Она знала ответ, но все равно спросила:

— Леон, что ты хочешь найти?

Синий фарфор его лица дал трещину.

— Ох, мама, я пытаюсь найти себя. Ты назвала ту мраморную ню «Обещание». Помнишь, ты считала, что это было не только обещание обнаженной женской фигуры, верно? Это было и мое обещание тоже. Ведь так, мама?

Хелен с трудом могла говорить.

— Да, родной, да. Пожалуйста, выйди из воды. Мы можем поискать ее весной.

Леон снова скрылся под водой. Хелен представила, как его расцарапанные руки шарят по дну в бесполезных поисках, и вошла по грудь в ледяную воду. Его необходимо вытащить, прежде чем он потеряет сознание от переохлаждения.

Леон вынырнул и с ужасом взглянул на нее.

— Мама, немедленно уходи отсюда. Вода ледяная.

— Только вместе с тобой.

— Нет, я должен ее найти. Я хочу отдать ее Таре. Это о ней я мечтал, когда делал ее. Теперь она меня бросила…

Тут Хелен все поняла.

— А я, — он с трудом выговаривал слова помертвевшими от холода губами, — все еще ее люблю.

— Леон, мы оба тут погибнем. Пожалуйста! Выйди из воды!

Он снова нырнул, а когда показался на поверхности, его лицо уже стало пурпурным.

— Ты что-нибудь здесь узнаешь? — спросил он.

Хелен покачала головой. Ее трясло.

— Как ты не понимаешь, мама? Если сейчас я смогу предъявить ей свое представление о ней, пусть давнее, она обязательно должна полюбить меня, хоть немного.

Он все еще рыдал, когда она вывела его на берег.

Глава тридцать четвертая

Кэлли позволила себе с наслаждением раскинуться на роскошном сиденье и смотреть поверх головы шофера на деревья, выстроившиеся по сторонам шоссе — будто королевская дорога, ведущая во дворец. Последний раз она была за городом прошлым летом в Атлантик-сити, куда отец возил семью отдыхать. Воспоминание о нем пробудило в ней чувство вины и слегка подпортило эйфорию, но она тут же отбросила прочь печальные мысли. Ничто не испортит для нее этот день. Ничто.

Кэлли вставила диск в магнитофон и удивилась, услышав рэп. Она хихикнула. Ей всегда казалось, что богатые люди слушают классическую музыку или там оперную. Но мистер Готард вовсе не был надутым и важным, так что музыка вроде бы к месту. Он очень сочувственно ее выслушал, когда она рассказала ему о своих проблемах. Она до сих пор не могла понять, как у нее хватило смелости послать ему записку в ресторан своего отца с шофером Готардов. Все началось с того, что ее родители и Тара получили выгравированные на пластинке приглашения на открытие нового крыла музея Харрингтон. Ей тоже хотелось туда попасть: посмотреть на вечерние платья, на драгоценности, на людей! В прошлом месяце она прочитала об этом событии в «Вэнити Фэйр». Там была фотография миссис Готард в платье, которое она собиралась надеть: завихрения и пятна, сделанные по шелку вручную художницей Эйдрией Касс, одной из тех, чье искусство будет представлено в новом крыле. А ее билетом на эту вечеринку будет мистер Готард — единственный человек, кто может вызволить ее из окружения, которое она так ненавидела. Получив ее записку, мистер Готард вышел из ресторана и несколько минут посидел с ней в лимузине. Когда он узнал, что она хочет бросить школу и найти работу, чтобы содержать себя и уйти из дома, он немедленно согласился с ней встретиться. Сегодня! Сегодня он не пожалеет своего времени, чтобы придумать, как ей помочь. А когда он поможет ей, она сможет разбогатеть, как надеется разбогатеть Ники с помощью своего нового искусства. Ники воображает, что он такой умный. Вот он удивится, когда узнает, что она добилась такого же успеха, как и он. Его друг, Леон Скиллмен, помогает ему, а ее друг, Перри Готард, поможет ей.

Только вот немножко странно, что он предложил ей встретиться так далеко, на его конной ферме в Нью-Джерси. А вдруг он испытывает к ней романтические чувства и хочет спрятаться от жены? Но тут она вспомнила: он сказал, что днем участвует в соревнованиях по теннису в своем клубе и может встретиться с ней после игры. Это понятно: не станет же он отрываться от своих городских дел, чтобы заняться ее мелкими проблемами! Конечно, она могла прийти к нему в офис, но богатые люди поступают так, как им захочется.

Кэлли вспомнила о браслете, который отец сделал для нее на Рождество. Такой кустарный — она никогда не станет его носить. Разве он не мог ей что-нибудь купить? Она подумала о домашнем ужине в честь Дня благодарения, когда все говорили разом, двигали тарелки по столу, даже пили из стаканов друг друга, как крестьяне, смеялись и разговаривали с полными ртами. Кэлли учили, что нельзя делать ничего подобного, а тут она видела, как мать танцует с кастрюлей овощей и прикладывается к стакану с вином, взяв его у одного из родственников. При этом она громко смеялась, открыто демонстрируя свой стальной зуб. Кэлли потерла красное дерево лимузинного бара. Глупые праздники ее родственников! Весь их мир очень далек от того мира, в который она стремилась.

Кэлли принялась думать об ожидающем ее разговоре. Что она может предложить? Что она умеет делать? Она хорошо играет на пианино. Всем присутствующим на вечеринке в честь Дня благодарения понравилось ее исполнение, даже отцу Леона, а он, безусловно, был из той же породы, что и мистер Готард. Она плохо себе представляла, каким именно бизнесом занимается мистер Готард, но наверняка ему не нужны музыканты. Возможно, она сможет начать в качестве секретарши. Однажды вечером, когда она еще работала официанткой в отцовском ресторане, мистер Готард шепнул ей, что она вполне могла бы стать моделью. Она свободно говорит по-гречески. И говорит хорошо. Тут уж отец постарался. Хотя он сам не говорил на языке образованных греков, он проследил, чтобы она и Ники обучались у хороших педагогов. Может быть, она станет переводчицей. Да кем угодно! Только чтобы быть среди этих необыкновенных людей. Она уверена, что мистер Готард станет ее пропуском в этот тесный мир. Наверное, он относится к ней как к дочери. Возможно, у него есть дочь ее возраста.

— Мистер Готард!

Он вырос перед ней внезапно. Кэлли не заметила, как машина свернула с шоссе на проселочную дорогу и проехала мимо нескольких лошадей, пасущихся в поле. Теперь же он открыл ей дверцу машины. Должно быть, шофер позвонил ему и сообщил об их приезде. Она вспомнила, что незадолго до этого он пользовался телефоном в машине.

Кэлли сразу заметила, что мистер Готард только что из душа и одет в обычные брюки и свитер. Он сказал, что встретится с ней сразу же после игры, но никто не выглядит так после теннисного матча. Затем она вспомнила, что он говорил о соревновании. Наверное, он нашел возможность уделить ей время между играми. Ее сердце переполнилось благодарностью. Когда он вел ее к дому, ей казалось, что все происходит как в кино, до того все кругом было прекрасно.

Тут она сообразила, что он о чем-то говорит с ней. Вроде того, что в доме выключено отопление и можно посидеть только в одной комнате — там достаточно тепло. Кэлли чуть не захихикала. Кто бы мог подумать, что у богатых людей проблемы с отоплением? Она впорхнула в гостиную, и вид легких штор, золоченных ваз и антикварной мебели вытеснил все мысли из ее головы.

Когда он ввел ее в комнату, где должен был состояться разговор, Кэлли прежде всего обратила внимание на огромную кровать с подушками в изголовье. Из другой мебели имелись только столик и стул, а также что-то высокое в углу, типа шкафа. Она занервничала, сообразив, что сесть они могут только на кровать… Что, если холод в доме ни при чем, а это просто способ заманить ее в комнату с кроватью? Стараясь казаться уверенной, Кэлли осторожно села на край.

— Мистер Готард, — начала она.

— Называй меня Перри. — Он улыбнулся и уселся на кровать рядом с ней. Потом, опершись на локти, отклонился назад. И, заметив, как натянулись его брюки, Кэлли подумала, что он принял не слишком деловую позу. Будь это какой-нибудь парень из ее школы, она бы решила, что он специально старается привлечь ее внимание к этой части своего тела. Но богатые люди — они другие, тут же напомнила она себе. Он просто хочет, чтобы я расслабилась.

Она начала снова.

— Так вот, Перри, как я вам уже говорила, мой отец настолько старомоден, что мне кажется, я сойду с ума, если останусь в том доме еще на один день. Да еще целый год торчать в средней школе. Вот я и подумала: если мне удастся сейчас устроиться на работу, я сниму себе небольшую квартирку-студию и окончу школу заочно. А потом поступлю в колледж или… — она запнулась, — могу вообще не поступать в колледж, если будет хорошая работа. Мне хотелось бы стать манекенщицей, как вы говорили…

Перри засмеялся и начал крутить прядь ее волос.

— Говоришь, достают родители? Что бы ты сказала, если бы я поведал тебе, что лично я так редко видел своих родителей, что, когда моя мать попала в больницу с нервным расстройством и пролежала там три недели, я даже не заметил, дома она или нет? — Это было не совсем так, но сейчас правда значения не имела: нужно расслабить девочку разговором, который вызовет в ней симпатию к нему. У матери действительно было однажды летом нервное расстройство — в основном из-за своего гулящего мужа, но, в частности, и потому, что он подарил Перри на тринадцатилетие бритву и пачку презервативов.

Кэлли сочувственно улыбалась Перри, но все же немного нервничала. Когда он впервые коснулся ее волос, она испугалась, что он настроился романтически, но потом поняла: он просто хочет показать ей — у всех детей есть трудности. Даже у богатых детей. Кроме того, напомнила она себе, он касался ее волос и при своей жене. Нет, он всего лишь хочет показать ей свое расположение. Кэлли начала жаловаться на свою семью, и ей показалось, что прошло совсем мало времени, когда раздался стук в дверь и вошел дворецкий с бутылкой шампанского в ведерке и двумя бокалами на подносе. Дворецкий был одет только в рубашку и жилет.