Это оказалось весьма трудным, поскольку еда была одним из самых больших удовольствий в жизни Банни. Но тут на помощь, как всегда, пришел доктор Шеферд. Он дал Леверн какие-то таблетки, а когда у Банни началась от них бессонница, выписал снотворное. Банни теряла вес с каждым днем. Все поводы для беспокойства Леверн, связанные с этим «лечением», быстро испарились при виде хорошего настроения и веселого лица Банни.

Наступил торжественный вечер. Пальмы около ресторана были украшены гигантскими серебряными цветами. На столах, накрытых светло-зелеными льняными скатертями, стояли большие серебряные корзины с чайными розами. Держатели для карточек с именами, указывающими место за столом, были сделаны в виде крохотных серебряных зайчиков, заказанных по такому случаю у Тиффани. По просьбе Банни на вечере должен был играть оркестр Бенни Гудмена.[3]

Банни была ослепительно красива, особенно с новой прической: волосы собраны назад и каскад рыжеватых локонов падает на плечи. Она ничем не напоминала пухленькую, прелестную малышку-звезду, имевшую успех в дюжине фильмов. Банни выглядела стройной, чувственной, соблазнительной молодой женщиной.

Это была самая счастливая ночь в ее жизни.

Весь вечер Леверн зорко следила за происходящим, ни на миг не ослабляя бдительности, делая иногда заметки в крохотном блокноте, который носила в вечерней сумочке. Мать изучала реакцию дочери на каждого молодого человека, пытавшегося привлечь ее внимание, мысленно взвешивая «за» и «против».

Гордон Бейкер и его жена Ровена тоже приехали, но на ужин не остались: Бейкер ненавидел шумные вечеринки, и, хотя Ровена с удовольствием побыла бы еще немного – ей льстило подобострастное отношение окружающих, – муж не позволил.

Поскольку бал имел огромный успех, и снимки Банни украсили обложки журналов, а в газетах появились объемные статьи, Гордон Бейкер был вынужден объявить, что дает Банни весьма завидную роль Лили в новом фильме «Деревенщина» по мотивам бестселлера известной романистки Мэри Ван Паук.

Целую неделю после бала Банни не могла прийти в себя и словно витала в облаках. Она дала номер телефона многим молодым людям, танцевавшим с ней в тот вечер, и теперь они звонили, приглашали ее на ужин, футбольные матчи, танцы. Но далеко не всем удалось поговорить с Банни. Сначала к телефону подходила мать, допрашивала поклонников и отвергала тех, кого считала неподходящей партией. Несмотря на то, что бал, казалось, упрочил положение Банни, Леверн все время помнила о причинах, заставивших Бейкера потребовать как можно скорее выдать дочь замуж. Принцессе необходим соответствующий супруг, принц-консорт, удовлетворяющий ее потребности, иначе существует большая опасность, что она вырвется на свободу и уничтожит себя.

Из четырех человек, которым Леверн позволила пригласить Банни на свидание в ее автомобиле и под надзором Рэндолфа, только Фрэнк Хантер оказался, по ее мнению подходящей кандидатурой. Высокий блондин с карими глазами, он заканчивал Стендфордский университет и был наследником огромного состояния. Хотя все ожидали, что в один прекрасный день он займет подобающее место в престижной юридической фирме отца, молодой человек был очарован Голливудом и миром кино. С того момента, как Фрэнк впервые держал в объятиях изящную красавицу Банни, он безумно влюбился, и, когда девушка согласилась быть его дамой на студенческом балу в Пало Альто, молодой человек словно очутился в раю.

Леверн сама провожала дочь, но позволила ей идти на вечер в компании Фрэнка с тем условием, что Банни не позволит никаких вольностей. Все шло по плану. Банни прекрасно провела время, так как снова оказалась королевой бала. Но на следующий день Леверн настояла на немедленном возвращении.

Вскоре приехал Фрэнк, и, поскольку Леверн сделала все возможное, чтобы гормоны, бушующие в крови молодой пары, не довели их до беды, не прошло и нескольких недель, как он сделал предложение. Когда Леверн позвонила Гордону Бейкеру и объявила о помолвке, тот был очень доволен. Свадьба привлечет внимание не только знаменитостей из мира кино, но и сильных мира сего – богатство и положение в обществе молодого человека тоже были весьма немаловажными факторами. Бейкер поставил только одно условие: Банни необходимо закончить работу над ролью Лили, прежде чем будет объявлено о свадьбе, и дата венчания должна совпасть с днем выхода фильма на экраны.

План, продуманный во всех деталях Леверн и Гордоном Бейкером, великолепно удался. «Деревенщина» произвела сенсацию, а критики превозносили игру Банни. Больше ее не считали всего лишь милой малышкой-кинозвездой. Банни стала признанной актрисой.

Свадьба стала событием десятилетия в Голливуде, но через три месяца после церемонии произошло, к изумлению окружающих, то, чего никто не предвидел – Банни Томас забеременела.

ГЛАВА 4

Фрэнк перевернулся на бок и взглянул на часы. Боже милостивый, почти девять! Привыкший вставать рано, он откинул одеяло и выскользнул из постели, кляня себя за то, что потратил зря лучшую часть утра. Становится таким же лежебокой, как жена!

Подойдя к окну, Фрэнк дернул за шнур, и шторы с шумом раздвинулись.

– Доброе утро, соня! – весело приветствовал он. Фрэнку нужно было отдать должное – с утра он всегда отличался дружелюбием и хорошим настроением.

– Вставай и сияй! Пора! Ну же, крошка! Хоть раз позавтракай со мной.

Банни, застонав, отвернулась.

– Не хочу вставать! Я слишком устала, и, кроме того, если поем, меня опять вырвет!

Фрэнк, красивый, мускулистый, обнаженный растянулся рядом с женой и обнял ее.

– Не упрямься, дорогая! Перестань все время думать о том, как тебя тошнит! Попытайся убедить себя, что все прекрасно, и, может, почувствуешь себя хорошо. Ну как?

Бормоча нежные слова, он зарылся в копну волос, скрывающих ее лицо, пытаясь найти хоть кусочек обнаженной плоти, чтобы поцеловать его, но Банни вновь отвернулась.

– Хоть бы подождал, пока проснусь! – сердито пробормотала она в подушку.

– Солнышко, если я уйду, ты снова уснешь, сама ведь знаешь, что уснешь! Ну, дорогая, не злись, соглашайся! Мы уже сто лет не завтракали вместе, и я хочу взглянуть на твое прелестное личико и поговорить с кем-нибудь кроме Хью. Конечно, – и он сойдет… Совсем не плох – как дворецкий конечно, – но солнце отражается от его блестящей башки и слепит мне глаза, так что пойдем! – пошутил он, легкими прикосновениями пальцев гладя ее по спине.

Банни наконец проснулась; жар его тела и дразнящие ласки рук Фрэнка начали возбуждать ее. Она повернула лицо к мужу, приблизила губы к его рту, не целуя, а лишь дотрагиваясь, и прошептала:

– Я хочу на завтрак кое-что другое…

– Я тоже, бэби, но доктор сказал…

– Пошел он, твой доктор, – пробормотала Банни, поднимая ногу и кладя ее на Фрэнка.

– Хочу, чтобы ты вошел в меня!

Против такого приглашения не смог бы устоять ни один нормальный молодой мужчина, и скоро их тела сплелись в страстном объятии, которому, увы, не суждено было привести молодую пару к вершинам блаженства…

– Что здесь происходит, черт побери? – раздался громовой голос.

Испуганные супруги подняли головы, по-прежнему цепляясь друг за друга. В дверях стояла Леверн.

– Иисусе! – завопил Фрэнк. – Убирайтесь отсюда к дьяволу!

– Ни за что, пока вы не оставите в покое мою дочь! – рявкнула Леверн.

Руки женщины дрожали от негодования, так что посуда на серебряном подносе, который она держала, начала позвякивать.

– Доктор Шеферд запретил половые сношения, – продолжала она вне себя от ярости, – по крайней мере до начала четвертого месяца, то есть до следующей недели. Так что немедленно прекратите это!

– Какое право вы имеете врываться в нашу комнату, не постучав? – спросил Фрэнк, отодвигаясь от жены, чувствуя, как из-за непрошенного вторжения мгновенно увяла страсть, и поспешно натянул простыню на себя и Банни.

– Я стучала, но никто не ответил, поэтому и вошла. И вообще, что вы делаете здесь в такой час? Вы уже давно должны быть на теннисном корте! – оборонялась Леверн, не отступая, однако, ни на дюйм.

Оба противника настолько увлеклись словесной дуэлью, что не обращали внимания на Банни, которая, немного опомнившись от потрясения, так расстроилась, что зарыдала в голос. Фрэнк попытался обнять жену, утешить, но та, едва не в истерике, отвернулась от него, ничего не желая слушать. Наконец Фрэнку пришлось сдаться. Дотянувшись до халата, он кое-как оделся и встал. Тем временем Леверн, опустив поднос на стол, стоявший в нише окна-«фонаря», подошла к постели.

– Тише, тише, дорогая, все будет хорошо! Фрэнк повернулся к теще:

– К тому времени, как я вернусь из ванной, Леверн, чтобы вашего духу здесь не было, понятно?

– Не вам приказывать, что мне делать, понятно? – передразнила она.

Фрэнк в бешенстве устремился в ванную, с силой хлопнув дверью, но, когда, двадцать минут спустя, вновь появился в спальне, к его удивлению, комната оказалась пустой. Ни Леверн, ни Банни.

Он быстро натянул теннисные брюки и майку, накинул на плечи белый свитер крупной вязки и спустился вниз. В столовой никого не было, но Хью появился почти мгновенно.

– Яичницу-болтунью, как всегда, сэр?

– Где миссис Хантер? – спросил Фрэнк.

– Мисс Банни, по-моему, в комнате матери, – бесстрастно ответил дворецкий, и у Фрэнка появилось отчетливое ощущение, что Хью знает о случившемся скандале.

– Я не буду завтракать. Пообедаю пораньше в клубе. Передайте моей жене, что вернусь к трем.

Обозленный Фрэнк сел в машину, остро сознавая собственное бессилие. Какую ошибку он совершил, согласившись жить с тещей, хотя Леверн утверждала, что дом принадлежит не ей, а Банни! Собственно говоря, у Фрэнка не было иного выбора – предстоял еще год учебы в колледже, а потом поступление на юридический факультет, и, поскольку отец отказался увеличить месячное содержание, пришлось согласиться на просьбу Банни, уверявшей, что не может жить без матери. Ну что ж, он пытался, но ничего не вышло. Остается только просить родителей занять денег, чтобы купить собственную квартиру. Фрэнк понял, что семейной жизни скоро придет конец, если они не избавятся от этой ведьмы – ее мамочки.