«Если ему сказали, что я вышла в сад, — подумала девушка, — то он догадался, что я нахожусь в беседке».

Шаги приблизились, ветки жасмина, закрывающие вход в беседку, раздвинулись. Увидев, что перед ней не Марк Стэнтон, которого она ожидала, а герцог ди Белина, Корделия замерла и сжалась от страха.

Он направился к ней с лучезарной улыбкой, а она не могла пошевелиться и только смотрела на него широко открытыми, испуганными глазами.

Герцог ди Белина в силу своего положения был чрезвычайно самоуверенный мужчина. Едва достигнув совершеннолетия, он считался самым знатным и привлекательным холостяком в неаполитанском обществе. К тридцати годам герцог испытал все наслаждения от удовольствий и развлечений, которыми так была богата столица королевства, и был уверен, что любая женщина, будь она знатной или простушкой, с готовностью предложит ему свою любовь, если только он соизволит обратить на нее свое благосклонное внимание.

В его жизни еще не было случая, когда женщина относилась к нему холодно или отвергала его, пока он не встретил Корделию.

Ее нежная, чистая красота пленила его с первого взгляда.

Он пресытился сладострастными чарами, которыми одаривали его в Неаполе, в других городах по всей Италии, куда бы ни заносила его судьба.

В отличие от темных, горящих глаз, от смуглой кожи и ярких, жадных до поцелуев губ, тонкие, классические черты лица Корделии, ее белая кожа, золотистые волосы и гордые, сдержанные манеры восхитили его, как никогда раньше.

Герцог ди Белина твердо решил, что эта очаровательная девушка непременно должна принадлежать ему, но при ее положении в обществе он мог добиться ее, только предложив ей законный брак, что он и сделал с видом короля, оказывающего благодеяние своей милостью.

Когда же Корделия Стэнтон отказала ему, его удивление было настолько велико, что со стороны могло показаться смешным.

Свою уязвленную гордость неаполитанский герцог утешил простым объяснением: Корделия — англичанка, натура холодная и рассудительная, а потому расчетлива и не спешит с ответом, разыгрывая при этом из себя недотрогу.

Представить, что он может быть неприятен особе женского пола и даже пугать ее, ему и в голову не приходило.

Герцог был совершенно уверен в своей мужской привлекательности, а длинный шлейф любовных побед, тянущийся за ним, давал ему неоспоримое право считать, что не было на свете женщины, равнодушной к нему.

Когда Корделия отвергла его предложение, он обратился к леди Гамильтон, чтобы заручиться ее поддержкой и помощью.

Как герцог и ожидал, леди Эмма с готовностью согласилась помочь ему. Она и вправду считала превосходной идеей пополнить высшее общество Неаполя еще одной знатной англичанкой.

Но как бы искусно леди Гамильтон ни доказывала выгоды брака с влиятельным герцогом ди Белина, на Корделию это не производило ни малейшего впечатления.

К своему удивлению, герцог обнаружил, что молодая англичанка ничуть не была польщена его вниманием и умышленно избегала его общества, ускользала от его ухаживаний, чем все больше и больше расстраивала его и лишала надежды.

Поначалу очарованный и увлеченный красотой Корделии, он в последнее время был доведен до безумия ее равнодушием и пренебрежением.

В нем пробудился древний охотничий инстинкт, и с настойчивостью, которую ранее он никогда не проявлял, герцог решил пойти на любые меры — заставить ее выйти за него замуж.

«Никто, — сказал он себе, — даже этот ничтожный капитан Стэнтон, который так и крутится возле нее, не помешает мне сделать Корделию своей женой!»

Занятый только своими чувствами и не желавший понимать чувства других, герцог ди Белина никак не мог смириться с ударом по самолюбию, нанесенным неожиданным известием, полученным предыдущим вечером в королевском дворце, что скорый отъезд Корделии Стэнтон на Мальту предрешен.

Там же, на приеме во дворце, где Корделия присутствовала, сопровождая сэра Уильяма и леди Гамильтон, он пытался поговорить с ней, но девушка проявила неожиданное для нее хитроумие и покинула дворец, не дав герцогу возможности остаться с ней наедине ни на одну минуту.

На следующее утро он встал непривычно рано и решил отправиться в палаццо Сесса до того часа, когда там обычно начинали принимать визитеров.

Герцог предусмотрел, что в это время леди Гамильтон была еще в постели, а брату Корделии или ее кузену Марку Стэнтону не придет в голову разыгрывать роль сторожевых псов при девушке ранним утром.

Его предусмотрительность оправдалась, когда слуги в палаццо британского посла сказали, что Корделия вышла в сад.

— Не надо, я сделаю это сам! — ответил он резко на предложение дворецкого доложить о его приходе.

Когда же тот попытался протестовать, герцог грубо отчитал его по-итальянски, после чего лакей лишь уважительно поклонился и пропустил его.

Герцог превосходно ориентировался в саду, окружавшем резиденцию британского посла.

Каждый, даже самый укромный, уголок сада был ему знаком, потому что во время многочисленных балов и приемов, которые давал британский посол, он водил туда хорошеньких женщин, чтобы без помех насладиться их прелестями.

Шагая по дорожкам, герцог с самодовольной ухмылкой подумал, что в саду, пожалуй, не было ни одного местечка, где бы он ни целовал жаждущих его поцелуев губ или не обнимал трепещущих от страсти женских тел.

Раздвинув ветви жасмина и увидев Корделию, сидевшую в беседке, он, глядя на копну золотистых, блестевших на солнце волос, подумал, что еще никогда англичанка не казалась ему столь красивой и желанной.

Герцог подошел к ней немного развязной походкой человека, хорошо сознающего красоту и привлекательность своей наружности и манер.

— Я так и знал, что найду вас здесь, — сказал он голосом, в котором неизменно звучала томность, когда герцог общался с женщиной.

— Я… должна вернуться в дом.

Корделия хотела было подняться со скамейки, но герцог остановил ее, положив руку на плечо, и присел рядом.

— Не надо убегать от меня. Я хочу поговорить с вами, Корделия.

Услышав, что он обратился к ней по имени, она возмутилась дерзости герцога, но еще неприятнее было чувство отвращения от прикосновения его руки.

Ее сердце бешено билось, во рту пересохло.

Корделия не могла понять, почему этот человек так пугал ее, но ясно сознавала, что хотела бы избавиться от его общества как можно скорее.

Однако выйти из беседки, минуя его, было невозможно, а он наверняка преградил бы ей путь.

— Нам не о чем… говорить, — заставила она себя промолвить с большим усилием.

— Напротив, нам надо многое обсудить, — возразил герцог. — Это правда, что завтра вы отплываете?

— Да, мы направляемся на Мальту.

— Вот этого-то я и не могу допустить. Вы не должны покидать меня, — с жаром произнес он.

— Я все-таки уезжаю с братом и… моим кузеном — капитаном Марком Стэнтоном.

Корделия хотела произнести эти слова твердо и решительно, но голос ее предательски дрожал, и все потому, что герцог продолжал сжимать рукой ее плечо.

Она попыталась высвободиться, но оказалось, что совершила ошибку, так как его пальцы еще крепче сжались.

— Я люблю вас, Корделия! — сказал герцог, не сводя с нее пылкого взгляда. — Вы не можете уехать, зная, что я хочу жениться на вас!

— Я уже говорила вашей светлости, что глубоко… тронута вашим предложением, но не могу… выйти за вас замуж.

— Почему?

— Я не люблю вас!

Он коротко рассмеялся, но в его смехе прозвучала угроза.

— Меня это не смущает, Корделия. Я научу вас любить меня, Carissima. Я научу вас всему, что касается любви. Вы научитесь желать меня с той же страстью, какая сжигает меня.

Корделия почувствовала, что, говоря это, герцог придвинулся к ней еще ближе, а в его словах был такой огонь, который, казалось, опалял.

— Нет! Нет! Я никогда не смогу… любить вас! Никогда!

— Почему вы так в этом уверены? — спросил он, не собираясь отступать, — Вы такая красивая, такая желанная! Я с ума схожу от вас! Не могу спать, всю ночь думаю о вас, желаю вас. Бог свидетель, никогда я не желал так ни одной женщины!

В его словах прозвучала животная страсть, что заставило девушку испуганно вскочить со скамьи.

— Пустите меня! — воскликнула она. — Я же сказала, что никогда… не смогу стать вашей женой!

— А я твердо уверен, что будете!

Герцог тоже встал и повернулся к Корделии лицом, преграждая ей путь.

Усилием воли девушка постаралась подавить охватившую ее панику и, гордо вскинув подбородок, бесстрашно посмотрела на него, хотя губы ее дрожали.

— Позвольте мне уйти! Мне нечего больше вам сказать… кроме того, что я никогда не выйду за вас замуж… И что завтра мы отплываем!

Порыв бесстрашия покинул ее, и она закончила говорить почти шепотом. По опасному блеску в его глазах Корделия поняла, что ее сопротивление еще сильнее разожгло страсть герцога и он потерял контроль над собой.

Он протянул руки, собираясь обнять ее, но девушка отступила на шаг, огляделась по сторонам, словно надеясь на чью-то помощь, но, увидев, что рассчитывать приходится только на себя, громко закричала…


Марк Стэнтон тоже прощался перед отплытием на Мальту…

Он посетил Гамильтонов, чтобы объявить о времени отплытия корабля, когда ему подали записку от Джианетты с просьбой отобедать с ней.

«Мне надо сообщить вам что-то очень важное», — приписала княгиня внизу под своей размашистой подписью.

Постскриптум его заинтересовал, но не только из чистого любопытства Марк решил навестить княгиню. Их давние отношения многое значили для обоих, и для него было немыслимо покинуть Неаполь, не повидавшись с ней.

В палаццо Сесса он убедился, что за Корделией хорошо присматривали после того злополучного вечера, когда герцог ди Белина напугал ее своими домогательствами.

Было решено, что в последний день пребывания в Неаполе Корделия вместе с Гамильтонами посетит театр, где будут присутствовать король с королевой, а затем они отправятся в королевский дворец на вечерний прием.