Денег на билет, естественно, не было, и занять было не у кого. Что же делать? Я огляделась. Да уж, ничего в этой квартире не стоило и гроша ломаного. Если только меня саму выставить на продажу. Меня затопили паника и отчаяние. Я была уже готова позвонить Майклу или даже почку продать (знаю, что смешно, но попытка, не пытка), когда вовремя вспомнила о кредитке. Внутренние рейсы были недорогими, можно и кредиткой воспользоваться. Но опять же, возвращать потом деньги… Чертов папаша!

Также меня не оставляли мысли о том, что деньги мне еще понадобятся. Не мог он просто так обо мне вспомнить. Скорее всего, не хватает на выпивку. И мне, в любом случае, придется искать деньги… В мою голову вовремя пришла идея. Идеи, приходящие в мою голову, всегда либо феноменально глупы, либо доставляют боль. На этот раз она заставила меня плакать, а сердце — рваться. Кольцо. Его придётся продать. Иначе никак. Репутация и свобода были дороже каких-то воспоминаний, к тому же, не очень хороших. В ломбарде сразу поняли, что положение у меня безвыходное и начали торговаться. Люди! Человек человеку — волк. Выторговав за это дорогущее кольцо всего полторы тысячи долларов, я побежала за билетом. Так и хотелось порвать эти купюры и вернуть Майклу кольцо. Ведь оно, наверняка, стоило раза в три дороже. Нечего было делать вложения в меня.

Билет я взяла на одиннадцать ночи, на сегодняшний день. Уехала тихо, так сказать, ушла по-английски, ни с кем не попрощавшись. Даже с Мел. Оставила ее маме Цезаря с чемоданом вискаса и прочих, жизненно необходимых вещей и ушла, не оставив своей любимой бестии и записки. Уезжала я ненадолго, на неделю всего лишь. Но ощущение было такое, будто навсегда.


* * *


Вашингтон, округ Колумбия.

Опять этот противный запах плесени и сырости, как в детстве, когда он превратил наш дом в помойку и пивнушку. Запах отчаяния. И снова я тут. Снова в ожидании чего-то ужасного. Жду своего палача, точнее, родного отца. Квартира у него была новая, но запах тот же. Смрад. Эта могильная вонь следовала за ним по пятам. На полу валялась куча бутылок, окурков и всякого мусора. Женщины здесь явно не было. А может и была, какая-нибудь шлюха, из-за которых он всегда меня раньше выгонял из дома. Ах, да, это же я виновата, что ему приходится пользоваться их услугами. Боль опять сдавила сердце. Мама. Это слово на всю жизнь выцарапано ржавыми гвоздями на моём сердце. Это слово — моё проклятие. Это я виновата. Я знаю, точнее, он меня в этом убедил.

— Ники, малышка, иди обними папочку! — Сказал он, появляясь в дверном проёме. Голос, преследовавший меня в кошмарах, был нежным и ласковым, но я знала, что это ложь, опасная иллюзия.

— Здравствуй, отец. Давай обойдёмся без всех этих показных нежностей. Здесь нет никого, кроме нас.

Удар. Пощёчина. Какой он быстрый. А рука слабее не стала... Но мои щёки всё ещё помнили былые времена, так что, больно не было.

— Ты права, маленькая дрянь, здесь никого нет. Я смотрю, ты стала бесстрашной. Где та девчонка, которая дрожала в углу и со слезами на глазах просила её не трогать? — говорил отец, обходя меня по кругу.

Раненный хищник, чтоб его. Мне казалось, или его глаза сверкали безумством? Может, он пьян? Тогда я отсюда не выйду живой. Никогда.

— Она умерла. Причём, давно.

— Последовала за своей мамочкой? Не смогла вынести мук совести?

Он издевается над тобой. Не поддавайся на провокации. Не поддавайся! Молчи!

— Нет, вместо неё родилась другая. И я ни в чём не виновата, чтобы мучиться от угрызений совести, понял? Ты всю жизнь внушал мне эту истину! Будто я виновата в смерти мамы. Но виноват ТЫ! Ты всегда, во всем виноват, ты несешь одни разрушения!

— Не-ет, моя дорогая. Это ты виновата. Она умерла, потому что родила тебя. Дала жизнь такому отродью, как ты, а сама умерла, — уже не говорил, а кричал он. — Врачи говорили ей, что она не выносит тебя, но она не хотела делать аборт, ценила жизнь, — презрительно фыркнул отец. — Надеюсь, теперь эта дура довольна. Ты живешь и радуешься, а она сдохла сразу, как родила тебя.

Опять удар. Не больно. От слов больнее. Я слышала это не в первый раз, но боль не становилась меньше.

— Я не верю тебе! Не верю! Можешь бить меня, сколько хочешь, я привыкла, — ответила я, дерзко вскидывая голову и сверля его взглядом. Наедине с хищником нельзя зарывать голову в песок, иначе откусит сразу. — Мама любила меня, поэтому не стала убивать. Ее свел в могилу ты!

Отец схватил меня за шею и прижал к стене.

— Зачем ты позвонил мне? Что ты хочешь? Напомнить мне, какое я отродье? Я и так помню. Чтобы душить меня? Души. Все равно нет никакого смысла в этой жизни, — хрипела я, задыхаясь.

— Какая умница. Не забывай никогда, кто ты. А позвонил я потому, что соскучился по любимой дочке, — произнес он, отпуская меня.

— Конечно…

— Эх, видишь меня насквозь. Узнал, что жизнь у тебя пошла в гору, доченька. Врешь, моя маленькая сучка, что смысла-то в жизни нет. Встречаешься с крутой шишкой — Майклом Митчеллом. С этим денежным мешком дерьма.

Боже, нет. Причём тут Майкл? И почему он так на него злится? Сам, что ли, хотел с ними встречаться?

— Я с ним не встречаюсь.

— Я видел ваши фото в газете. Не смей мне врать! Ты так мило ворковала с этим ублюдком, как будто вы давно уже вместе.

Лучше бы я тогда ушла от Майкла в белье, зато было бы ровно на миллион проблем меньше.

— Я с ним просто сходила в парк аттракционов. Между нами ничего нет и не было. Клянусь.

— А мне плевать. Раз ты теперь такая крутая и взрослая, носишь дорогие шмотки, спишь с богатенькими ублюдками, то ты должна мне пятьдесят тысяч долларов. И мне неважно, как ты их достанешь. Хоть станешь подстилкой Митчелла, хоть пойдёшь на панель. Выбор я оставляю за тобой.

Выбор, выбор. Все говорят о выборе, но на деле его нет!

— За что я тебе должна? За годы издевательств? За годы оскорблений и унижений? За что?!

— За то, что я содержал тебя восемнадцать лет, неблагодарная дрянь. А еще я до сих пор храню твою тайну.

— Хранишь? Шантажируешь!

— Называй, как хочешь. Ты же у нас умная, и слова умные знаешь. Я сказал тебе, что мне нужно. Дальше дело за тобой.

Да пошёл ты! Ненавижу тебя! Подонок! Мразь!

— Я не могу достать такую сумму. Это нереально, — зло прошептала я, закрывая глаза, чтобы не видеть все это уродство вокруг себя.

— Девочка моя, у тебя в запасе три месяца. По истечении этого срока газетчики всего мира узнают, что из себя на самом деле представляет подружка мистера Митчелла.

О, нет. Это не просто позор на всю жизнь для меня, это позор для Майкла…

— Тогда я расскажу, как ты содержал меня все эти восемнадцать лет. Я потяну тебя за собой.

Угрозы не есть хорошо. Боль обожгла щёку. Это не пощёчина, нет… Кулак. Будет синяк, твою мать.

— Я вижу, тебя надо заново воспитывать. Ну, так я этим займусь. Сколько у меня времени в запасе? На сколько ты прилетела?

— На три дня, — соврала я.

— Так не пойдет. Три дня мало, чтобы достать нужную мне сумму.

— Я не знаю, как достать такие огромные деньги! Поэтому и года будет мало!

— Не беспокойся, Ники. У меня есть план. Сейчас я тебе о нем расскажу. Присаживайся на диван и слушай внимательно. За каждый заданный вопрос — удар. В твоих интересах все понять с первого раза.

Я села на «диван», кривясь от отвращения про себя. С какой помойки он притащил это развалившееся нечто?

— Начну с того, что эти дни ты будешь жить здесь, — поухаживаешь за отцом. А насчёт того, что ты меня потянешь за собой, я так тебе скажу: после того, как я обнародую твои «секретные материалы», все, абсолютно все от тебя отвернутся. Журналисты выставят всё это в самом невыгодном свете. И никто тебе уже не поможет. Не дай бог, ты заикнёшься обо мне, — тебя найдут, и уже не пожалеют. Ты же помнишь, кем твой папочка работал, пока ты не родилась и не испортила его карьеру.

Верю, что никто не найдет. Даже собаки не откопают мои останки… Дорогой папочка постарается.

— Собственно, план. Ты втираешься в доверие к Митчеллу-младшему и достаешь деньги. Мне плевать, как ты это сделаешь. Но я знаю точно, что он неспроста появился в твоей жизни. Сама посуди, ты и он, — пренебрежительно бросил он. — Плюс, ты моя дочь. Что-то этот слизняк удумал, подбирается ко мне. Спустя столько лет…

— О чем ты? — шокировано спросила я. Что за чушь он нес? Бредятина!

— О том, что я должен знать о планах Майкла Митчелла. Ты будешь трахаться с ним так хорошо, чтобы он души в тебе не чаял, доченька. Будешь соглашаться на любые его прихоти. Заставишь его влюбиться в тебя. А потом — дело техники. Мне нужно знать, какого хрена он возник, как черт из табакерки.

Господи, господи… Что происходит?! В какие игры они все играют? И… Причем тут я? Как я оказалась под огнем, в самом центре мишени? Почему я, вообще, стала мишенью?


— Ты готов подложить меня под него, но ради чего? Ради каких-то своих догадок, ничем не подтвержденных? Скажи, ты никогда меня не любил? — горько спросила я. — Что я тебе сделала? Ну, что?

— Родилась. Этого достаточно. Ты убила Элизабет. Ты убила мою карьеру. Ты испортила всю мою жизнь, — он говорил с маниакальной убежденностью, зрачки моего «так называемого» папочки были расширены. — ТЫ погубила меня!

Боже, пусть только не убьет меня…

— Каким образом я убила твою карьеру?

— Когда всё вышло из-под контроля, Элизабет не было рядом, чтобы поддержать меня. Была только ты — вечная обуза. Какой от тебя толк? Позже меня отправили в отставку, объяснив это тем, что теперь у меня была семья, и я не мог справляться со своими обязанностями. Но семьи у меня не было. Только ты!