Грейвс Трейси Гарвис - На острове

— Мама знает о нас.

— О господи! И что она сказала?

— Спросила, сколько мне было лет, когда все началось. Вот так-то.

— Она может потом вернуться к этому разговору.

— Возможно. Послушай, а там, в аэропорту, был Джон?

— Да.

— И что ты ему сказала?

— Ничего. Он меня оборвал. Думает, что я ему позвоню.

— А ты собираешься?

— В свое время. Сейчас у меня просто нет моральных сил. Еще несколько дней назад мы гуляли по пляжу. А сейчас уже дома. Никак не укладывается в голове. Ощущение нереальности происходящего.

— Понимаю.

— Ты устал? — спросила она.

— Это еще слабо сказано. Валюсь с ног. Тогда ложись спать.

— Я люблю тебя, Анна.

— Я тоже тебя люблю.

Когда Сара открыла дверь моей спальни, в одной руке у нее была кружка кофе, а в другой — газета.

— Ну что, уже проснулась?

Я села на кровати, сонно поморгав глазами. Сквозь тонкие занавески в комнату просачивался дневной свет.

— Который час?

— Почти десять. — Сара протянула мне кружку и положила на прикроватный столик газету. — Репортеры не понимают слова «нет». Пришлось отключить звонок телефона.

Я взяла со столика мобильник и откинула крышку.

— На твой сотовый они тоже звонили. Как только смогу, обзаведусь своим.

— Нет никакой спешки, — отмахнулась от меня Сара. — Можно послать Дэвида купить тебе телефон.

Поставив кофе на прикроватный столик, я взялась за газету. Всю первую полосу занимали наши с Ти Джеем фотографии. Те, что я уже видела по Си-эн-эн, и еще несколько из аэропорта. На самой большой было запечатлено, как Ти Джей целует меня в лоб, на фотографиях поменьше — как мы бежим рука об руку вниз по трапу самолета, как обнимаемся, как он, посадив меня к себе на колени, утирает мне слезы. Если у кого и были определенные догадки насчет наших отношений, то один взгляд на эти фотографии позволял получить ответ на все самые острые вопросы.

— Скажи, что я не готова разговаривать, если кто-то из репортеров все же прорвется. Хорошо?

Я отдала Саре газету, взяв со столика кружку. На меня нахлынули воспоминания о маме с папой, и я разревелась. Сара забралась ко мне в кровать и, сунув мне упаковку «Клинекса», прижала к себе.

— Все нормально, Анна. Я тоже много плакала после смерти каждого из них. Должно пройти время, чтобы боль хоть чуть-чуть притупилась.

— Конечно, — кивнула я.

— Есть хочешь? Дэвид пошел купить чего-нибудь на завтрак.

Из-за всех этих треволнений у меня пропал аппетит, но в животе было пусто, и я ответила:

— Немножко.

— Какие у тебя планы на сегодня?

— Надо записаться на прием к лечащему врачу, стоматологу, парикмахеру.

Сара вышла из комнаты и вернулась с телефонной книгой в руках.

— Ты только скажи, кому позвонить, и я все сделаю.

Ко мне в комнату вихрем ворвался Бен, в руках у него была газета.

— Только один вопрос, — произнес он, подняв указательный палец вверх. — Сколько лет тебе было, когда ты первый раз с ней перепихнулся? Так как, судя по этим снимкам, ты ее точно трахнул.

Если бы Бен не опустил взгляд на фото, где я целую Анну, то успел бы заметить мой кулак до того, как тот вошел в непосредственный контакт с его левым глазом.

— Господи Исусе! Ты что?! — Вопрос он задал, когда уже лежал на полу, держась за ушибленный глаз.

— И это первое, что ты можешь мне сказать после трехлетней разлуки?!

Он с трудом сел; глаз начал потихоньку заплывать.

— Ты что, Каллахан, совсем обалдел! Больно же!

Я вылез из кровати, протянул ему руку и помог подняться с пола.

— Не смей больше никогда о ней так говорить.

— Ти Джей? — На пороге стояла мама. Она явно заметила, что Бен держится за глаз. — Все в порядке?

— Просто прекрасно, мама.

— Угу, мы спокойны как никогда, Джейн, — кивнул Бен.

Мама внимательно посмотрела на нас, но докапываться не стала.

— Ти Джей, что ты будешь есть? — спросила она.

— Мне все равно, мама.

Когда мама ушла, Бен сказал:

— Ты что, типа, влюбился в нее или как?

— Да.

— А она тебя любит?

— Говорит, что любит.

— А мама в курсе?

— Ага.

— С катушек не слетела?

— Пока нет.

— Ну, рад, что ты вернулся, чувак. Мне реально было нелегко, когда сказали, что ты умер, — неуклюже обнял меня Бен и неожиданно потупился. — Я произнес речь на твоих похоронах.

— Да неужели?

Он только молча кивнул.

Когда у нас в девятом классе начались уроки риторики, Бен страшно зажимался и не мог выступать перед всем классом. И мне реально было не представить, как он обращается к толпе скорбящих. Может, зря я его ударил.

— Круто. Для тебя это поступок, Бен.

— Да, наверное. Твоей маме было приятно. Ну ладно, не будем о грустном. Скажи, а ты стричься-то собираешься? Уж больно ты смахиваешь на чертову девчонку.

— Да, собираюсь.

Мама приготовила мне чизбургер и жареную картошку, и, пока я ел, запивая все кока-колой, Бен сидел рядом. Родители то и дело тискали меня, а мама еще и целовала. Бен, похоже, собрался было съехидничать по этому поводу, но сдержался. Со льдом, приложенным к подбитому глазу, особо не поговоришь. Грейс с Алексис тоже немножко посидели со мной за столом, рассказали о школе, о своих друзьях.

— Мы сможем попасть на прием к доктору Сандерсону только завтра. Я очень надеялась, что нас как-нибудь всунут вне очереди, но у доктора все расписано буквально по минутам.

— Все нормально, мама. Я так долго ждал, что один день ничего не изменит.

— Еще чего-нибудь съешь? — улыбнулась она, вытерев полотенцем руки.

— Нет. Я уже вполне сыт. Спасибо.

— А еще хочу записать тебя к стоматологу и парикмахеру, — сообщила мне мама и, отойдя от плиты, пошла звонить.

— Ну что, ты уже работаешь или как? — спросил я Бена. — Рабочий день в самом разгаре.

— Учусь в колледже. Сейчас зимние каникулы.

— Значит, ты поступил в колледж? И куда?

— В Университет штата Айова. Учусь на втором курсе. А как насчет тебя? Что собираешься делать?

— Я обещал Анне получить диплом о среднем образовании. Что будет потом — без понятия.

— Ты собираешься с ней и дальше встречаться?

— Да. Я уже жутко по ней скучаю. Ведь я целых три с половиной года просыпался рядом с ней.

— Старик, если я задам тебе еще один вопрос, обещаешь, что не будешь меня бить?

— Смотря какой.

— А каково это быть с такой, как она? И правду ли болтают насчет цыпочек постарше?

— Она не настолько старше меня.

— Ну, допустим. Но в любом случае, каково это?

— Нечто невероятное.

— А что она умеет делать?

— Бен, она умеет делать абсолютно все.

В Сарину гостиную вошла моя парикмахерша Джоан.

— Там, внизу, репортеры, — сказала она. — Думаю, меня тоже сфотографировали. — Она скинула пальто и обняла меня: — Анна, добро пожаловать домой. Благодаря таким историям, как твоя, начинаешь верить в чудеса.

— Я тоже, Джоан.

— Где тебе будет удобнее ее стричь? — спросила Сара.

Я уже успела принять душ, волосы были еще мокрые, поэтому Джоан усадила меня на табурет в Сариной кухне.

— А это что такое? — спросила Джоан, придирчиво изучив кончики моих волос.

— Ти Джей подпалил их, когда волосы слишком уж отросли.

— Ты шутишь!

— Вовсе нет. Он вообще боялся, что вся голова может загореться. — Волосы у меня теперь спускались намного ниже лопаток. — Сними несколько дюймов. Ну и челку не мешало бы подровнять.

— Естественно.

Пока Джоан приводила в порядок мою шевелюру, она буквально засыпала меня вопросами об острове. Я рассказала им с Сарой о летучей мыши, что застряла у меня в волосах.

— Неужели она тебя укусила?! — ужаснулась Сара. — И что, Ти Джей ее убил?

— Ну да. Но все закончилось благополучно. Она не была заражена бешенством.

Джоан высушила мне волосы и разгладила их плоским утюжком. Она подняла повыше ручное зеркало, чтобы я могла посмотреть на результат ее работы. Теперь мои волосы снова имели здоровый вид, а концы были ровными.

— Вау! Почувствуйте разницу!

Сара хотела заплатить, но Джоан категорически отказалась от денег. Я поблагодарила ее за то, что согласилась обслужить меня на дому.

— Анна, это самое меньшее, что я могу для тебя сделать, — тепло обняла и поцеловала меня Джоан.

После того как она ушла, я сказала Саре:

— Есть одно место, куда мне очень хочется пойти. Вот только как ускользнуть от толпы репортеров?

— Легко, — ответила Сара. — Я вызову такси.

Но не успели мы с Сарой открыть дверь, как репортеры, которые уже поджидали нас на ступеньках, тут же принялись выкрикивать мое имя. Мы с трудом протолкнулись через толпу и сели в подъехавшее такси.

— Жаль, что в твоем доме нет черного хода, — вздохнула я.

— Они нас и там достали бы. Стервятники поганые!

Сара назвала водителю адрес, и скоро мы уже въезжали в ворота кладбища Грейсленд.

— Вы не могли бы нас подождать? — попросила Сара водителя.

В сером небе кружились редкие снежинки. Я поежилась, но Сара, которая, похоже, была нечувствительна к холоду, даже не потрудилась застегнуть пальто. Она привела меня к могиле, где рядом были похоронены наши родители — Жозефина и Джордж Эмерсон.