По правде говоря, она блефовала, и меньше всего ей хотелось разговаривать с журналистами. Она испытала огромное облегчение, узнав, что того репортера сразу же прогнали.

Дейвина посмотрела в зеркало заднего обзора на двух своих дочек, тихо сидевших на заднем сиденье. Они держали в руках картинки и подарки, которые приготовили для своего обожаемого папочки.

— Девочки, помните я вас всегда учила улыбаться фотографам? Так вот, сегодня, может быть, будут не очень хорошие фотографы, но вы все равно улыбайтесь. Все-таки папа почти поправился. А если кто-нибудь закричит на нас, не обращайте внимания. Хорошо?

Девочки не совсем поняли, чего хочет от них мать, но дружно кивнули, желая ей угодить. Иногда мама страшно сердится.

Когда Дейвина подъехала к больничной автостоянке, работник, узнавший ее, открыл ворота и помахал ей рукой. В эту самую минуту фоторепортер из «Гэзетт» выбежал из укрытия, где он прятался, и подскочил с камерой к стеклу машины. Дейвина резко нажала на педаль газа и буквально влетела на стоянку, слыша сзади недовольный крик, а затем с тревогой взглянула в зеркало на дочерей. С ними, похоже, все в порядке. Совершенно спокойны.


Фергусу как обычно послали по факсу на виллу первую страницу номера. Он просмотрел ее, сидя на огромном белом диване в своем кабинете, и забеспокоился.

Передовица «Кроникл» под заголовком «В КАБИНЕТЕ НАМЕЧАЕТСЯ ПЕРЕСТАНОВКА» не сообщала о чем-то оригинальном или новом. Это не возбуждало интереса и было, как чувствовал Фергус, хуже того, что делал Чарли. Он ошибся насчет Лиз?

Как обычно, в субботу вечером он позвонил редактору. Трубку снова взял Тони. Он солгал, что видел Лиз в художественном отделе. — Нет, сейчас ее нет на месте. С вами говорит Тони Бернс. Я могу вам помочь?

— Что случилось с передовицей про Крофт, о которой вы мне говорили сегодня утром?

— Я боюсь, редактор ее отменила. До нас дошли слухи, что этот материал будет опубликован в «Гэзетт». Они очень гордятся собой.

Фергус оставил это сообщение без комментариев.

— Попросите Лиз позвонить мне. И как можно быстрее.

Тони злорадствовал, передавая Лиз пять минут спустя это распоряжение.

— Фергус был вне себя из-за статьи про Крофт.

— Как он про нее узнал?

— Я упоминал эту статью, когда он звонил в десять утра. Если вы помните, тогда она была еще не отменена. Теперь он позвонил снова и требует, чтобы вы немедленно связались с ним.

Когда Лиз связалась с Фергусом, у нее не было намерения извиняться.

— Мистер Кейнфилд, было бы лучше, если бы свои претензии вы предъявляли сначала мне, а потом уже остальному персоналу.

Фергус оборвал ее.

— Господи, вы еще меня упрекаете. Впрочем, понятно: вы упустили главную статью номера, и вам ничего не остается, как встать в позу.

— Что вы хотите сказать?

— Тони доложил мне утром, что статья про Крофт у нас в кармане, а теперь он говорит, что эта статья будет передовицей в «Гэзетт». Что происходит?

«Что за двуличный ублюдок этот Тони!»

Фергус был на взводе.

— Лиз, я знаю, что женщина, про которую идет речь, одна из ваших лучших подруг, к я полагаю, это ставит вас в неудобное положение. Но вы должны понимать, что руководство газетой — нелегкое дело. Я этим занимаюсь уже более пятнадцати лет и никогда не смешивал работу и дружбу.

— Я не смешиваю, но эта история — ложь. У «Гэзетт» нет доказательств. Это обычная мешанина из непроверенных фактов и предположений, которая обойдется им в круглую сумму. Это единственная причина того, почему я отменила эту статью.

— Ладно, хорошо. Я принимаю ваше объяснение, — резко ответил Фергус. — Но я невысокого мнения о нашей передовице. Она скучна.

— Возможно, она и скучная, но это настоящая новость, не высосанная из пальца, — Лиз секунду помолчала. — Кроме того, это первый вариант. К восьми тридцати содержание номера должно измениться, и у нас будет другая первая полоса. Если бы у меня была возможность поговорить с вами, я бы все это сказала, но Тони не сообщил мне, что вы звонили. А я, естественно, не хотела вас беспокоить.

— Можешь беспокоить меня в любое время.

Хотя босс и произнес эту дежурную фразу, Лиз знала, что он, как и большинство владельцев, конечно же, не хотел, чтобы она следовала этому совету.

— Ну, а о чем будет новая передовица?

Лиз подробно изложила содержание новой сенсации владельцу. Она ничего не опустила, и по его ворчанию поняла, что Фергус в высшей степени доволен. Он извинился за то, что не поговорил утром с ней лично и отключился.

Лиз положила трубку и направилась в туалет. Спрятавшись в кабинке, она опустила голову и закрыла лицо руками. Чарли опубликовал немало бестолковых передовиц, иногда это у него случалось. Но у нее это произошло при подготовке первого номера. Лиз была подавлена.

Наконец, набравшись решимости, Лиз встала и поднялась на этаж выше в свой кабинет. Она не позволит, чтобы Тони увидел ее слезы. Все безнадежно. Если они не докажут, что Розмари Берроуз доносчица, новая передовица будет не лучше.

Почти против своей воли, Лиз поднесла палец к кнопке консоли, которая связывала ее с юристом газеты, и через мгновение отдернула палец. Что она ему скажет? «Передовица может не получиться, и мне нужен ваш совет. Это деликатное дело, о женщине-политике и ее любовнице-лесбиянке…»

Лиз колебалась. Проконсультироваться с юристом — все равно, что пустить это сообщение в эфир на весь мир. Он верен компании, но не редактору. Это может стать еще одним неверным шагом. Она поклялась никому об этом не рассказывать.

Она вышла из кабинета к присоединилась к другим сотрудникам, работавшим этажом ниже.


Когда Хьюго и Дейвина поженились, он предоставил ей свободу действовать не заботясь о том, чтобы ее деятельность приносила реальный доход. В свое время он нажил приличное состояние и знал, что финансовая обеспеченность даст Дейвине возможность сосредоточить свои силы на политическом поприще. Ей не нужно было предпринимать усилий для того, чтобы сделать члена семьи секретарем и, таким образом, пополнить семейный бюджет, или вписать в служебные расходы несуществующие поездки на встречи с избирателями, чтобы снизить расходы на содержание собственного автомобиля.

Когда они поженились, Хьюго не питал никаких иллюзий насчет того, что сильнее привлекало Дейвину: он сам или его банковский счет. Он вступил в брак впервые, в возрасте тридцати пяти лет, так и не узнав, что такое любовь. К тому времени, когда Хьюго встретил Дейвину, он решил, что пришло время остепениться и завести детей.

Лежа на больничной койке с загипсованной правой ногой на вытяжке, Хьюго был встревожен. Он часами анализировал сложившуюся ситуацию. Прежде чем столкнуться в открытую с Дейвиной, нужно все взвесить. Когда его клонило ко сну, перед глазами постоянно всплывала видеозапись двух обнаженных женщин, занимающихся лесбийской любовью… переплетение двух тел, голова Дейвины, склоненная над грудью Кати, глубокие, нескончаемые поцелуи… Как многие мужчины, Хьюго представлял в эротических мечтах двух женщин, занимающихся любовью. Но не собственную жену.

Ко вторнику Хьюго перебрал все возможные варианты и принял решение. Он был прежде всего прагматик. В принятии всех важных решений в жизни, от выбора спортивного хобби, дисциплин, которые он изучал в Кембридже, профессии и до вступления в брак, он никогда не руководствовался эмоциями.

Это из-за эмоций, которые возникли после просмотра видеокассеты, где увидел жену в постели с другой женщиной, он не справился с управлением и попал в аварию. Он больше никогда не повторит эту ошибку, не допустит, чтобы чувства взяли над ним верх. Карьера Дейвины не стоит ломаного гроша. Он будет принимать взвешенные решения, в своих интересах и в интересах детей.

Развода не будет. Пока. Это заключение основывалось на необходимости исключить насмешки над детьми со стороны их сверстников и на стремлении сохранить свою собственную репутацию. В кругу Хьюго супружеские измены считались обычным делом. Но не те, когда жена предпочитала супругу другую женщину. Он мог представить, какие пойдут слухи — он будет посмешищем.

Хьюго не хотел, чтобы его детей заклеймили дочерьми лесбиянки. Хьюго не был аристократичным распутником. Его ценности были традиционными. Он читал о шалостях лесбиянок в книжках Виты Саквилль-Уэст и Виолетты Трефюзис и презирал влияние этих «декадентских писательниц», как он их называл. Хьюго мог воспитывать своих детей в окружении людей из высшего класса, придерживающихся подобных взглядов, но он пришел бы в ужас, если бы они усвоили их извращенные, как он считал, ценности.

Когда Дейвина первый раз посетила его в больнице, он хотел ее ударить, но сдержал свой гнев. Прежде чем вступать с ней в конфликт, ему надо выздороветь и выйти из больницы. Во время последующих посещений он отворачивался от Дейвины, не в силах спокойно смотреть на нее. Она думала, что причиной его сонливости и плохого настроения были болеутоляющие средства.

Когда Хьюго пришел в сознание, его первые мысли были о видеозаписи, которую частный детектив сделал на Роланд-Мьюс. Сохранилась ли она после аварии? Он спросил медсестру про синюю спортивную брезентовую сумку, которая была с ним в машине.

— Она в целости и сохранности. Полиция доставила ее в понедельник после обеда, — сказала она. — Отдать ее вашей жене, чтобы она отвезла ее домой?

— Нет, не надо, — ответил он быстро очень властным тоном. — Там есть нужные мне вещи. Просто положите ее в камеру хранения больницы. Это можно сделать? Отлично.

Он хотел оставить за собой воспитание детей, и если, когда он обвинит жену, в качестве доказательства у него будет видеокассета, то все будет идти согласно его плану. Хьюго не называл это шантажом, но готовился он именно к этому.