еще она может скрывать? — отвечает он, стойко выдерживая со мной зрительный контакт, но его внутреннее напряжения никуда не исчезает.

— Ты все-таки что-то знаешь? — не унимаюсь я, чувствуя, что он чего-то мне не договаривает.

— Да откуда мне-то знать? Я за Никс точно не слежу. У меня дела и поинтереснее имеются. Да и тебе, Остин, реально посоветовал бы не заострять излишнее внимание на её личной жизни, иначе все нервные клетки растеряешь. Не стоит за неё так печься раньше времени. Я уверен, когда у неё будет что-то серьезное, она и сама тебе обо всем расскажет, — во второй раз он буквально цитирует слова Николины, будто сговорившись с ней, отчего мне всё больше начинает казаться, что Марк и есть тот самый парень, с которым встречается моя малышка. Но такого не может быть. Не может. Не может же? Николь никогда бы не предала таким образом свою лучшую подругу, чего нельзя сказать о Марке по отношению к Эми, однако он всё равно ни за что не стал бы скрывать подобное от меня. Каким бы гандоном он ни был с девушками, как друг он у меня никогда претензий не вызывал. Ни разу!

Я шумно выдыхаю, отгоняя лишние мысли, и стираю тыльной стороной ладони испарину со лба, ощущая, как намокшая от жары майка неприятно прилипает к телу. Надо отметить, в Рокфорде впервые за долгие годы в конце весны стоит настоящий летний зной, от которого прямо-таки мозги начинают плавиться. Духота стоит несусветная, а солнце после дня похорон, когда будто даже само небо грустило и плакало во время прощания с Мэгги, начало ежедневно нещадно палить, накаляя город до предела.

Пока Марк всецело зависает в телефоне, я отправляюсь на кухню налить себе выпить что-нибудь освежающего. Давно не был у друга в гостях, и потому мне сразу же бросаются в глаза разительные перемены в обстановке, а точнее, странный факт, что его обычно захламлённая квартира сверкает столь идеальной чистотой: никаких разбросанных упаковок от еды из ресторанов, пустых бутылок, переполненных окурками пепельниц, отсутствие грязной посуды в раковине, а все поверхности столов и пол вычищены до блеска. Даже запах, мать его, какой-то чересчур свежий, с примесью лёгкого цветочного шлейфа.

— Эмилия уже, что ли, начала жить с тобой? — делаю умозаключение, бегло оглядывая просторную студию, к безупречной чистоте добавляя еще и кастрюли с приготовленной домашней едой на плите и источник приятного аромата — ваза с пышным букетом свежих пионов на подоконнике, вид которых вновь окатывает меня дурным предчувствием, потому как мне прекрасно известно, что это любимые цветы Николины. Возможно, и Эмилии тоже?

— Чего? — оторвавшись от экрана смартфона, непонимающее лицо Марка выглядывает из-за спинки дивана.

— Эмилия уже переехала к тебе? В твоей квартире все так и кричит о присутствии женщины, — скрывая вновь накатившую злость, повторяю я, с интересом ожидая реакцию друга.

— Ах, ты про это. Нет, не переехала, просто частенько здесь околачивается, — и вот опять… фальшиво-беззаботный ответ, скрывающий под собой непонятное мне волнение. Он что-то утаивает. Но только что? С ним определённо происходит какая-то чертовщина, которая раздражает меня все сильнее и сильнее.

Не поймите меня неправильно. Я вовсе не считаю, что у друзей не могут быть секретов. Могут. Просто больше неопределенности и нерешенных задач я ненавижу, когда из меня делают идиота. А зудящее в сознании чувство того, что именно это сейчас и происходит, не дает мне покоя. Но Марк в самом деле никогда мне не врал. И Ники тоже. Так? Так! Поэтому мне нужно прекратить себе накручивать и выдумывать того, чего нет. Правильно? Правильно!

И потому именно это я и делаю все последующие дни — упрямо игнорирую навязчивую мысль о том, что Николь спуталась с Марком и просто боится сказать мне об этом. Игнорирую вместе со своей интуицией, настойчиво подсказывающей, что я всё-таки прав. Игнорирую, потому что не хочу верить, что двое близких мне людей бессовестно врут мне в глаза, скрывая свои отношения. Игнорирую, как наивный придурок, вплоть до момента, когда по пути на сдачу итогового экзамена я в густом потоке других студентов подхожу к кафедре университета и напрямую сталкиваюсь с впечатляющей картиной, как Николина о чём-то активно общается с Марком на парковке возле его машины. Почему впечатляющей? Да потому что уже в следующий миг моя маленькая и невинная девочка оставляет все разговоры в сторону и, не обращая ни на кого внимания, САМА прижимается своим миниатюрным тельцем к почти вдвое большей фигуре Марка, плавно проводит ладонями дорожку от низа его живота вверх к груди, недолго массирует ему плечи, а затем обхватывает руками его шею и с неподдельным жаром припадает своими губами к мужским, что тут же горячо ей отвечают.

Я должен прибить ублюдка прямо в эту же секунду, как ему и обещал, но вместо этого просто смотрю на страстное совокупление ртов этой лживой парочки и неумолимо превращаюсь в обездвиженный булыжник, не способный ни уйти, ни закрыть глаза, чтобы не видеть больше этой жаркой сцены.

Даже несмотря на находящуюся вокруг меня по меньшей мере сотню людей, мою грудь пробивает ревностным стержнем, прошивающим насквозь все мышечные ткани, а сердце — оно, как и я весь целиком, разом превращается в безжизненный камень, что с каждой секундой всё сильнее замедляет кровоток и перекрывает кислород в легких, буквально заставляя меня учащенно набирать ноздрями воздух, чтобы не задохнуться своей же болью.

И хочу сказать, крайне острой болью, что прежде мне испытывать ещё не приходилось, главной причиной которой является вовсе не открытие о бессовестной лжи и тайных отношений моих лучших друзей, и даже не вид наглых рук Марка, жадно ощупывающих округлые бёдра Ники так, как на людях ощупывать не совсем прилично, а то, что я чётко видел, что именно она проявила инициативу прижаться к нему, чтобы сейчас с полной самоотдачей вторгаться в его рот своим языком.

То, что со мной сейчас творится я могу охарактеризовать двумя словами — полный пи*дец. Или же — пи*дец двойной потому, что я какого-то чёрта так и продолжаю стоять как истукан, издалека наблюдая за этим незабываемым зрелищем вплоть до момента, когда мои охерительные друзья наконец отрываются друг от друга, садятся в автомобиль Эндрюза и с громким рёвом мотора срываются с места, оставляя меня с накрепко вколоченными в мозг тремя чёткими и фундаментальными выводами: первый — нужно всегда безоговорочно прислушиваться к своей интуиции; второй — даже самым родным людям нельзя всецело доверять; третий и он же самый плачевный — наконец-то я впервые в жизни на собственной шкуре ощутил всю силу пресловутого и мной же неоднократно обсмеянного словосочетания — разбитое сердце, и, сука, клянусь, мне больше никогда смеяться над ним не захочется.