– Король и коннетабль? – удивилась Катрин. – Но они же в ссоре.

– Именно. Наш король избрал кафедральный собор, чтобы примириться с ним. Они вместе проведут там пасхальную ночь.

– А разве паломники, которые отправляются в Компостель, не собираются здесь?

– Собираются, мадам. Гостиница набита ими. Вам нужно спешить, если вы хотите присоединиться к ним.

И мальчик указал Катрин дорогу к гостинице. Это просто: достаточно пройти по длинной улице, которая от башни Панессак, где они находились, поднималась к церкви и заканчивалась лестницей. Лестница же вела прямо к крытой паперти. Прежде чем расстаться со своими собеседниками, мальчишка добавил:

– Паломники снабжаются всем необходимым у мэтра Круаза, рядом с гостиницей «Отель Дье». У него можно раздобыть самую прочную одежду для дальних странствий и…

– Спасибо тебе, – прервала его Катрин, видя заинтересованный взгляд обычно ко всему равнодушного монаха. – Мы поищем ночлега.

– Да поможет вам в этом бог! Но у вас мало шансов. Дворец самого епископа Гийома де Шалансона лопается от гостей. Там остановилась королевская свита.

Мальчик побежал дальше. Катрин задумалась. Времени оставалось мало. Завтра после торжественной мессы паломники уходили, и она хотела отправиться вместе с ними.

Катрин спрыгнула с мула, повернулась к брату Осебу, покорно ожидавшему ее решений.

– Возьмите животных, брат мой, и добирайтесь до «Отель Дье» без меня. Узнайте, нельзя ли там остановиться на ночлег. Вот деньги, чтобы уплатить аванс. А я хочу немедленно пройти в церковь и вручить Пресвятой Деве нашей то, что принесла я с собой, и мне не подобает ехать к церкви на муле. Езжайте без меня. Я вас разыщу позднее.

Монах-портье из Монсальви ответил кивком головы, чтобы показать, что он все понял, взял повод в руку и спокойно продолжал свой путь.

Катрин медленно поднималась по нарядной улице с разнообразными вывесками: торговцы церковной утварью соседствовали с трактирщиками, владельцами закусочных, различными лавками, мастерскими, сидевшими перед дверями на каменных крылечках женщинами, склонившимися над подушками, покрытыми булавками, чьи руки ловко перебрасывали коклюшки… На минуту она остановилась перед одной из этих кружевниц, молодой и красивой, которая, не прекращая работы, улыбнулась ей. Катрин была женщиной, и эти нежные чудеса, выходившие из-под искусных рук феи, не могли ее не привлекать.

Но процессия, спускавшаяся от церкви с громким пением псалмов, напомнила Катрин о ее обязанностях, и она пошла дальше. По мере того как она поднималась вверх, все окружавшее ее теряло для нее интерес…

На огромной лестнице, терявшейся в потемках высоких римских арок, шеренги коленопреклоненных людей стояли на истертых временем ступенях.

Катрин окружил пчелиный гул молитв, но она не замечала его. Подняв голову, она смотрела на высокий многоцветный фасад, где необычные арабские надписи напоминали о дальних странах и загадочных мастерах из далекого прошлого. Пока она еще не хотела вставать на колени. Она приближалась к алтарю в полный рост, словно шла к могиле апостола. Тень поглотила ее.

Нищие, настоящие и мнимые калеки тянулись к ней, выпрашивая монотонными голосами подаяние. Другие люди окружили старинный камень Фневр, куда по пятницам укладывались больные, страждущие исцеления. Но и на них Катрин не обратила никакого внимания. Ее взгляд был устремлен на ступень, расположенную на высоте больших позолоченных дверей святилища. Надпись на латинском языке гласила: «Если ты не боишься греха, остерегайся притрагиваться к этому порогу, потому что Царица небесная имеет дело только с незапятнанными…»

Безгрешной ли приближалась она, которая ценой обмана хотела получить свободу? Она замерла на минуту, глядя на надпись: внезапный страх сдавил сердце. Но ее устремления были сильнее, и она пошла дальше, прошла через двери и продолжила свое восшествие в церковных потемках. Лестница превратилась в туннель, в конце которого до самой середины святилища стояли зажженные свечи. Там, вверху, все светилось, словно яркая заря на фоне ночного неба. Монотонное и зловещее пение заполнило этот каменный ковчег…

Когда наконец Катрин преодолела темноту, ей показалось, что она покинула земной мир, настолько необычной была обстановка. На каменном алтаре, сооруженном между двух колонн из порфира, в окружении множества свечей и красных лампадок стояла Черная Девственница и смотрела на нее своими эмалевыми глазами…

На хорах никого не было, но изображения византийских святых на стенах казались воскресшими в дрожащем пламени свечей. Мистический страх охватил Катрин, этот старый страх неба и ада, живущий в сердцах мужчин и женщин с самого железного века. Медленно она опустилась на колени, ошеломленная необычной статуей.

Небольшая, прямо стоящая в золотом конусе своего платья, расшитого драгоценными камнями, Черная Девственница имела вид страшного варварского идола.

Говорили, что крестоносцы некогда принесли ее из Святых земель и что она стара, как мир… Ее черное, тяжелое застывшее лицо блестело под золотой короной. На плече сидела голубка. Не спеша Катрин сняла с шеи своей мешочек, вытащила из него бриллиант и в ладонях протянула его святой.

Бриллиант заиграл кровавыми бликами. Никогда еще он не блестел так зловеще, как в этом святилище Бога. Словно черное солнце смерти заиграло лучами в руках Катрин.

– Всемогущая Дева, возьми этот камень горя и крови, возьми его к себе, чтобы демон, живущий в нем, никогда больше не покидал его, чтобы несчастья наконец отступили от нас… чтобы в Монсальви пришла радость, чтобы я нашла своего супруга.

Она положила камень к ногам статуи, затем упала на колени, избавившись от своего страха и совершенно изумленная новыми ощущениями.

– Верни мне его, – умоляла она с болью в голосе. – Верни мне его, Благочестивая Девственница… Даже если еще долго придется страдать и мучиться… Сделай так, чтобы в конце пути я нашла бы его! Позволь мне увидеться с ним хоть один раз, чтобы я могла сказать ему, что я люблю его, что никогда не переставала принадлежать только ему и никому другому… никогда никто не сможет занять его место. Сжалься… сжалься же! Позволь мне найти его, а потом поступишь со мной как хочешь.

Она опустила лицо в ладони, ставшие моментально мокрыми, и так продолжала молиться за своего ребенка, Сару, плача и подсознательно ожидая ответа на свою горячую мольбу.

И внезапно она услышала:

– Женщина, доверьтесь! Если ваша вера так велика, вас услышат.

Она подняла голову и увидела доброе лицо монаха в белой длинной сутане, стоявшего перед ней, наклонив седую голову. Мир исходил от этой белой фигуры, которую покорная Катрин встретила на коленях, сложив руки, как перед святым явлением.

Монах протянул бледную руку к камню, сверкавшему у золотого платья Девы, но не дотронулся до него.

– Откуда у вас это сказочное украшение?

– Оно принадлежит моему усопшему мужу, главному казначею Бургундии.

– Вы вдова?

– Нет, но человек, за которого я вышла замуж, пораженный проказой, отправился на могилу святого Иакова просить об исцелении, и я тоже хочу пойти туда, чтобы найти его.

– Вы уже включены в группу паломников? Вам нужно согласие на исповедание, чтобы быть принятой шефами группы пеших паломников. Они отправляются завтра.

– Я знаю… Но я только что прибыла. Как вы думаете, отец мой, не опоздала ли я?

Добрая улыбка осенила лицо седого монаха.

– Вы очень желаете отправиться с ними?

– Больше всего на свете.

– Тогда пойдемте, я вам дам записку к настоятелю монастыря.

– А есть ли у вас возможность включить меня в группу так поздно?

– К Богу можно идти в любой час. Пойдемте со мной, дочь моя. Я – Гийом де Шалансон, епископ этого города.

Обнадеженная Катрин с радостью в сердце последовала за белой фигурой прелата.

Покидая церковь, Катрин летела как на крыльях. У нее сложилось впечатление, что теперь все уладится, что ее надежды осуществятся и не будет ничего невозможного. Нужно только не терять мужества, а у нее мужества хватало.

У входа в «Отель Дье» Катрин встретила брата Осеба, поджидавшего ее, сидя на камне и перебирая четки. Увидев Катрин, он посмотрел на нее с несчастным видом.

– Госпожа Катрин, в спальнях нет мест. Паломники спят во дворе, но я не мог найти даже соломенного матраца. Я-то всегда могу найти пристанище в монастыре. А как быть с вами?

– Со мной? Это неважно. Я посплю во дворе. Кстати, брат Осеб, пришло время сказать вам правду. Я не возвращаюсь в Монсальви. Завтра вместе с другими паломниками я ухожу в Компостель… Теперь мне ничто не мешает так поступать. Но я хочу попросить у вас прощения за беспокойство, которое я вам причинила. Сеньор аббат…

Широкая улыбка появилась на круглом лице монаха. Из своей сутаны он вытащил свернутый пергамент и протянул его Катрин.

– Наш многоуважаемый отец аббат, – изрек он, – поручил мне передать вам это, госпожа Катрин. Но я не должен был вручать вам этот пергамент до того времени, пока вы не исполнили своей воли. Теперь все в порядке? Не так ли?

– Да, это так.

– Вот, возьмите.

Дрожащей рукой Катрин взяла свиток, взломала печать и развернула его. Там было всего несколько слов, но, прочитав их, она пришла в восторг: «Идите с миром, и да хранит вас Господь. Я позабочусь о ребенке и Монсальви».

Она бросила счастливый взгляд на брата-портье. В порыве радости поцеловала подпись на письме и положила его в свой кошель, а затем протянула руку своему спутнику.

– Здесь мы и расстанемся. Возвращайтесь в Монсальви, брат Осеб, и передайте аббату, что мне стыдно за недоверие к нему, и мою благодарность. Верните ему мулов, мне они больше не нужны. Я пойду пешком, как и все остальные.

* * *

Паломников было около полусотни, мужчин и женщин, собравшихся из Оверни, Франш-Конте и даже из Германии. Они группировались по районам, интересам, но некоторые предпочитали одиночество и сами себе составляли компанию.