Ну, все, хватит нытья! Я вытерла выступившие слезинки и встала. Побродила по парку, вспомнила все, что можно было, и что — нельзя... Пора и маму навестить.

—Здравствуй, мама, — поздоровалась я, нежно проводя рукой по памятнику.

Этот мрамор был моим лучшим другом и все понимающим слушателем на протяжении долгих лет. Только, из года в год бездушный камень молчит.

— Я люблю тебя, мама. И очень скучаю, хоть никогда и не видела тебя. Ты всегда со мной, ты в моём сердце. Мне так одиноко, так больно, так плохо. —Слёзы-предатели уже катились по щекам. — Прости меня, мама. Прости! Зачем же ты родила меня? Скажи, зачем? Если сама ушла, а меня оставила здесь, одну, и я никому не нужна, — голос мой сорвался. Крик души вырвался наружу. Та боль, которую я все эти годы мужественно хранила в душе, извергалась из меня потоком слёз. —Я люблю тебя, мама. Прости. Прости!

Наверное, часа два я пролежала возле её могилы. Воспоминания терзали мое, и без того несчастное, сломанное сердце. Ржавыми гвоздями по уставшим струнам царапали свою песню.

…Мне девять лет, и я пришла из школы.

«— Папа, папа, привет! Я сегодня получила «пять» за итоговую контрольную по математике. Ты рад за меня?

— Очень. Отвали от меня, маленькая гадина. Ты такая умная только потому, что я оплачиваю твою грёбаную школу.

— Но, папа, я же написала эту контрольную сама!

Удар. Удар. Удар.

— Плевать я хотел на твою контрольную, и на тебя! Сколько раз я говорил тебе не лезть ко мне, когда я работаю с бумагами? Скройся, чтобы я тебя не видел!»

Теперь я понимаю, что работа была важнее меня. Да что там, всё было важнее меня. А была ли я вообще?

Мне пятнадцать лет.

«— Пап, я дома.

— Пошла вон, и побыстрей, не возвращайся до вечера. Я жду гостей.

— Но, пап, мне нужно готовиться к завтрашнему опросу!

Схватил меня за волосы и трясет.

— Не смей мне перечить! Пошла вон, я сказал!»

И я ушла. Вернулась только под утро, надеясь, что он спит. И он спал, а рядом лежала голая и очень неприятная на вид женщина. Шлюха. После этого раза я всё чаще возвращалась домой под утро.

Что такое? Землетрясение? Я разлепила глаза, и все вокруг поплыло. Это не землетрясение, это я сотрясалась от рыданий. Возвращение в прошлое всегда было крайне болезненно для меня. Прошлое никогда не отпускает. Оно только создает видимость, что ушло, прячется в чертогах сознания и подгадывает самый удачный момент, чтобы появиться вновь. Чтобы выпотрошить тебя всего, не оставив ничего. Только БОЛЬ. Я зажмурилась, сжимая руки в кулаки. Надо быть сильной! Какой ты была всегда, Кросс!

Последнее, и самое страшное воспоминание, навсегда сделавшее меня зависимой от тирана-отца. Оно всегда вне конкуренции по доставлению боли, и оно никогда не покидает меня.

Мне было семнадцать лет, и я ждала дома отца.


«Всё было готово. Сегодня у него день рождения, и он захотел отпраздновать его дома, впервые. Обычно он напивался где-нибудь с дружками, и домой приходил только дня через три. Не знаю, почему, но мне захотелось сделать ему приятное. Я вытащила стол из кухни, постелила праздничную скатерть, которую нашла в чулане. Как долго я провозилась в кухне с ужином! Но когда оценила результаты своих трудов, поняла, что всё не напрасно. В этот день отец точно будет гордиться своей дочерью. По крайней мере, я на это надеялась. Через полчаса в дверь позвонили, и я пошла открывать. На пороге стоял Итан О'Коннел, постоянный собутыльник отца. Только, что он тут делал сейчас?

— Ники, здравствуй. Какая ты сегодня красивая. Настоящая девушка, а не ребёнок.

—Спасибо, дядя Итан. А где папа, вы не знаете?

— Он скоро придёт. У него же сегодня день рождения, и мы собирались отметить его вместе.

— Вместе у нас?

Всё мои старания пошли прахом. Если бы я знала, то просто купила бы ящик пива и чипсов.

— Да, у вас, Ники. Я вижу, ты подготовилась. Хорошая девочка.

И почему мне было так неуютно под его взглядом? Я ведь знаю этого алкаша большую часть своей жизни. Но тут на пороге появился отец. Его взгляд блуждал по комнате, он явно уже успел поддать.

— Итан, дружище, здорово! Черт, нехорошо вышло. Мы же хотели отпраздновать. Извини, но проститутки отменяются. Что-то у них там случилось. Какая-то облава, проблемы… Я отдам тебе долг позже, может быть, даже деньгами.

— Не нужно, Дом. Ты можешь отдать мне его прямо сейчас.

Плотоядный взгляд скользнул по мне, как бы оценивая. Я вся сжалась, предчувствуя неладное.

— Твоя дочурка сгодится. Вполне.

Нет!

— Дядя Итан, что вы такое говорите?

— А что, малышка, наверняка какой-нибудь парень в школе тебя уже поимел? Ну же, иди к дяде Итану, крошка.

— Да, чего ты с ней сюсюкаешься? Я тебе отдаю долг в виде моей дочери. Давай, только побыстрее с ней тут заканчивай, и к столу, — заплетающимся языком отрезал отец.

Что делать?! Бежать! Но как? Он стоял прямо передо мной, а отец — в дверном проёме.

Итан подходит всё ближе, и вот я уже в крепком захвате его рук. Не вырваться, не убежать.

— Шшш, малышка, всё будет хорошо. Не дёргайся.

— Отпустите меня! Вы — насильник, педофил! Урод!

Тут же мою щёку обожгло от удара.

— Молчи, сучка! Не так больно будет.


Он начал расстёгивать брюки, одновременно пытаясь задрать моё платье. Я уже не могла думать связно, страх отключил разум и включил инстинкты. Из-за слёз всё превратилось в одно большое, размытое пятно. Когда я уже решила сдаться и стоять спокойно, моя рука наткнулась на что-то тяжёлое на столе. Нож для разделки мяса. То, что надо! Недолго думая, я всадила нож в пятно перед собой. Раздался дикий вопль, и я отлетела назад.»

Это море крови я не забуду никогда. Мне казалось, будто кровь била из него фонтанами. Она была и на моих руках тоже… Я воткнула нож ему прямо в живот. Куда-то под сердце. Эта сволочь выжила, но навсегда осталась инвалидом второй группы. А я отправилась под суд. Насколько я поняла, отец использовал свой политический авторитет, который ещё не до конца пропил, или знакомых в полиции, но нигде в деле даже не упоминалось о присутствии отца в комнате отца и о том, что он был свидетелем попытки изнасилования. Мне дали два года, условно. Из них два месяца я провела в детской исправительной колонии, в то время я заканчивала школу. В школе всем сказали, что я уехала брать уроки живописи в Париж… Спасибо папаше, что пожалел меня и выпустил из той колонии через два месяца, а то местные психушки пополнились бы еще одним чудиком. Жуткое это место — колония.

С тех пор у отца есть на меня компромат. В деле написано, что я сама набросилась на Итана, потому что он отказался заняться со мной сексом. Также там засвидетельствовано, что я находилась под действием наркотиков. Наркотики, естественно, у меня нашли, заключения в наличии, наркологи и судмедэксперты куплены. Когда мне исполнилось восемнадцать, я сбежала в Виргинию. Слава Богу, никто не проверял меня на наличие судимости, и я спокойно работала в разных магазинах. Конечно, у меня не было даже и мысли о том, чтобы попытаться поступить в университет. Денег нет, сомнительное прошлое. Кому я нужна со своими картинами? Парня тоже не было никогда. Доверять мужчинам я больше не могу, да и не хочу. Всего два слова "малышка" и "крошка" вселяют в меня панический ужас, толкающий на глупые поступки, продиктованные желанием убежать, спасти свою жизнь. Заслышав их, я сразу представляю лицо Итана и вспоминаю, как он пытался изнасиловать меня. В самых страшных кошмарах он все-таки доводит начатое до конца…

От слез клонило в сон, а я и так уже замерзла, лежа на земле. Наступил вечер, половина десятого! Дружки уже должны были свалить. Пришлось идти домой. По дороге к дому я твердо решила, что обманывать Майкла не буду. Я достану отцу эти деньги другим способом, как-нибудь, но без предательства и лжи.

Дома вовсю шла пьянка, мой приход никого не обрадовал. Папаша встретил меня на пороге.

— Дочурка, ты рано. У нас веселье в самом разгаре. Погуляй еще.

— Где мне гулять ночью?! Я и так замерзла, заболею, наверное!

— Ты мне еще поори, — прошипел он, на трезвея на глазах. — Вали к Митчеллу и начинай под него стелиться уже сейчас.

— Я не буду его обманывать. Нет! Я достану тебе эти деньги, но другим способом.

— Ты не поняла ничего. Тупая, как пробка! Мне нужен сынок Митчелла, нужно знать все о нем!

— Нет!

— Тогда, проходи, — сказал он и обернулся к своим дружкам. — Джек, смотри, какая красавица у нас сегодня на вечер!

— Не надо! — заорала я, пятясь от него.

— Значит, проваливай, на хрен отсюда, малышка. И думай, как ты окрутишь Митчелла.

Я выбежала из квартиры и наугад понеслась по улицам Вашингтона. Идти было не куда, поэтому я пошла… к Бетчу. Грин роуд, первый дом у дороги…

— Ники? — Удивленно спросил он, открывая мне в дверь. В руках Бетч держал банку пива, а за его спиной раздавались звуки телевизора, транслировавшего какой-то матч.

— Я, да. Сам звал в гости, — нагло произнесла я и вошла, забирая у него банку с пивом.

— Эм, ну, да, — усмехнулся Бетч и пропустил меня внутрь.

— Но ты меня не трахнешь, помни об этом!

— Как скажешь, капитан!


Глава 3.

Новый день не принес ничего хорошего. Или, все же, принес… Моя рука нащупала что-то твердое, теплое и… дышащее. Я открыла глаза и чертыхнулась про себя. Рука лежала на торсе Бетча, а сами мы — на диване в гостиной. Хм, но я была в одежде. Это ему, что ли, стало жарко? Я быстро отдернула руку, вспомнив о том, что он может в любой момент проснуться и увидеть это. Но было поздно.