— Наверное, за день ему приходится выпить галлоны этой бурды, — сказала она Димитриосу. — Ему бы быть верблюдом.

Они возвращались с базара, хорошо понимая, что везде переплатили. По дороге к ним пристал мальчишка, размахивающий связкой шампуров.

— По доллару каждый! — кричал он.

Димитриос, не глядя на него, остановил такси.

— Ладно! Особая цена. Десять долларов за дюжину. Подождите! — Мальчишка кинулся к окну такси. — Последняя цена! Пять долларов за все! Три доллара!

Машина тронулась.

— Ладно! Даром отдам.

Димитриос расхохотался. У Тары от смеха по щекам текли слезы.

— Слишком дорого! — пришли они к выводу.

Вот так они и развлекались.


Их гостиница, построенная сто лет назад для размещения пассажиров Восточного экспресса, до сих пор отражала великолепие и роскошь этого знаменитого поезда. Поднявшись в свой номер, Тара развернула молитвенный коврик и положила его поверх других восточных ковров, которых, по мусульманскому обычаю, полагалось великое множество. Стены и потолок были покрыты ими не менее плотно, чем пол. Цветы и виноградные лозы создавали тонкий орнамент на мозаичной плитке. Номер ее в миниатюре повторял убранство «Голубой мечети» — одной из мечетей, в которых они побывали.

Тара оставила коврик на полу — ей ужасно не хотелось сразу прятать его в чемодан — и принялась завертывать восемь керамических тарелок, чтобы уложить их в тот багаж, который она собиралась взять с собой в салон самолета. Каждая тарелка напоминала ей о том пристальном внимании к деталям, с которым она столкнулась в этой удивительной культуре. Как только Димитриос догадался, что эта экзотическая страна поможет ей забыть о всем, что ее волновало? Стоило им с Димитриосом оказаться одним в этом городе, как она сразу вспомнила тот наказ, который дала себе в самолете три дня назад: отложи работу, отложи мысли о Леоне, забудь про Нью-Йорк. Развлекайся и отдохни.

С момента их приезда Димитриос распланировал их жизнь с той же тщательностью, с какой он относился к работе, и она легко подчинилась его дирижерской палочке. Стамбул захватывал воображение. Димитриос с увлечением придумывал для нее все новые развлечения и, как она заметила, ни разу не заговорил о работе.

Вчера, несмотря на холодную погоду, Димитриос завернул ее в кучу одеял, взятых в гостинице, снял катер и повез смотреть Босфор. Позднее они молча быстро прошли через Стамбульский археологический музей, поскольку были слишком хорошо воспитаны, чтобы вслух говорить о том, что самые ценные экспонаты родом из древних греческих поселений Малой Азии. Они танцевали под турецкую музыку и пили турецкую водку с экзотическими приправами. Димитриос подарил ей браслет из золота и серебра — точную копию браслета, которым она восхищалась во дворце Топкари. Сначала она отказывалась от подарка — со дня рождения прошло совсем мало времени, но он настаивал, заявив, что она отказывает ему в удовольствии время от времени видеть его на ней.

Тара надела браслет на запястье и повертелась перед зеркалом. Золото браслета прекрасно сочеталось с рыжим бархатом ее платья, а серебро — с блеском ее глаз. Она улыбнулась своему отражению. Вот теперь она была готова вернуться в «настоящий мир».

И готова отправиться ужинать. Димитриос предложил тихонько поужинать в гостиной, примыкающей к их двум спальням. Вид из окон гостиной на Босфор давал сто очков вперед любому роскошному ресторану. Она открыла дверь в гостиную.

Димитриос в коротком черном пиджаке и серых брюках, задумавшись, стоял у окна. Маленький столик в нише сверкал хрусталем. Таре показалось, что она перенеслась на сто лет назад, в поезд, спешащий в неизвестное. Гостиная была стилизована под королевскую столовую поезда. Спальня Димитриоса была репродукцией комнаты в Версале, откуда отправлялся поезд. Тара подошла к окну и взяла Димитриоса под руку. Внизу сновали огни невидимых лодок. Казалось, их столовая легко скользит вперед, тогда как огни внизу стоят на месте, отмечая для них путь. Она улыбнулась ему.

— Спасибо тебе, Димитриос.

Он прижал губы к ее ладони. Лицо его было серьезным.

— Я хочу, чтобы ты называла меня Димитрием, Тара. — Он подошел к бару и открыл бутылку вина. Музыка, исполняемая оркестром, под которую они накануне танцевали, передавалась в их столовую через динамики. На мгновение Таре показалось, что она слышит перестук колес. Димитрий. Два официанта в белых куртках бесшумно накрыли стол к ужину и так же бесшумно удалились. Разговоры были не нужны. Достаточно самой обстановки. Вида из окна и музыки было достаточно. Димитрий. Привыкнет ли она называть его так?

— Итак, — Димитриос поднял бокал, — ты готова вернуться к своим героям?

— Да, — Тара чокнулась с ним, — но я никогда не забуду этой прелюдии. Все было, как… — Она взглянула в окно и смутилась. Едва не сказала: как во время медового месяца. — Выходные получились просто замечательными.

— А если бы твой герой появился здесь собственной персоной, Тара? Если бы ты, допустим, встретилась с ним на вечеринке?

Она весело рассмеялась.

— Ну, думаю, он был бы похож на тебя. Я всегда мечтала встретить кого-нибудь, такого же…

Он опустил голову, слишком уязвленный, чтобы говорить, но Тара успела заметить радость и страдание в его глазах. Она тупо смотрела на его поникшую голову и с тревогой размышляла. Поезд остановился. Они прибыли в пункт назначения, к границе нового и неизведанного. В комнате было абсолютно тихо. Она машинально поднесла руку к губам — на ней еще сохранилось ощущение его поцелуя.

Димитриос взглянул на нее. Глаза его снова стали ясными.

— Прости меня.

Она думала, что он улыбается, но на его лице была не просто улыбка — она разглядела на нем смесь боли и счастья. Тара заглянула в его темные глаза и увидела в них одновременно и слишком много, и слишком мало.

— Прости меня… — Голос его был спокойным, решительным. — Я все подводил тебя к моменту, когда смогу произнести заготовленную речь. Я не ожидал, что ты разделаешься с ее первой половиной одной своей фразой. — Димитриос продолжал упорно смотреть на нее. — Теперь я внесу поправки в свою речь и задам тебе прямой вопрос: почему не я, Тара? Если забыть о том, что внешне я не могу равняться с твоим идеалом, почему не я вместо кого-то, на меня похожего? Тара, я пытался сказать тебе это самыми разными путями и в самое разное время, но ты меня не слышала. Ты выслушаешь меня теперь?

Тара сидела совершенно неподвижно. Слушала.

— Я говорю тебе все это именно сегодня, потому что хочу, чтобы ты хорошенько подумала, когда будешь далеко от меня. Я хочу, чтобы ты знала, я тебя люблю.

Тара не могла отвести взгляда от его рук на столе. И виделось ей другое: вот она держит его руку, ныряя в глубину моря. Видит его глаза — карие — сквозь стекло маски. Его рука крепко держит ее за талию, когда они вместе висят на якорном тросе. И еще она слышала: звук удара по теннисному мячу, когда они играют на его корте в Союнионе в выходные, их смех, который сопровождает всякую попытку состряпать ужин для друзей и коллег.

— Тот факт, что я люблю тебя, не самое главное из того, что я собираюсь тебе сказать. Мне казалось, я любил тебя все то время, сколько знаю, но это не совсем так. Когда ты была моложе, я восхищался блистательной ученицей. Позднее я гордился выдающейся протеже, но только в последние годы, когда ты превратилась в настоящую женщину, я воспылал к тебе романтической любовью. Вот почему твои предыдущие романы не причиняли мне боли и почему я не могу вынести твоего романа с Леоном Скиллменом. Я знаю, ты думаешь, что любишь его. Я же видел тебя в День благодарения.

Тара собралась было перебить его, но он мягко поднял руку, останавливая ее.

— Но я видел также, какой ты была со мной на следующий день. Именно это дало мне мужество затеять эту игру с уик-эндом. Я не хотел делать это признание в Греции — встречи на Крите были обязательными, рабочими. Но сюда, в Стамбул, я привез тебя, потому что надеялся: ты сможешь посмотреть на нас новыми глазами.

Нас? Тара продолжала вспоминать: во время каждой вечеринки она всегда играла роль хозяйки в его доме. Была рядом с ним на международной встрече археологов в Риме. Они вместе пили шампанское в Центральном парке — танцоры плыли над сценой под открытым небом; на ней было платье, которое он специально заказал для нее, — легкое, как ночная рубашка.

— И только когда я вернулся из Нью-Йорка, я сам все до конца понял. Все это для меня необычно, и я не знаю никакого другого пути поведать тебе обо всем, кроме как все рассказать. Помнишь тот день, когда мы уходили из студии Дорины Свинг, — я еще купил два ее рисунка? Ты прошла вперед, а меня она задержала. Это очень прямая и необычная женщина. Она тогда сказала: «Если у вас с Тарой ничего не выйдет, вы не согласились бы подумать об альтернативе?» Я был шокирован. Ее открытость и прямота потрясли меня. Я сказал ей: ни одна женщина никогда не будет для меня «альтернативой».

Тара продолжала вспоминать: браслет Посейдона — его подарок ей на день рождения; серьги — весы, чтобы взвешивать души мужчин и ее собственную душу; кольцо из раковины — символ их общих подводных тайн; турецкий браслет, который был на ней сегодня, — его дар в эти выходные. Десятки разных мелочей, тысячи долларов. От работодателя? От друга? Все казалось ей таким естественным.

— Вот тогда я и понял: нельзя надеяться, что ты каким-то образом почувствуешь то, что чувствую я. Это не слишком сложно: просто я хочу, чтобы ты поняла, полностью поняла, чего я хочу и что мне нужно. И мне думается, я знаю, чего хочешь ты и что нужно тебе. Я люблю тебя. С этим ты ничего не можешь поделать. Но моя любовь к тебе не самое главное. Мне нужно, чтобы ты меня любила. Дома, рассматривая рисунки обнаженных женщины и мужчины Дорины, я разглядел больше, чем увидел в студии. Дорина хотела, чтобы ее обнаженные стояли отдельно, чтобы выразить человеческую сущность, а я увидел их вместе. И разглядел их сексуальную сущность, Я увидел, что женщина несет в себе первичное сексуальное желание — любить. Мужчина же в точности до наоборот: он хочет, чтобы его любили. Ты понимаешь, я никоим образом не хочу сказать, что та женщина в какой-то степени ниже мужчины, подчинена ему. Мы равны. Но мы разные. И, соответственно, различны и наши романтические потребности. Именно изучение этих рисунков объяснило мне, почему ты всегда так восхищалась героями. Тебе нужен кто-то, кого бы ты могла обожать…